Ночи Фельпа

Фельпские ночи наполнены звоном цикад и смехом пантерок, пряным запахом трав и легким бризом, но самое главное – они наполнены вином. Тот, кого предали, не любит засыпать на трезвую голову. Он и раньше не любил – память коварная штука, то, что забыто днём, возвращается ночью и настырно лезет в сны. Произошедшее на Винной давно уже не тревожит душу, но переживать это заново довольно… утомительно. Теперь Тот, кого предали дважды, видит во сне другое – алое вино в бокале, алое кольцо на пальце, алое отражение пламени в серых глазах. Он не хочет этого видеть. Поэтому он не спит. Он взрывает по ночам чужие крепости, рисует чертежи безумных кораблей, сочиняет вдохновенные речи для каторжан, пишет Дораку письма, которые сжигает по утрам. И еще он пьет. И еще – берет всё, что можно взять. Яростно, неистово, забыв о том, что такое обходительность и галантность, сминая злыми руками мягкую податливую плоть. Нежность, которую он умел и любил дарить, растворилась в бокале вместе с двумя крупинками яда, умерла в разделенном желании приговорённых к смерти, разбилась о тихое «я вас любил»… Но об этом Тот, кого предали дважды, не вспоминает. Он живет яростно, назло двум своим смертям и не думает о том, что дважды умерев жить уже невозможно. Он просто не спит по ночам, надираясь до потери пульса, а потом проваливается в мутный морок, дарящий отдохновение телу, но не способный пробраться в душу, отворить дверь памяти. - Так долго продолжаться не может, - повторяет Валме, тревожно разглядывая Первого Маршала. – Вам надо выспаться по-человечески, Рокэ! Тот, кого дважды убили, смеётся в ответ. Хохочет, как хохотал бы Леворукий , вздумай кто-нибудь назвать его Создателем. - Вы полагаете я человек, Марсель? – сквозь смех, задиристо. – Право, это прелестно! Благодарю, что не Чести! Показалось ли Марселю, что после этой фразы Рокэ скривился, как от боли? Наверное. Громко хохочет София, присоединяясь к Рокэ. Ей думается, что Первый Маршал так странно шутит.. Чтож, может быть она и права? Алва пьет бокал за бокалом и, кажется, совершенно не пьянеет. Рассказывает истории, поднимает тосты за дам, шутит странные, но смешные шутки. Он живее всех живых, кто бы в этом сомневался! Вот еще бы Марсель не пел этот безумный в своей глупости романс.. - Я хочу умереть, что мне жизнь без тебя… - Алва трясет головой и осушает бокал. Именно без тебя самая жизнь! Тот, кто умер дважды, живее всех живых! Пьяный голос Клелии сплетается со стонущим голосом Валме: Я хочу умереть, и умру я любя… - Алый! Снова алый! Нет, этому цвету место во снах. В тех, которым Тот, кто умер дважды, не позволяет присниться. Незачем. - А почему ты не поешь? Ты никого не любишь? Приходится сосредоточиться на этой странной толстушке, которая будит в нём смерть. Я хочу умереть… О нет! Вот уж чего, а умирать Тот, кого убивали дважды, не собирается ни в коем случае. – Не люблю. Да и умирать меня не тянет… - Какой ненужный разговор, какой ненужный вечер. Но ведь это и есть жизнь, не так ли? Интересно, если дать Клелии то, что она хочет, её темные глаза перестанут казаться серыми с алыми бликами? Стоит попробовать. - Тебе ни с кем не бббудет так хорошо, кккак со мной! – Ну да. Ни с кем. Ведь предателей не считают, предателей не вспоминают. Эта смешная, вдрызг пьяная толстушка и правда будет особенной. Он растворит смерть в её глазах, переплавит в удовольствие, алые отсветы погаснут и больше не вернутся. И тогда он будет жить дальше. Пить, воевать, любить женщин. Тот, кого убили дважды, не испугается, не остановится. Его третья жизнь будет яркой и насыщенной, главное не спать на трезвую голову… Впрочем, соберано Кэналлоа это не грозит. - Я хочу умереть, что мне жить без тебя. Я хочу умереть, и умру я любя… - мурлычет себе под нос Марсель. Этот вечер они проводят в палаццо Сирен, в обществе друг друга. Иногда надо и отдыхать от безумных кутежей. Вот только жизнь в этом отдыхе замирает, а для того, кто живет эту жизнь в третий раз такое замирание, да еще с заунывным пением, смерти подобно. Пожалуй, третья