хён рядом

Юнги ненавидит слёзы других. Это он понимает, когда, сидя на ступеньках в подъезде, утирает влагу с лица трёхлетнего карапуза, который рыдает взахлёб, громко, икая, и, кажется, вот-вот — и сбежится весь подъезд, поэтому он быстро прикладывает к щёчке малыша свою руку и аккуратно поглаживает, совсем как мамин любимый светильник с ангелочком недавно. Живого мальчика, надеется он, разбить сложнее. — Тихо, хён здесь, тебя никто не обидит, — он ещё и кивает, как бы говоря, что да, хён рядом — залог успеха, и мелкий и правда на мгновение затихает, хлюпая носом. Юнги думает что вот, вот — спокойствие и убедительный тон — ключ к сердцу ребёнка, хорошим родителем быть совсем не сложно, он уже хочет побежать и рассказать об открытии маме, но, шмыгнув ещё раз, мальчик медленно меняется в лице, а может просто Мин видит это словно в замедленной съемке, и снова заходится рыданиями, от чего сердце Юнги начинает стучать в разы быстрее. — Эй, тихо, а то подумают, что я тебя обидел. Ты же не хочешь, чтобы хёну влетело, правда? Ты где вообще живёшь? Вы недавно переехали? Он поправляет куртку малыша и съехавшую шапку — хотя почему он в такую жару в шапке совершенно непонятно, — застегивает расстегнутый сапожок малыша и поднимает взгляд, пробуя снова. — Видишь? Я тебя не обижу. Ты чей? Потерялся? Где твои родители? Что, впрочем, не производит ровно никакого эффекта на ребёнка. Тогда Юнги берет его за руку и тащит к первой попавшейся квартире. Мальчик хлюпает носом, но следом идёт. Ухоженная старушка смотрит на них сначала недовольно — наверняка подумала, что они пришли попрошайничать (в их дома иногда забредают такие люди), но её лицо смягчается, когда Юнги говорит: — Здравствуйте, бабушка. Извините, он, кажется, потерялся, и я не знаю, куда пойти. Женщина разглядывает их с любопытством, а потом протягивает руку малышу и говорит Юнги: — Молодец, что не оставил одного. Можешь идти — я сейчас же верну его домой. Она даже даёт Юнги конфету, и семилетка, с чувством выполненного долга, прощается и бежит не домой — дома его точно не ждут. Юнги кажется, мама будет зла даже через двести тысяч лет, так что, перескакивая ступеньки он летит на улицу. Так он впервые встречает своего нового соседа. *** Юнги громко топает по ступеням, поднимаясь на свой третий этаж. Тяжелый рюкзак слишком ощутимо тянет его назад, совсем как ненужные знания, которые никогда не пригодятся, куртка давно съехала тоже, давя воротником на горло. Он не особо против — так глупо задохнуться или получить затрещину от отца за плохую итоговую — какая разница. И он идёт, неся, кажется, груз всего мира на своих плечах, пока не натыкается взглядом на босые ноги. Они стоят прямо перед ним, такие загорелые и маленькие, что Юнги невольно замирает и поднимает глаза. Мальчишка лет семи стоит перед ним в одних шортах и притопывает на месте от холода, потирая плечи ладошками. — Ты снова не по погоде одет, сосед? — вопрошает Юнги и получает неуверенный кивок головой. — Из дому выгнали что ли? Ответа он не ждёт — Юнги хватает младшего за предплечье и ведёт к двери той соседки, что любезно помогла в прошлый раз. Они ждут с минуту, после чего Юнги стаскивает с себя куртку, отделяет от неё рюкзак, который снова забыл снять первым, на что постоянно делает ударение мама, в который раз называя его никчёмным, и накидывает на плечи младшего. Тот молчит, только смотрит с благодарностью. Юнги позволил бы ему наступить на свои ботинки, чтобы не морозить покрасневшие ступни, но, постояв ещё немного и поняв, что ответа не дождётся — снова берет мальчика за руку и ведёт уже к своей двери. — Я пущу тебя погреться, пока она не вернется. Ты же не вор какой-нибудь, правда? Ответа нет, да ему он не особо-то и нужен — не оставлять же бедного ребенка замерзать. Почему-то Юнги чувствует ответственность за него. Усадив младшего у батареи, Юнги быстренько стягивает с него куртку, заменяя тёплым пледом и нажимает кнопку чайника, надеясь, что там достаточно воды. — Ты кушать хочешь? — задаёт он вопрос мальчику, но тот снова смотрит с непониманием, и Юнги вздыхает, расстёгивая первые пуговки школьной рубашки, чтобы было легче дышать. — Значит, будешь, — резюмирует он, и тянет ручку холодильника, намереваясь достать нарезанные на бутерброды продукты. *** — О, Боже, я надеюсь ты пытаешься сбросить вес или что-то вроде того, потому что если ты на полном серьезе