Мудрость против похоти

      Если бы в Мертвом лесу было бы столько же жителей, как в любом другом, распутности Баюна хватило бы на всех. Именно так думал Ворон, склонив носатую голову к плечу и насмешливо оглядывая растянувшегося на голой земле кота-колдуна. Впрочем, прямо сейчас Баюн выглядел не зверем с железной шерстью, а красивым юношей с кошачьими ушками на макушке и длинным пушистым хвостом. Именно в этом облике похабная тварь предпочитала развратничать. Собственно, как раз этим Баюн и занимался. Расстегнув мелкие серебряные пуговицы чугунного цвета рубашки, оборотень обнажил бледную грудь, которую самозабвенно гладил длиннопалой ладонью. Подушечки пальцев были по-кошачьи аккуратными и нежными. Баюн громко мурлыкал, щурил бесстыжие глаза, но не спешил расстёгивать ремень и переходить к более горячим ласкам.       Ворон хрипло хмыкнул, спустился чуть пониже, подыгрывая развратному кошаку, не меняя, впрочем, жёсткие перья на чёрную рубаху с бархатной бахромой по рукавам и подолу.       – И не скучно тебе просто смотреть? – Баюн облизнул губы шершавым языком и потянул подол рубашки из по заморскому узких штанов, которые называл чудным словом «брюки».       – Нет, – рассмеялся Ворон и едко добавил, – у тебя хорошо получается, продолжай.       – Али стар ты стал, Мудрый Ворон, – вернул интонацию Баюн, – али мудрость твоя тебя иссушила?       – Не равняй меня с собою.       – Ой, вот только не надо про эту вашу птичью верность! – Баюн резко сел и, якобы раздражённо, повёл плечами, стряхивая ткань с плеч. - У вас просто членов нет, а яйца в гнёздах!       Ворона затрясло в каркающем хохоте. Ох уж эти звери! Забавнее только люди.       Баюн натуральнейшим образом надулся и отвернулся, нервно подёргивая треугольными ушками и гулко колотя хвостом по голой и утрамбованной земле.       – И ради чего вы с этими вашими отростками так носитесь? – примирительно сказал Ворон, всё же из них двоих именно он был Мудрым.       – Слушай, тебе скоро триста лет, а ты ещё не понял? – Баюн задрал голову вверх, умудряясь смотреть на Ворона через плечо. Кошачья гибкость оставалась с ним в любом обличье. – Попробуй сам, может, понравится.       Ворон хмыкнул. Про Баюна поговаривали, что как раз член он использует редко, предпочитая получать удовольствие другими способами. Ворон взмахнул крыльями и снова перепорхнул ниже, впрочем, оставаясь вне досягаемости кошака, владеющего мёртвыми землями. Ворон хмыкнул, почесал крепкий клюв сгибом крыла и склонил голову набок, разглядывая Баюна. Хорош! И сидит красиво, спустив рубаху, позволяя любоваться крепкими плечами и верхней частью гибкой спины. Одинокий и могущественный повелитель пустых земель. Не удивительно, что он так жаден до чужого тепла и что так хочет быть желанным. Кошки, они же ласку любят.       В зелёных глазах Баюна не осталось и тени былой обиды, он выжидающе смотрел на Ворона. Тот снова хмыкнул, кошки славятся не только лаской, но и терпеливостью. Баюну совсем не сложно подождать, а раз так.       – А ты чего остановился-то? – Ворон ехидно сощурил блестящий глаз. – Ты продолжай-продолжай, мне уже нравилось.       Баюн мурлыкающе рассмеялся и расстегнул ремень, цвета которого было не разобрать под многочисленными железными бляхами. Ишь, щеголь! И где только нахватался? А нахватался Баюн за долгие века многого. С кошачьей грацией выскользнув из штанов и странных чёботов, тоже заморских, снова растянулся на земле, «позабыв» снять расстёгнутую и спущенную рубашку. Чуткие пальцы небрежно прошлись по груди и бедру, хвост распушился и изогнулся крючком, нависая над хозяином. Баюн вытянул спутанные рубашкой руки вдоль тела и принялся водить хвостом по груди и бёдрам. Ворон заинтересованно склонил голову на бок – шерсть-то у Баюна железная, небось, холодная, да твёрдая. Такой только по перьям его крепким водить, а не по белой, тёплой коже.       Любопытство взяло верх, и Ворон взмахнул крыльями, снимаясь с ветки. На землю он опустился уже в человечьем обличии. Ну, почти - вместо волос голову Ворона покрывали чёрные перья. Баюн продолжал самозабвенно елозить кончиком хвоста по коже, ничем не выдавая того, что заметил преображение Ворона. А тот неспешно приближался, стягивая на ходу чёрную рубаху. Тело Ворона, крепкое и жилистое, с развитыми плечами и грудью, резко контрастировало с по-юношески гладким и гибким телом гораздо более старшего по возрасту Баюна. Что поделать, Ворон был мудрым долгожителем, волшебной, но смертной птицей, а железный зверь – дитя самой Земли – останется юным навсегда.       