Монстры против драконов

      Лидер — он до поры до времени лидер. Пока двери спальни не закрываются изнутри. Нет, там он, конечно, тоже лидер, суровый рэпер, надежда и опора корейского национального хип-хопа, всебантаний бог хита и сверхразумный интеллект… до поры до времени…       … Пока Хосок не выйдет из душа, на ходу вытирая мокрые волосы. И тут все. Лидер закончился. И на его месте остается желеобразная восторженная лужица, наполненная до краев перекаваем. Примерно так действует на Рэпмона Хосок. Все еще. Спустя месяцы отношений, наполненных сначала робкой влюбленностью, потом пылкой страстью, потом истерическим чувством собственности и, наконец, крышесносным ненасытным неосторожным и безбашенным сексом.       И надо бы остановиться, немного умерить пыл. Иначе бантаны близки к тому, чтобы начать прямые трансляции с попкорном и ставками на V App+, потому что, ну реально, даже вигуки так себя не ведут, хотя гораздо более беспредельщики.       Лидер неузнаваем. У него улыбка счастливая не сходит с лица. У него ямочки на щеках уже даже не делают попыток спрятаться. Он в спальне не только кровати не раздвигает, а вообще всерьез задумывается насчет покупки двуспалки кинг сайз. И если бы Хосок его хоть в каких-то рамках не держал, скандалу бы не избежать.       Но Хосок… Королевишна… Он будто и не замечает всей этой влюбленной истерии, что Мон вокруг него развел. Он просто парит надо всем этим спокойно, царственно. Он просто с легкой улыбкой наблюдает, как растекается у его ног намджунистая лужица. И от этого его улыбка светится спокойным тихим счастьем. — Я люблю тебя, — говорит он Намджуну ласково, когда выключается в комнате свет и лидер уютно укутывает своего кукленочка в одеялко. — Ты знаешь?       И вот тут проблема. Потому что Намджун бы и рад раствориться в этой мысли полностью, наполниться уверенностью в хосоковой любви и успокоиться. Но…       Он все еще в режиме ожидания. Ожидания неминуемой угрозы, которая, как ему кажется, все равно обрушится. Он боится, что прилетит дракон и унесет его принцессу.       Проблема Мона в том, что он много думает. Слишком. И в конце концов надумывает себе такого, что и на голову не наденешь. Если бы Хосок хоть примерно следил за хитросплетениями выводов и доводов внутри рэпмоновской черепушки, он бы вообще охуел, как много на пустом месте себе человек может навертеть проблем и переживаний.       Но, честно говоря, у Рэпмона есть все основания переживать. Потому что дата всемедийной тусовки, на которой соберутся топовые агентства со своими лучшими проектами и будут мериться хуями в плане достижений, уже объявлена. И есть серьезные основания полагать, что YG явится туда как раз со своим лучшим проектом, пусть и временно недоукомплектованным. Ну, а БигХит, естественно, явится со своим лучшим проектом.       Они не должны встретиться! Мон готов плакать и просить, умолять, если потребуется, только бы предотвратить эту встречу, только бы сделать так, чтобы дорожки Дракона и Хоупа не пересеклись. Но они пересекутся — тут уж без вариантов.       Рэпмон смотрит, как Хоуп у окна надевает шелковую белую концертную рубашку, штрихово стразами расшитую, и не выдерживает, подходит сзади, обнимает, сжимает в объятиях, прижимает к себе: — Вот так бы проглотить тебя целиком… — говорит он Хоби в затылок, — И носить в себе всегда. Чтоб никто тебя не трогал… — Меня и так никто не трогает… Кроме тебя, блять! — негодует Хосок, стягивая измятую шелковую рубашку, которую только что отпаривала аджума из стаффа. И, глядя на виноватую физиономию Почетного Бантаньего Разрушителя, протягивает рубашку ему. — Пять минут тебе добежать до канадской границы и обратно. Время пошло.       И пока Мон мелкими перебежками отправляется решать проблему одежды, которую сам же и создал, Хосок стоит у окна, обхватив себя руками, и зеркалит в оконном стекле собственную счастливую улыбку. Стоит ровно до той секунды, пока в отражении рядом с его розово-радужными волосами не появляется розовая же макушка Рэпмона. И тогда он резко разворачивается, обхватывает ладошками намджунью виноватую физиономию и нацеловывает, утягивая в их общий самый счастливый весенний день.       