ходишь по улице в таком виде — у тебя и твоих родителей большие проблемы с головой, — смеется Юнги, когда снова встречает странного соседа. Это первый раз, когда он видит его вне собственного подъезда, третий, когда видит в принципе, но он без труда узнаёт в мальчишке пухлощёкого карапуза из детства. Его глаза и милые зубки, кажется, будут именно тем, что позволит Юнги узнать его хоть совсем взрослым. С их последней встречи прошло несколько лет, и мальчишка хмурится, недовольно разматывая широкий серый шарф. Широкий серый шарф. В разгар лета. Серьёзно что ли?.. Юн придерживает его, пока мальчишка расстёгивает и снимает объемную куртку, после чего вкладывает в рукав шапку и шарф и поднимает ожидающий взгляд на Мина. — Не слишком ли рано для такой одежды, пацан? — смеется он, и, видя как проступают капельки пота на смуглом лице, кивает младшему в сторону ближайшего киоска. — Купить тебе мороженого?.. Малыш какой-то странный, заключает Юнги, кроме плача давно в детстве он не издал больше ни звука, и Мину кажется причина именно в этом давнем испуге. Или он просто глухой. Но мальчишка кивает на предложение, разрушая предположение, и в этот раз первый идёт в сторону киоска и указывает на желаемое лакомство. Как и всегда, забота о мальчишке забирает некоторое время, слишком уж незаметно меняя настроение старшего на более приятное. *** Юнги девятнадцать, он устало плетется по улице, думая, что дальше уже некуда. Хуже некуда. Карман привычно оттягивает пачка сигарет, но он обещал себе, он обещал ему что бросит, и только бессильно сжимает её, выпуская и гнев, и обиду, и злость хоть как-то. Хоть немножко. Глаза застилают слёзы, но Мин не может идти домой в таком состоянии, поэтому просто бредёт в ближайший парк, слишком незнакомый, и усаживается на ступеньки. Дедушка был его любимым человеком, он всегда им будет, но сейчас Юнги кажется, что весь мир остановился. Он только с поминальной службы, на нём чёрный костюм, и это не тот случай, по которому он хотел бы обзавестись одним. Мин не знает, что делать. Ещё и отец в тяжелом состоянии после аварии, в которую они и попали. Юнги не понимает, как он выжил, он предпочёл бы оставить душу там, вместо дедушки, но отделался лишь царапинами. Лучше бы погиб он, думается. И семья впервые в жизни с ним согласна. Он знает, что особо никогда любимчиком не был, но сказанные слова слишком глубоко ранят, пусть и произнесены в порыве отчаяния. На плечо как-то слишком неожиданно опускается рука, и он лениво оборачивается, даже не собираясь бежать в случае чего — толку-то. Но перед ним не компания отморозков, которым приспичило закурить — перед ним мальчишка из детства, который любит теряться и одеваться не по погоде. Теперь он вовсе не мальчишка, он подросток, и Юнги любопытно, почему он выглядит совершенно нормально. Даже слишком нормально. — Я скучал, хён, — тянет он с улыбкой и опускается рядом, а глаза красные, заплаканные, и Мин не может не взять его за руку, чтобы хоть немножко поддержать. Что бы у него там ни было. Как в детстве. "Ты разговариваешь!" — обязательно вскрикнул бы он, но сейчас нет никакого настроения говорить. Сейчас нет абсолютно никакого настроения. — Меня девушка бросила, представляешь, — тем временем говорит младший и не вырывается, а напротив сжимает его ладонь крепче. — Ну как, мы сходили на несколько свиданий, я думал, что это были свидания, — бормочет он обиженно, и Юнги едва не улыбается со смешного тона подростка, который опускает взгляд и поглаживает его пальцы. — Хотел её поцеловать, когда провёл домой, а она говорит, мол, мне так повезло, Гукки, что у меня есть такой хороший друг! — он вздыхает и поднимает взгляд своих очаровательных карих глаз, добрых и до безумия искренних, и Юнги надеется, что мальчишка удержит свою чистоту и останется таким же прекрасным. Он надеется, что в остальном он живёт хорошей жизнью. — Друг, блин. Лучше бы пиэспи купил, а не её подарочками задаривал. Тут уж Юнги не сдерживается. Он закрывает лицо второй рукой и беззвучно смеется, долго, почти истерично, что, видимо, понимает и младший, понимает и притягивает его к себе ближе, обнимая за плечи. — А ещё. Кажется, у меня нет родственной души, хён, — вдруг говорит он, и Юнги затихает. Он напрягается, но мальчик совсем не обращает на это внимания; кладёт голову на его плечо и прижимается ближе. — У меня все друзья уже где-то были: кто-то в