Обнажённый ворон сел на землю рядом с заигравшимся кошаком, и опёршись локтем о согнутое колено, продолжил наблюдать. Баюну были хорошо видны мелкие блестящие чёрные пёрышки в паху перевёртыша. Чуть приподняв, насколько позволяла полуспущенная рубашка, руки, кошак приглашающе поманил Ворона. Мол, видишь, птица поднебесная, спутан я, не схватить мне тебя лапами крепкими, когтями острыми. Ворон улыбнулся, отчего резче обозначились морщинки на его узком и смуглом лице. Баюну он не верил и не собирался – Мудрый же. Но почему не дать то, чего так жаждал этот вечный юноша в кошачьей шкуре? Или кот в коже юноши? Разве важно? Важно, что голодный взгляд зелёных глаз жадно облизывал всё ещё статное тело с сильными мускулами, чётко обрисованными смуглой кожей. Особенно жарко Баюн смотрел на чёрный треугольник мелких пёрышек, под которым наливался желанием член Ворона. Чтобы там Баюн ни говорил, а пользоваться им Ворону приходилось, так что он вполне мог и сам похвастать опытом и умениями.       Ворон качнулся вперёд, словно поддаваясь манящим движениям спутанных рук, и ткнулся лицом в согнутое колено оборотня. Провёл крупным, хищным носом по коже, вбирая запах железа. Баюн отозвался тихим и протяжным мурлыканьем, шире раздвинул бёдра, показывая собственное возбуждение. До чего же развратная тварь! Прекрасная в своём искреннем желании первобытного удовольствия! Ворон обхватил крепкими руками бледные ноги и задрал их вверх, отрывая задницу Баюна от мёртвой земли. Тот отозвался удивлённо-восторженным мявом и бесстыжей улыбкой.       – Тебе нравится, – кивнул Ворон, глядя на кажущегося беспомощным кота-колдуна: руки спутаны собственной рубашкой, ноги удерживают руки-крылья, способные не один час удерживать Ворона в полёте.       – Довольно игр! – потребовал Баюн.       – А я-то думал, что это ты у нас железный, – Ворон навалился всем весом на согнутого в бараний рог любовника, но тот лишь довольно, хоть и полузадушено мявкнул.       Нетерпение Баюна такое заметное, неприкрытое, жадное горячило кровь. Триста лет – ничто для того, кто стал носителем самой мудрости. Ворон всё ещё силён, по-юношески любопытен и азартен. Тот, кто отказывается от авантюр, никогда не станет мудрым. Ворон качнул бёдрами, стремясь войти в нетерпеливое тело. Кошак, несмотря на жестко удерживающие его руки, умудрился удачно повести задницей, насаживаясь на горячий член. Ворон задохнулся от резко нахлынувшего удовольствия, почти не обратив внимания на жаркий выдох, почти стон, вырвавшийся между белоснежных клыков Баюна. От затылка до крестца резво пробежалась стая крупных мурашек, отчего по хребту Ворона едва не выросли чёрные перья. Баюн, опиравшийся о землю только плечами, яростно извивался всем телом, насаживался на член Ворона, и требовательно урчал. Ворон же, едва перед глазами слегка прояснилось, сильнее сжал пальцами брыкающие ноги и практически согнул оборотня пополам, Баюн тут же капризно захныкал, на сей раз он действительно уже не мог двигаться. А Ворон, криво усмехнулся и неистово задвигал бёдрами. Пошлые, влажные шлепки зазвучали среди сухих деревьев Мёртвого леса – звуки яростной жизни и не менее яростного желания жить. Но прямо сейчас они не казались чужеродными или кощунственными. Хозяин этих земель коротко и жалобно вскрикивал, вторя смачному звуку, с которым соприкасались тела любовников.       Ворону стало жарко, но он без устали вколачивался в бледное тело, не смея отвести взгляда от закатывающихся зелёных глаз и беспомощно приоткрытых губ, между которыми влажно поблескивали ослепительно-белые клыки и нежно-розовый язык. Горло Баюна подрагивало в такт жестких толчков и медленно краснело. Такой же грешной краснотой покрывалась грудь и лицо. Черты лица несколько смазались, став чуть менее человеческими и неуловимо кошачьими, и эта невольная метаморфоза позволила Ворону продержаться чуть дольше. С протяжным и хриплым стоном он излился, прижавшись животом к горячим бёдрам.       – Ма-а-ало! – Требовательно взвыл Баюн, мгновенно распахивая сверкающие глаза.       – У нас, птиц, это... – Ворон не договорил, пытаясь усмирить взвившегося с яростным шипением любовника. Баюн не собирался останавливаться так быстро. Ему требовалось ещё!       – Стой, скаженный! – Ворон едва мог говорить, всей силы его натренированных многочисленными полётами мышц не хватало, чтобы удержать скрюченного в неудобной и крайне неприличной позе Баюна.       – Мааало! – взвыл дурным голосом кот-колдун и яростно клацнул острыми клыками рядом с плечом Ворона.       Одновременно с этим голове Ворона что-то щёлкнуло, его магической силы было не достаточно, чтобы насытить железного зверя, но кое-что он мог дать.       – Кусай, – Ворон согнулся в три погибели, подставляя плечо и топорща перья на затылке.       Повторять не пришлось. Острые клыки тут же впились в смуглую кожу, прокусывая до крови. Баюн замер, прекратив буянить, но и зубы разжимать не торопился.       – Да можно уже, – обречённо разрешил Ворон, крепче прижимаясь к гибкому телу, в надежде удержать оголтелого кошака, если тот снова вздумает дурить.       Но Баюн лишь неохотно разжал зубы и принялся слизывать шершавым, как тёрка, языком яркие струйки крови, сочащиеся из аккуратных проколов. Ворон недовольно зашипел – шершавый и сильный язык причинял больше боли, чем стремительный укус острых и тонких клыков.       Баюн тихо урчал, слизывая магическую кровь, чувствуя, как она наполняет его изнутри теплом. От этого тепла пах наливался огненной тяжестью, и кот-колдун отчаянно задвигал бёдрами, пытаясь прижаться горячей плотью к мелким и нежным пёрышкам в паху Ворона.       – Скаженный, – почти ласково прошептал Ворон.       После недавнего оргазма и издевательств над шеей возбуждение отступило, свернувшись маленьким клубочком где-то в животе, и не спешило разворачиваться вновь. А Баюн елозил, не отрываясь от шеи, обнимал оказавшимся неожиданно тёплым и пушисто-нежным хвостом. Ворон вздрогнул. Без привычного панциря жестких перьев, смуглая кожа оказалась слишком чувствительной для такой изысканной ласки. Перья на затылке встопорщились смешным хохолком и с протяжным стоном, перевёртыш откинул голову назад, открывая уязвимую шею.       Баюн задёргался, пытаясь выпутать руки, но ткань рубашки, прижатая его же спиной к земле, надёжно держала. Ворон почти не обратил внимания на порывы любовника, по-прежнему удерживая бледные ноги, прижатыми к плечам Баюна. Глаза вещей птицы закатились, и сам он был в полушаге от обморока – слишком уж резво хозяин Мертвого леса поглощал его магию, не замечая этого в поистине кошачьем эгоизме.       Только когда Ворон всхлипнул, а хватка его заметно ослабла, Баюн понял, что слегка перестарался. НО возбуждение от бродящей по венам чужой магии не отпускало. Баюн ужом вывернулся из-под любовника, сбросил измятую рубашку и навис над обессиленным Вороном. Тот окинул мутным взглядом нависшего над ним кошака и бледно, обречённо улыбнулся. В ответ Баюн зашипел что-то неразборчивое и навалился сверху, разводя коленом безвольные ноги. А потом Ворона встряхнуло так, что аж искры из глаз посыпались. Обжигающе горячая плоть проникла внутрь расслабленного тела безболезненно, но магические потоки в крови взвились вихрями. Ворон хрипло закричал, на плечах и внешней стороне рук ощетинились блестящие чёрные перья.       – Ух ты! – восхищённо выдохнул Баюн, – знать бы раньше…       Ворон и в самом деле был прекрасен: раскинувшиеся по земле руки-крылья, искусанная шея и яркие птичьи глаза на узком лице. Мудрость, ставшая жертвой банальной похоти, почти растоптанная, но вечная, как и сама Жизнь. И пусть её смертный носитель сейчас думает, что совершил смертельную ошибку, Баюн еще покажет ему новую песнь, песнь-воплощение вечной жажды жизни, любви и тепла. И кто знает? Может быть, Ворон споёт её вместе с ним.       А Ворон жадно хватал воздух раскрытым ртом, вздрагивая всем телом на частые и мелкие толчки, чувствуя, как внутри его тела постепенно разгорается неугасимый жар, а потом его внутренности опалило магией и мёртвым семенем. Перья медленно втянулись под кожу плеч и рук, и Ворон вяло обнял тонкую спину раскинувшегося на нём Баюна. Тот тихо мурлыкнул в ключицу и закрыл глаза, пощекотав кожу длинными ресницами. Больше Ворон ничего не чувствовал, погрузившись в нервный и глубокий сон.       Баюн сидел на железном столбе, лениво оглядывая собственные владения. В Мёртвом лесу было привычно тихо и уныло. Железный кот тяжело вздохнул, но тут же настороженно повёл мохнатым ухом – вдалеке слышались шелестящие звуки хлопающих в воздухе сильных крыльев. Баюн мечтательно улыбнулся в усы, он любил гостей.