Кабинет был разгромлен. Это ворвавшийся Зельц, еще не отошедший от горячки боя, заметил первым, оценивая обстановку.
Исчезли бумаги со стола и с полок, несколько настенных панелей и даже одна плита пола были сдвинуты, пространство под ними тоже зияло пустотой. Зато пепла в камине была целая гора, хозяин кабинета как раз аккуратно перемешивал её кочергой.
Увидев все это, Зельц почему-то не отследил главного: каким неуловимо быстрым движением полетела в сторону кочерга и шага навстречу. Только и выдохнул:
— Ауран...
Меч глухо брякнул об пол, шлем упал следом.
Целовались как в последний раз. Хотя почему как... Зельц утробно рычал, кусая жесткие губы, пытался притереться ближе, не помня, что на нем залитые чужой кровью доспехи. Собственная кровь вскипела настолько, что он ничего не соображая попытался завалить Аурана прямо на пол, забыв о том, что вот-вот сюда ворвутся его соратники.
Хлесткий удар по уху изрядно отрезвил и заставил думать головой. Зельц потряс ею, унимая звон.
— Надо уходить, мои братья...
— Идем, — на удивление лаконично согласился Ауран. Потянул к стене, где уже открывалась потайная дверь. Зельц знал её: не раз и не два они вваливались в узкий коридор вот так же, почти вобнимку, срывая друг с друга одежду.
Пальцы подцепили ремни наплечника и сейчас, рванули, выдирая с корнем. Металл заскрежетал по каменной стене, оставляя глубокие царапины.
— Ау... — вопросительный возглас заткнули поцелуем.
Как добрались до кровати, Зельц не запомнил, как рухнули на нее — тоже. Заметил только непривычные курильницы, стоящие по углам, от которых шел густой дым. Потом голову им и заволокло. Проклятая звериная кровь, наследие предков, и так разбуженная боем, отшибала мысли начисто, заставляя думать лишь о том, как вывернуться из одежды, порвать на себе и на Ауране мешающие тряпки. Когда прижались друг к другу без всего этого, Зельц замер, оглушенный волной жара, идущей по чужой кожи, и не сразу сообразил, что его переворачивают на живот.
По бедрам почти тут же плеснуло холодным и скользким, он зарычал, пытаясь вырваться, потому что в следующий момент в тело безжалостно толкнулись пальцами. Это было больно — Ауран никогда не щадил, готовя.
Не щадил он и после, только и позволив, что вывернуться, переворачиваясь на спину. А потом навалился, и Зельц заорал, заострившимися ногтями раздирая ему плечи. Боль горячей вспышкой прокатилась по хребту, отдалась эхом в голове, медленно затихая.
Ауран не шевелился, и Зельц осторожно прикусил его ухо, разрешая. Звериная кровь уже исцелила, первое же движение пустило новую волну, теперь горячую, полную удовольствия и похоти. Глухо заворчав, Зельц выгнулся навстречу, жмурясь от удовольствия, запрокинул голову, подставляя горло чужим зубам. Его едва ощутимо прикусили, прибавляя к удовольствию восхитительно-будоражащее чувство подчиненности и принадлежности сильнейшему.
Сладковато-горький запах дыма, мерные толчки, чуть сжимающиеся зубы и слабое понимание, что этот раз последний, больше ничего не будет — чувства были на пределе, каждое движение и прикосновение отзывалось, как никогда раньше. Тихое урчание постепенно перешло в срывающиеся крики, подгоняющие все быстрее движущегося Аурана.
Накатившее удовольствие вышибло из мира напрочь, некоторое время Зельц лежал, вообще ничего не понимая, оглушенный и обессиленный. Потом попытался пошевелиться — Ауран почему-то навалился всем телом, а его самого терзала слабость.
Понимание пришло от еще не уснувшей звериной крови. Яркое, острое, как и все до этого. Зельц снова вдохнул, закашлялся: дым драл сорванное горло, отдавая теперь привкусом крови. Или это во рту была кровь?