смерть сейчас ни к чему. Совершенно. - Марсель, помнится вы так и не сказали нам с пантерками, как относитесь к гайифской любви? – лениво растягивая слова. Будто ответ и не интересен совсем. Впрочем, он и не интересен…. Валме смотрит в ответ удивленно и с неприкрытым интересом. Чтож, почему бы и нет? - Я, признаться, никак не могу относиться к тому, о чем знаю исключительно понаслышке. Привык, знаете ли, обо всём составлять своё мнение. – Валме говорит медленно и осторожно, будто ступая по тонкому льду. Не бойся, виконт, все будет хорошо. Всё просто будет. Это в смерти ничего нет, но вы-то живы! Тот, кто живёт свою третью жизнь, прикрывает глаза и улыбается. - Хотите попробовать, капитан? - Голос становится бархатным, баюкающим, и, одновременно, возбуждающим. - Пожалуй… - Полузадушенным шепотом отвечает Марсель, зачарованно глядя на своего Маршала. Маршал открывает глаза. Синие сапфиры сияют – жизнью, страстью, весельем, предвкушением… Вот только Марселю чудится, будто на дне этих синих глаз мечется алый всполох. Но он отгоняет от себя это видение, решительно встает и пересаживается к Алве. Слова больше не нужны. Марсель решил для себя всё, а Тому, кто дважды умер и в третий раз живёт, слова не нужно тем более. Тонкие пальцы, унизанные перстнями, решительно поднимаются, прикасаются к лицу Валме, очерчивают линию подбородка, проходятся по губам. Валме прикрывает глаза и Рокэ нежно целует опущенные веки. Почему воскресла нежность Тот, кто живет, думать не будет. Как не думал Он о том, почему она умерла. Сейчас важно только одно – жить. Прикасаться, целовать, расстегивать непослушные пуговицы на капитанском колете, ощущать горячий отклик. И не думать о том, кто мог бы стать капитаном. Или быть на его месте. Тот, кого предавали, Тот, кто умирал, Тот, кто живёт третью жизнь – живет одним мгновением. У него нет прошлого, нет будущего, только один миг – сейчас. От нежных прикосновений Валме начинает постанывать и в этих стонах слышится глупейший романс: я хочу умереть, и умру я любя… Желание смерти взрывает самоконтроль Того, кто живет. Нежность погибает в этом взрыве первой и погребает под собой медлительность. Алва обрушивается на своего капитана яростными злыми поцелуями, рубашка летит на пол, за ней, столь же стремительно, следуют штаны и белье. Марсель внезапно ощущает себя лежащим на тонком ковре у камина, а склонившийся над ним Первый Маршал больше похож на Леворукого – в глубине сияющих сапфиров отчетливо видны алые блики рубинов. На миг Валме трусит, ему хочется уйти, прикрыться, спрятаться от этого бешенного взгляда, но Рокэ закрывает глаза и припадает губами к соску. И виконт забывает где он и зачем. А Тот, кто живет, утверждает свое право на жизнь. Его поцелуи больше похожи на укусы, в его прикосновениях больше нет нежности, и пальцы, растягивающие распростертого виконта, действуют грубо и нагло. Ведь это и есть жизнь, шепчет внутренний голос Того, кто дважды умирал. Нежность – для слабаков. Она лишь часть смерти. И Тот, кто выжил, с рычанием входит в любезно предложенное тело. Он даже не видит толком лица того, с кем делит удовольствие. Перед глазами встает мутная алая пелена. Может быть, он выпил слишком много? Нет, скорее слишком мало… Жаль, что для того, чтобы выпить еще придется выходить из этой восхитительной тесноты. Он выпьет позже. Тот, кто жив, кто живее всех, увеличивает скорость движений, чтобы скорее можно было снова выпить. Он не смотрит на того, в кого входит, кто дарит ему удовольствие. Это не важно ему. Главное – жить. Он почти достиг пика, почти, еще чуть-чуть, ну же!! Почувствовать самое биение жизни, забыть об алых всполохах… Рука находит член Валме, достаточно пары движений, чтобы он взорвался и, сжавшись в оргазме, утянул за собой своего Маршала. От переизбытка жизни Маршал, живущий в третий раз, теряет сознание. Он не помнит, что выкрикнул на пике наслаждения. - Дикооон… Тот, кто живет в третий раз, не помнит тех, кто его убивал. Он жив, и этого ему достаточно. А остальное он не впустит в себя. Даже во снах.