Мертвые

«Грифон умер» Прочтя эти слова последнего Стража-Коннетабля Анноны Льефьер, в Век Бурь собственноручно заколовшей своего крылатого соратника, последнего из всего вида, юнец, еще недавно побиравшийся на бесчисленных улицах блистательного и гнилого Вал Руайо, не придал им особого значения. Ну умер грифон и умер, хозяйка об этом сказала, горюя, что же из того? Ему-то до этого дела нет, он Посвящение прошел. Сейчас дадут добрый клинок и прочный доспех да пустят в самое пекло, рубить поганых тварей, пока не устанет рука. Или ее не отрубят. Так сказала Старший Страж, ухмыльнувшись злорадно, но при этом с некоей затаенной болью. И, настроившись немного на поэтический лад, добавила, что пусть жизнь Стража коротка, но героической своей жертвой будут они вечно живы в памяти людской, и никогда не падут в забвение, покуда делают нелегкое свое дело. У нового энсина были на сей счет несколько иные планы, но, чтобы их воплотить, следовало сперва выжить. И не «в памяти людской», а по-настоящему. Потому молодой полукровка, только что призванный в Орден, оставил в покое отступающие перед тленом времен архивные свитки, как мог учтиво кивнул Камергер-архивариусу, этими свитками заведовавшему, и отправился блуждать по коридорам Вейсхаупта в поисках интенданта-оружейника — единственного, кто мог действительно гарантировать его безопасность… Теперь, многие годы спустя, матерый и закаленный десятками битв Страж-Командор Ферелдена Дункан точил свой сильверитовый бастард, смотрел на пламя костра перед собой, на разраставшийся вокруг лагерь королевской армии, на казавшуюся несокрушимой древнюю твердь Остагара, черневшую в наступающих дождливых сумерках, и с болью в своем не раз страдавшем сердце ясно понимал — мертвы. Все они мертвы. Многие бесповоротно и окончательно — нет уже несчастной Женевьевы, которой он так бездумно сломал жизнь, нет Фионы, до конца любившей своего Мэрика, нет Келля, Уты, Николаса и Жюльена, а еще многих, многих других. Но некоторые — как он и те братья, что только вернулись из Орзаммара — мертвы уже достаточно долго, чтобы ненавидеть свою жизнь. Тогда, в последние дни Четвертого Мора, грифон, белым жаром горевший на груди старого воина, действительно издох. И это событие действительно стоило занесения в анналы, ибо следом за тем последним зверем вот уже несколько веков подыхал и весь Орден. Забавно, но, когда Стражи набирают рекрутов, им не говорят, что работы может не быть. Что они могут умереть не в битве, овеянные славой, сразив перед гибелью сотню порождений, всеми чтимые, великими героями с памятниками в каждом городе от Денерима до Минратоса, а в карауле, в ожидании угрозы, которой нет, глодаемые скукой и бездельем, забытыми даже самими собой пустыми оболочками людей, немногим лучше усмиренных в Кругах Магов. Хотя нет, усмиренным быть все же лучше. Усмиренному не надо всякий раз засыпать с мыслью о том, что он зря впустил в себя скверну, разъедающую плоть и дух день за днем, год за годом. Засыпать, чтобы однажды не проснуться. А как же пресловутая память? Что же, как выяснил Дункан, память во времена войны и мира имеет разную цену. Мора не было уже четыреста лет, бродячих порождений оставалось все меньше, и людские правители стали тяготиться Стражами, как даже самый умелый и предупредительный воин тяготится своим мечом, коли взял его на пахоту. Стражей боялись, их изгоняли, как чумных, один за другим короли отменяли десятину Ордену, а далеко в Ривейне кунарийские фанатики из обращенных эльфов даже вырезали местное командорство до единого солдата. Они были не нужны. Они умирали. Дела Серому Воинству оставалось вдоволь глубоко внизу, на Глубинных Тропах. Но то некогда были свободные