Одно Зельц знал точно: он умирал. Умирал, надышавшись какой-то дряни, а Ауран уже был мертв. Заскулив, Зельц вцепился в его плечи. Он не был против уйти вместе — все лучше, чем остаться одному. Но почему так-то...
Трещали догорающие курильницы, где-то совсем рядом слышались голоса, звон металла и глухие удары. Что-то рухнуло с грохотом, голоса накатили, заставляя жмуриться и мотать головой. Проклятая звериная кровь все никак не давала сделать последний вздох, подгоняла медленней бьющееся сердце, принуждала пережатую судорогой глотку хрипеть, набирая воздуха.
—
Этот мертв!
— Голову ему рубите, голову! Вдруг притворяется!
— Зельц!
Тяжесть мертвого тела исчезла, но Зельц этого почти не чувствовал. Вокруг кричали еще что-то, чьи-то руки сжали, пытаясь удержать, а он все бился, пытаясь умереть и истово надеясь, что звериная кровь все-таки не пересилит яд.
И с облегчением улыбнулся, когда в груди наконец что-то лопнуло, и мир померк.
***
— Мертв.
Кто-то глухо сказал это, хоть и не требовалось. Вытянувшееся на залитых кровью простынях тело, выгнутое последней судорогой, говорило само за себя.
Кто-то протянул руку, закрыл невидящие глаза.
— Может, оно и к лучшему...
Может и к лучшему.
Братья молчали, понимая теперь, что скрывал вернувшийся из плена Зельц. Почему молчал, когда его спрашивали о пытках, почему вздрагивал от чужих прикосновений и запретил лекарям приближаться к себе. Теперь, во смерти, он, кажется, освободился от терзавшего его страха, улыбнувшись напоследок.
Кто-то со злостью рубанул мечом по обезглавленному телу насильника.
Кто-то поднял руку, собираясь сказать, но его прервал долгий, глухой рокот, идущий из-под ног.
— Что за...
Первый камень в углу дрогнул — и провалился вниз.
— Бежим!
Тайный проход был узок — хорошо, все успели выбраться из обваливающейся в неведомую пропасть комнаты. Все живые, мертвого захватить просто не успели.
— Проклятый ублюдок, — глухо бормотнул кто-то. — Даже после смерти его с собой забрал.
***
Теплая рука сжала запястье, потянула, помогая подняться. Зельц поморгал, привыкая к темноте, но неожиданно понял, что все прекрасно видит. И стоящего рядом Аурана, и покореженную ножку жаровни, торчащей из груды камней, и обломок деревяшки, подозрительно напоминающей остов кровати, и такую знакомую руку, высовывающуюся из всего этого месива...
Он пошатнулся, Ауран поддержал.
— Извини. Времени не было предупредить. Я не думал, что с тобой так затянется.
— Мы... — Зельц сглотнул. Он ощущал себя подозрительно живым для призрака, но при этом сквозь поднятую к глазам ладонь легко видел все ту же картину.
За спиной молчали, потом Ауран внезапно рассмеялся. В его голосе сквозило такое облегчение, что Зельц невольно обернулся. Любовник как будто помолодел на многие годы, сбросив давящий на его плечи груз. Выпрямился, осунувшееся лицо как-то разгладилось, смягчилось.
— Мы, мы. Не бойся, это не смерть. Хотя согласен, терять материальность — той еще мерзости ощущение. Я пытался скрасить его как мог.
— Ты хочешь сказать...
— Ну да. Через неделю тела истают, а мы станем как прежде. Тот секрет, что я так тщательно хранил.
Зельц молчал, пытаясь переварить случившееся. Потом неуверенно улыбнулся.
— Ты хочешь сказать...
— Мы теперь свободны. Помнишь, я обещал тебе показать все, что угодно?
Улыбка становилась все шире, а объятья — все крепче.
— Следующую неделю весь этот мир — наш. А потом... Потом разберемся.