Все рушится в понедельник. Как раз в ту секунду, когда Намджун стоит за кулисами, пожирает Хоби влюбленным взглядом и думает, какой же он потрясающе красивый в этой своей голубой концертной рубашке, белом коротком свитере и белых джинсах, и как его радужная макушка гармонична сразу со всем окружающим миром, дополняя нежной своей красотой все, чему этой нежности вокруг не достает. Как раз в ту секунду Хоуп вытаскивает из кармана свой айфон и читает сообщение. И мрачнеет, сходит с лица, быстро поднимает взгляд и напарывается на напряженный взгляд Намджуна. — Что-то случилось? — спрашивает Намджун. — Плохие новости? — Да нет, ничего особенного, — отмахивается Хосок, но как-то это звучит уж очень скрипуче. И, может быть, Намджун и не придал бы этому значения, если бы не застал Хосока вечером сидящим в углу кровати с телефоном в руках, уставившимся немигающим взглядом в экран телефона. И, может быть, и это можно было бы пропустить мимо внимания, если бы Намджун не обнаружил, что у Хосока на телефоне появилась блокировка. Раньше никогда блокировки у него на телефоне не было.       Рэпмон умный. Он может производить в уме сложные вычисления и делать многоступенчатые выводы. Ну, а тут ему и напрягаться особо не приходится. И еще не приходится ему напрягаться, чтобы разгадать хосоков пароль на блокировке. И то, что он в итоге читает в какао, его не радует. Потому что незнакомый номер долбит чередой неотвеченных сообщений с просьбами поговорить, выслушать, вернуться и «сдохну без тебя». И пусть Хосок на сообщения не отвечает, но! Он же их читает! Он же не удаляет их! Значит, ему интересно. Значит, он об этом думает!       Даже самые лучшие из нас подвержены разрушительному влиянию ревности. Она сжирает изнутри даже самые прогрессивные умы и даже самые крепкие организмы. И Мона выламывает буквально от всех этих мыслей. Ему кажется, что он чувствует приближение конца. Что вот-вот — и Хосок уплывет из его рук и его унесет дракон. Что вот-вот — и его личная персональная счастливая сказка закончится.       Он по ночам Хосока из своих объятий ни на секунду не выпускает. Он не дает ему вздохнуть спокойно. Он обеспечивает ему такой передоз себя, что Хоби уже посматривает на него испуганно. И всякий раз, когда Хоуп открывает рот и начинает что-то говорить более-менее серьезным тоном, сердце Рэпмона отчаянно ухает вниз, куда-то к большим пальцам ног: «Ну вот и все!». Он доводит себя до такого состояния, что готов разрыдаться, даже если Хоуп всего лишь выходит в соседнюю комнату.       Накануне мероприятия Икс Намджуна трясет. Вечером у него поднимается температура, он валяется в кровати совершенно разбитый, его дико тошнит и лихорадит, а рядом с ним сидит Хосок, периодически измеряя ему температуру и заставляя выпить то одно, то другое лекарство.       Рэпмон Хосока видит размыто, его лицо растекается перед глазами в радужное пятно, но он хватается за хосочий локоть и так чувствует, что пока Хоби все еще здесь. Он мелет в полубреду какие-то странные предположения, требует от Хоби обещаний не уходить и не оставлять его одного, а потом проваливается в глубокий сон.       К следующему вечеру он берет себя в руки. И хотя ноги пока еще подгибаются от слабости, хотя постоянно прошибает липкий болезненный пот, он все-таки садится вместе со всеми бантанами в минивэн и отправляется в клуб на медиасходку.       Хоби кажется совершенно спокойным. Он усаживается рядом с Намджуном, кладет голову к нему на плечо и пытается хоть немного поспать, поскольку ночь прошла в беспокойных хлопотах вокруг температурящего лидера.       