дороги Гномьего Мира, и потому в сраженьях там властвовали гномы, несгибаемые и твердые, как самый их Камень. Легионом Мертвых звали они себя. Вот кто делал настоящее дело. Вот уж кто мог бы обрести почет и славу. Но они сражались беззвестными, сражались от отчаяния, без всякой ядовитой скверны в жилах, не боясь умереть подобно Стражам. Они всегда были мертвы. Долг предписывал отслужившим свое членам Ордена уходить на Тропы, и там до последнего вздоха помогать собратьям по несчастью. Не все, почувствовав конец, успевали уйти. Прежде не все желали уходить. А ныне и без того немногочисленные воины уходили едва ли не сразу после Ритуала. Уходили вниз. К гномам. Они не порывали с Орденом, не примыкали официально к Легиону, просто сознавали, что там, под землей, принесут больше пользы общему делу, благо, отношения меж двумя армиями всегда оставались достаточно теплыми, чтобы ценить поддержку со стороны. А крепости и форпосты на поверхности тем временем покидались и разрушались. Казалось, еще хотя бы одно столетие, и о Стражах забудут везде вне пределов Андерфелса. Хуже всего дела обстояли здесь, в Ферелдене, вотчине Дункана. После того, как два века назад король Арланд не придумал ничего лучше, как отдать свою политическую соперницу Стражам, при помощи которых она, став Командором, затеяла мятеж, Орден из страны изгнали на долгих двести лет. И теперь возрожденное отделение являлось самым маленьким и жалким во всей орденской иерархии. Но Дункан был полон решимости это изменить. Потому вдруг сорвался с приготовлений к походу и поехал в Орзаммар, откликнувшись на предложение короля Эндрина посмотреть на Испытания в честь назначения нового командующего армией гномов и, возможно, отобрать себе новых рекрутов. Потому после поединков напросился в рейд по Пыльному городу с членами Дома Айво. Потому неожиданно для всех завербовал в Орден ловкача-Неприкасаемого, во время облавы зарезавшего двух охранников лорда Франдлина. Потому по прибытии в Остагар первым делом задержал Кайлана, не дав ему лично переговорить с тестем относительно тактики грядущего сражения. Потому сейчас эльф-гонец, посланный к Логэйну, зажимая рукой перерезанное горло, падал с крепостной стены на поживу коркарским волкам. — Эй, Дункан! — молодой ферелденский монарх, не успев еще облачиться в отцовские доспехи, подбежал к Командору, улыбаясь в предвкушении. — Битва вот-вот начнется. Дождаться не могу! Я буду со Стражами в авангарде. В решающий момент Логэйн обхватит орду с флангов, я уже отослал ему приказ выдвигаться по сигналу на башне. Эх, надеюсь, до маневра мы с тобой успеем порубить много мерзости. Плечом к плечу! — Плечом к плечу! — улыбнулся Дункан, отправляя клинок в наспинную перевязь. Мальчишке Мэрика всегда нравились Стражи. Мальчишкам… И нынче Командор Дункан даст своему королю такую битву, после которой Стражи будут для него богами. Он, Дункан, будет личным богом короля Ферелдена. А где почитание, там и благо для Ордена. Мор или нет, люди увидят, что Стражи еще нужны миру. Они больше не будут мертвы. В этот самый миг тэйрн Логэйн Мак-Тир изумленно вчитывался в приказ, поступивший ему от зятя. Пакет доставил хмурый гном с черным знаком на щеке, назвавшийся новым адьютантом короля. Гнома! В вестовые! Еще и назвать-то так: «адьютант»! Тлетворное влияние этого проклятого орлесианского ордена, не иначе! В приказе, скрепленном королевской печатью, говорилось: «Моему тэйрну, соратнику и тестю Логэйну Мак-Тиру. При получении сигнала с Башни Ишала Вам следует незамедлительно отвести войска на безопасные позиции в земли моего дяди, эрла Эамона Геррина. Неповиновение приказу недопустимо. Его Королевское Величество Кайлан Тэйрин»