другой части города, кто-то — мира. И в их самые счастливые моменты всегда появлялся кто-то особенный для них. Хён, это так интересно на самом деле. Они так улыбаются друг другу, — подросток вздыхает и отстраняется немного, чтобы заглянуть в его глаза, и всё внутри Юнги кричит, что нет, пожалуйста, только не спрашивай. Только не ты и не сейчас, пожалуйста. Дело в том, что... У Юнги, вроде как, та же проблема. Только отличие в том, что жизнь вроде как не предусмотрела для него счастливых моментов в жизни, чтобы проверить. Он не верит, что его соулмейт в аналогичном положении, он хочет знать, что он живёт хорошо, но... Он никогда нигде не был. В смысле их связи. Он никогда нигде не появлялся, чтобы разделить со своей будущей половинкой счастье, так что... Вывод напрашивается сам собой. И так бывает достаточно часто, чтобы предполагать, что с ним такого не случится. Наверняка он просто бракованный. Младший, кажется, слышит его мольбы. — Я так сильно хочу узнать, как это. Что ты чувствуешь, когда видишь своего истинного. Мой друг сказал, что по телу словно электрический заряд проносится, а сердце начинает биться чаще, но друг ебанутенький, — и он вдруг поднимает испуганный взгляд и прикрывает рот ладошкой, — не шибко умный в смысле, извини, хён. А ещё он говорил, что никогда не разговаривал со своей родственной душой до того, как встретились лично. Они только смотрели друг на друга и... всё. Разве это не странно, хён? Глаза младшего большие и доверчивые, словно Юнги истина первой инстанции, и Мин невольно улыбается, кивая, мол, странно. Пиздец, как странно, что судьба решила пошутить так с кем-то, вроде такого сокровища, как ты. — Но мама говорит, что, может, ещё просто не время? — всё же продолжает паренек, и Юнги переводит задумчивый взгляд под ноги, когда объятия разрываются и они снова сидят плечом к плечу на грязных ступеньках. Проходящая мимо парочка ругается на каком-то незнакомом ему языке, но Юнги слишком очарован голосом младшего, чтобы обращать слишком много внимания на посторонние детали. — Может, мой соулмейт ещё маленький или вовсе не родился, — он смеется и закатывает глаза. — Пятнадцать лет разницы, представляешь? Ещё пятнадцать лет в одиночестве. И Юнги даже оборачивается. Он смотрит и не может понять почему, почему такой совсем ещё юный мальчишка не наслаждаться жизнью стремится, а найти себе кого-нибудь, якорь, который удержит, как минимум от парочки приятных соблазнов. Но его настроение меняется слишком быстро, и Юнги не успевает уследить. Ему приходится только смириться, и, улыбнувшись, кивнуть, когда младший осторожно тянет: — Может, мороженым тебя угостить, хён? Слишком уж много раз я пользовался твоей добротой. *** Жизнь, однако, не стоит на месте. Она постоянно меняется, как и музыка в колонках ночного заведения, в котором только-только отгремело выступление Юнги. Едва он сходит со сцены, друг хватает его за рукав джинсовки и тянет в сторону вип-столиков, и, ладно, так очень даже хорошо. Он любит, когда всё складывается так, как хотелось. Юнги говорили, что сбежать из дома — плохая идея, что он ничего не добьется, что он ничто, что бросить колледж — худшее решение на свете, но, оказывается, годы упорных тренировок, а потом и настойчивого труда обязательно окупятся. Он хорош, он привносит что-то новое. Пока что заполняет только средненький клуб, но это только начало, Юнги не собирается останавливаться. Слишком уж много в нём скопилось энергии, что подавлялась годами. А сейчас он просто дал себе волю. И, черт возьми, ему даже цветы дарят. Он не знает, что будет делать с ними, куда их сунуть вообще в этом душном клубе, но благодарен за любые знаки внимания своему творчеству. За другую руку кто-то резко дёргает, и Юнги уже собирается ругаться, как вдруг встречается взглядом с глазами, которые, кажется, и правда навсегда оставил в памяти. Мальчишка теперь уже взрослый парень, он выше самого Юнги, и, очевидно, научился светить не только улыбкой, но и светиться изнутри полностью. Его широкие плечи, намного шире, чем Мина, плотно облегает белая рубашка, и он не верит своим глазам, что тот трёхлетний карапуз, рыдающий на ступеньках, теперь выше него самого. Ему кажется, что парень вырос на его глазах, и их короткие редкие встречи, пожалуй, даже сильнее выделяют эту мысль. Юнги даже не знает, для него приятнее встреча или выступление в этом клубе сегодня. Намджун