Намджун ловит себя на мысли, что ему не нравится эта неуместная доверчивая нежность Хоби. Зачем он старается подсластить пилюлю? Все равно сегодня вечером эту посапывающую на плече принцессу утащит дракон. Зачем тогда? Лучше уж сразу, одним рывком избавиться от этого болезненного чувства как от аппендицита. Намджун решительно разворачивается к спящему Хосоку, но убрать плечо из-под его щеки так и не решается.       Бантаны стихают. Они сочувствуют приболевшему лидеру, но понимают, что такое мероприятие можно пропустить только мертвым, все остальное — причины неуважительные.       Чем ближе зеркальные двери клуба, тем сильнее бьется сердце у Мона. Он наблюдает за Хосоком и настороженно ждет, когда в поле зрения его появится Дракон. Ему жизненно важно прочесть на лице своей надежды правильную реакцию, иначе его затопит весь тот чувственно-мысленный сумбур, который кипит вот уже несколько дней в его голове. Но Хоби стоит лицом к своему Намджуну и не видит, как в зал входит команда YG и улыбающийся Ян жмет руку ПиДи-ниму.       Намджун втайне надеялся, что Квон явится сюда в таком же жалком депрессующем виде, в каком он был на фотках, шокирующих в последние дни Инстаграм. Но не зря говорят: нельзя недооценивать врага. Дракон сегодня сияет всей своей чешуей: красивый, гладко выбрит и стильно элегантно одет, он заполняет сиянием своей улыбки каждый уголок этого зала.       Хосок, видимо, читает на лице Намджуна все эти мельтешащие мысли, потому что с интересом оборачивается, чтобы посмотреть, что же так захватило внимание его Мона.       И на Мона вдруг накатывает такая вселенская усталость… На другом конце зала Дракон медленно поднимает бокал вина в знак приветствия стоящих смущенной кучкой бантан. И лидер ловит себя на мысли, что выпить — это сейчас именно то, что нужно. Он аккуратно высвобождает из горячей хосочьей ладошки свою дрожащую руку и пятится к столикам, стоящим позади у стены. Хосок испуганно смотрит на него, следит за ним взглядом, вскидывается: — Ты куда? Не уходи! Мон улыбается. — Ну что ты? — примиряюще понижает голос он. — Я только на минуточку отойду и возьму выпить…       Хосок дергается следом за ним, хватает его за руку в какой-то суетливой панике: — Подожди, тебе же нельзя алкоголь… ты же пил лекарства… — вдруг нервно дрожит губами он.       Но Мон опять высвобождает свою руку из его цепких пальцев. — Иди к ребятам, — нервно сглотнув, говорит он чуть изменившимся голосом. — Никуда я не денусь. Иди.       И, выпив залпом бокал вина, выходит широкими шагами из зала.       По пути ему встречаются ребята из ЕХО, Бэк и Чанёль, и, постояв-потрепавшись, они решительно выдвигаются выпить за встречу. Проходя мимо дверей малого зала, Мон краем глаза замечает, как тонкий и звенящий Дракон медленно подплывает к его нежной радужной принцессе. Замечает, опускает голову и просто проходит мимо.       Так, стоп! Минуточку….       Теплое плечо менеджера (а это точно плечо менеджера?) под головой — это уже неплохо. Это хотя бы удается идентифицировать. Все остальное пока нет, но хотя бы это — да. Дальше синхронизироваться с реальным миром удается процентов на пять, не больше.       И еще одно важное открытие: оказывается, чтобы заработать морскую болезнь, вовсе необязательно выходить в море. Вот он, шторм, во всей красе! Прямо перед нами! Только как-то мутно видно ночное море и не слышно криков чаек. — Лллю….лллююю, — пытается выговорить язык, а расслабленный и почему-то бесконечно добрый мозг заставляет губы снисходительно и солнечно улыбаться. — лллллюююю-ллллюююю…. — Ну что? — звучит насмешливо голос менеджера. — Любишь? Кого? Меня? — Ллю-ллюминатор протри… — выдыхает рот.       Слышится хохот менеджера. Потом дверь, потом лифт. Потом комната такая родная, такая теплая в общаге… Стоп! А это у нас тут кто?       Хосок стоит посреди комнаты, сложив руки на груди, и грозно смотрит на Монстра. — Спасибо, хён, — говорит он менеджеру. — Дальше я сам… Но Монстр протестует: — Нннне нннадо сам! — машет он указательным пальцем перед лицом Хоби как взбесившийся маятник. — Ннне надо!       