тянет его на себя, мол, пойдём, чего встал, и Мин может только скинуть его руку и указать в сторону вип-столиков. — Всё нормально, я через минуту подойду. Намджун что-то ворчит, но уходит, и Юнги возвращает взгляд человеку, чье имя он так и не потрудился узнать. — Я так рад тебя видеть, хён, боже, ты даже не представляешь, — отчего-то его бесцеремонно сгребают в объятия сильные руки, и он поддается, немного удивлённый тем, как сильно время меняет людей. — Ты куда бежишь? Есть минутка? Юнги улыбается, и, кивая на цветы, шутит: — Предложение, вот, делать иду. Нагулялся по клубам, — что, кажется, встречается совершенно без юмора, который, парень думал, слишком уж очевиден. — В смысле предложение? — непонимающе пялится парень, и Юнги неловко шутит дальше, не понимая, почему его актерские качества в этот раз сработали. Где у него эта кнопка. — Ну, там, счастье всей жизни и все дела? — как бы спрашивает он. Ответ застаёт его врасплох. — В смысле, счастье. Ты моё счастье. Хён, ты же мой истинный, — и теперь уже очередь Юнги не только замереть, но и побледнеть вдобавок. — Что? Шутка младшего кажется ему не смешной, и он уже собирается вернуться к компании, но на предплечье крепче сжимается ладонь собеседника, который тут же тянет его в сторону выхода. — Эй, мы куда? — не вырываясь спрашивает он, когда его вытаскивают на прохладную ночную улицу. — Мы уходим, чтобы ты глупостей не наделал, хён. Не нужно, — парень кладёт большие ладони на плечи и едва ощутимо сжимает. Он заглядывает в его глаза, где обида, грусть, непонимание смешиваются во что-то совершенно непонятное. — Не порти жизнь ни себе, ни этому человеку. — Да нет никакого человека, успокойся, — ведёт плечами Мин, пытаясь сбросить настойчивую хватку. — Что за бред ты несёшь, какой к чёрту истинный? — в его взгляде, видимо, достаточно неверия, и младший устало трёт лицо ладонями, после чего отступает и пробует снова. — Неужели ты не понял, хён. Я твой истинный, я. Как ты... как ты мог не понять, хён?.. Парень смотрит на него вопросительно, словно он на самом деле верит в это и требует того же от него. Юнги вздыхает. — Ты же... мой сосед. Мальчишка по соседству. — Хён, я четыре дня в Корее, — бормочет парень и садится на ступеньку. Такое чувство, что их всё время окружают долбаные лестницы. — Я только прилетел. Юнги удивлённо таращится на него в ответ, медленно усаживаясь рядом. — Я родился и вырос в Австралии. Я физически не мог бы жить по соседству, — поворачивает голову, и Юнги не шевелится. Он не понимает. — И меня зовут Чон Чонгук, хён. Я прям оскорблен, что за двадцать лет ты ни разу не спросил моего имени. Ты даже не представился, — парень крутит кольцо, и Юнги накрывает ладонью его руки, останавливая раздражающие движения. — Не представляешь, как тяжело было найти тебя в этом шумном Сеуле. — Интересная, конечно, история, — Юнги понимает, что его смущало всё это время. — Только мы должны были встречаться на счастливых моментах, а не наоборот, — он приподнимает бровь, парень, Чонгук, просто пожимает плечами, не впечатлённый таким раскрытием. — У тебя есть другое объяснение тому, что я несколько раз был в Корее, не покидая границ Австралии? Да и в последний раз ты был у меня, хён, неужели ты не понял? И ты постоянно говорил, что я не по погоде одет, хён, подумай, — Чонгук сжимает его ладонь в своих и заглядывает в глаза. Он ждёт, но, кажется, терпение всё же не безграничное. — Думаешь, я с детства хотел тебя разыграть? Подстраивал, поджидал? Мама говорила, — Чонгук переводит взгляд на стену напротив и улыбается воспоминаниям. — первый раз, когда я пропал мне года три было. Совсем малыш. — Но ты говорил, что не нашёл своего, ты думал, что у тебя нет родственной души, — бормочет Юнги, хотя и сам начинает осознавать всю логичность доводов парня. Чонгука. Его соулмейта. — Я проверял. Пытался понять, знаешь ли ты уже. Но ты был так расстроен, хён, — парень опускает взгляд, и только сейчас Юнги замечает, что по его голым предплечьям бегут мурашки. — Я так сильно переживал, — Чонгук сжимает его руку крепче и поглаживает подушечками пальцев. — Наверное, поэтому мы не такие, как остальные, хён, — он вдруг улыбается настолько нежно, что Юнги сдается. И пусть будет что будет. Он всегда ждал счастливых моментов, думая, что так сможет увидеть родственную душу, но. Оказывается, именно его человек должен был привести его к счастью.