Потом хватает хосоковы пальцы, промахивается и, обреченно махнув рукой, лезет обниматься.       Хоупу смешно. Пьяный Монстр — зрелище запредельное. Но он старается сохранить строгое лицо, потому что, блять, ему есть, что сказать.       А эту напившуюся в хламину оглобельку тем временем сильно штормит по комнате. Он, раскидывая руки по сторонам, пытается что-то конкретное рассказать, что-то очень важное объяснить и кого-то очень важного процитировать, но в результате выходит что-то типа «Ааааа-эээээ-ууууу-ууух ты!» и много-много всхлипов.       Хоуп со вздохом ведет его в ванную, пытается раздеть и как-то затолкать под душ. Позвать на помощь некого, в общаге они одни — все остальные на афтепати отрываются. А это существо вдруг стоит, голову опустив, и, видите ли, стесняется раздеваться. И требует отвернуться.       Хоби мрачнеет и отворачивается со вздохом. И вдруг чувствует, как его со спины обхватывают руки и сжимают в теплое болезненное кольцо. Влажная щека утыкается в затылок Хоби, влажные губы обжигают терпким перегаром. — Я думал… думал… — слышится сквозь всхлипы, — думал, что ты не вернешься…       Хосок молчит и смотрит в стену, закованную в бежевый кафель. Монстр замирает в этом напряженном объятии и как-то уже совсем трезво повторяет: — Я так люблю тебя….       У Хосока вены на руках дыбом от этого голоса. У него горло перехватывает, а перед глазами клуб, малый зал, Дракон, весь такой в черном и весь такой благоухающий терпкими дорогими ароматами. И глаза его. Большие черные глаза. Полные какой-то горькой влаги. — Ты обещал, что не отпустишь меня… — говорит Хоуп, и эта фраза повторяется эхом, будто доносится из того зала. — А сам бросил меня… в незнакомом месте… одного… среди всех этих людей… — Я подумал… я думал… — струится по позвоночнику Хоби горячий шепот из намджуновых губ, — … я не хотел мешать… Я, знаешь, взломал твой телефон…       Говорит и замирает. В ожидании смертной казни как минимум. — Я знаю, — устало усмехается Хоби. — Я читал твою переписку… все его сообщения… — отдает себя на расправу Намджун.  — Я знаю… — еще более устало. — Почему ты хранишь все эти его сообщения? — спрашивает Намджун обиженно. — Всю эту переписку?       Молчание в ванной, кажется, можно ножом на куски разрезать. У Намджуна сердце в висках стучит, отбивает все те варианты возможных ответов, которые проносятся в одаренном моновском мозгу, пока молчит Хосок. — Чтобы никогда не забывать, почему я с тобой… а не с ним… — говорит Хоби.       Намджун стискивает хосочий шелковый рукав в своем кулаке, открывает рот, чтобы сообщить, что, вот, он держит крепко и больше не отпустит…. Но вдруг делает страшные глаза, резко кидается к унитазу и его начинает дико и беспощадно тошнить.       Хосок хлопочет рядом, промокает его лоб салфетками, пока Намджун причитает в перерывах, что, вот, оказывается, нельзя алкоголь с лекарствами мешать… Смеется, потому что очень уж у Намджуна мордуленция жалобная при этом. И чуть не плачет. По той же причине.       Потом, когда укутанный по уши в одеялко и сверкающий из кокона одними глазами Монстр нежится на кровати в объятиях Хосока, тот все же рассказывает о своем разговоре с Драконом. И о том, что и как говорил этот человек. И как ныло и сжималось в ответ на эти слова сердце. И как нужна была в этот момент сильная намджуновская ладонь в его руке. Все рассказывает. Как есть. Потому что однажды, тогда, в студии, когда он вышептывал своему Монстру в спину всю эту историю, Хоби решил никогда не врать ему. И пообещал сам себе это. И если Хосок решил и пообещал, то (это все знают) так и будет.       Рэпмон прижимается носом к груди Хоби, втягивает носом его неповторимый запах… — И потом он сказал, что ему так плохо, что, кажется, он однажды умрет без меня… — А ты? — спрашивает Намджун. — Что ты ему сказал напоследок? — Сказал: «Я уже однажды умер без тебя. Теперь твоя очередь».