Тебе плохо? Ты одинок? Жизнь дерьмо? Пустой холодильник? Закончились деньги? Не знаешь, что делать? Жизнь дала трещину? Любимый человек предал тебя? Нет выхода? Жизнь потеряла смысл? Не расстраивайся! Просто ты — неудачник! Убей себя! Из запрещенной рекламы «Упокой-центров»
Старик борзел. Пошли вторые сутки сверх оплаченного. Спокойно… Как же хочется выпить. Выпить, выпить, выпить… Гадский геронтик. Как же достал меня этот саркофаг! Но вокруг только занудно попискивает медоборудование, и болит всё тело. Какого лешего я повелся на двойную оплату? Ты дурак, Герыч. Вот отдаст концы это тело и что потом? Ась? Не слышу? Эх… — Эй! Кто-нибудь! — попытался позвать медичку. Но связки бастовали. Только не распускайся… Ты же знаешь, Герыч, что в старом теле мозги притормаживают. Звать кого-то глупо. Соберись. Кнопочка для этого есть. Кно-поч-ка! Я пошевелил пальцами правой руки, нащупывая злосчастную кнопку вызова. Вдавил её в простыню… Тут же в палате образовалась медсестра и затараторила, склоняясь над стеклом медбокса: — Да что вы нервничаете? Всё в порядке! Старик уже запросил отзыв. Через два часа начнется обратный обмен. — А сказать мне раньше никак нельзя было, а? — А повежливее никак, а? Дергаться будешь — вкачу успокоительного, — фыркнула дородная медсестра и испарилась. Стерва! Жаль, вчера ей не всё сказал, что думал… Ладно, два часа как-нибудь потерпим. Я — брейнбоддер, умею терпеть. Всего два часа. И я смогу потратить честно заработанные десять штук. Обновлю комп, куплю какой-нибудь приличной мебели домой, телик во всю стенку тоже куплю… И, убаюканный мечтами, провалился в тревожный болезненный сон. * * * С глубоким выдохом очнулся. Вместо долбанного стекла медбокса надо мной родной потолок, облупленный и загаженный мухами. Осторожно поднес к лицу руки. Мои руки! Мои! Молодые пальцы обтянуты здоровой кожей. Никаких тебе дряблых складок, желтизны и отвратных пигментных пятен. Пальцы такие тонкие, смешные! Руки не трясутся. Я снова в своем теле, в своей квартире. Я дома!!! — Уйя-я-я-а!!! — заорал хрипло молодым горлом и сладко потянулся. — Солнышко, ты проснулся? Сейчас кофе будет готов, — раздался из кухни мужской голос. Я аж вздрогнул. Черт! Эти мне стариканы! Дерьмо! Настроение моментально испоганилось… Вот же невезуха. Был ли в контракте пункт насчет проституток и педов? Не помню! Как же ты, Герыч, его прошляпил? Десять штук совсем мозги затуманили? — Герка, ты встал или где? — раздалось из-за дверей. Я сообразил, что валяюсь в постели совершенно голый. Судорожно натянул на себя простыню, что комком валялась в ногах. Пед-старикан! Такого у меня давно не было. Если в контракте был пункт о запрете связей с педами и всяких извращениях, то я испорчу старикану последние месяцы жизни. Разорю, нахрен! Правда, в это не очень верилось — эти старики за свои деньги находили ушлых адвокатов. Надо срочно проверить контракт! Как только выставлю из дома педа. Нет, ну надо же! Пед в моем доме? Я с отвращением уставился на дверь в комнату — она медленно открывалась. Вошел тощий невысокий парень с большим подносом в руках. Моим, заметьте, подносом, сука! Короткая аккуратная стрижка, черный чуб почти закрывает серые глаза. Большеротый, как жаба. Мы с ним встретились глазами, и парень разулыбался во всю свою гигантскую пасть: — Доброе утро, Солнце! Чего валяешься? Вставай давай! Или хотите кофе в постель, мой господин? Я же лихорадочно соображал что делать. Просто выкинуть сложно. Парень явно сильнее меня, особенно после переноса. Меня сейчас и муха забодает. Да еще эти гребаные законы. Только тронь педа — засудят, блин. Тихо, Герыч. Давай сделаем всё вежливо, по закону. Парень, пока я скрипел шестеренками в голове, прошествовал через всю комнату к постели. Поставил поднос на прикроватный столик, сел на край кровати. Посмотрел на меня, улыбаясь. — Доброе утро, рычавка… — произнес мягко и склонил голову на бок. — Ну? Ты проснулся или еще нет? Соображаешь уже? Алле? Он пощелкал пальцами перед моим носом и потянулся ко мне, явно намереваясь поцеловать. Я резко оттолкнул педа, и отполз на дальний от него угол постели. — Пошел на фиг! Парень похлопал длинными ресницами. — Что? — Пошел на фиг из моего дома, — членораздельно произнес я, зыркая на педа. Тот закатил глаза: — Герыч, глупая шутка. — Это не шутка, — произнес я тихо. — Ты хочешь, чтобы я обиделся? — спросил парень и резко встал с кровати. — Это у нас вместо «доброго утра», да? Смотри! Я уже готов обидеться? Он картинно прошествовал к двери и обернулся. Ничего другого мне не оставалось, как… — Я брейнбоддер, — сказал я. — А ты общался с водилой моего тела. Теперь я вернулся и попросил бы тебя… кхм… вас покинуть мой дом. Вежливая формулировка с трудом получилась, но я старался, правда! Хотя единственным желанием было заорать матом и выкинуть извращенца из моего дома. Убил бы уродов! Эти педы… Ненавижу! — Это не смешно, Гер, — сказал парнишка обиженно и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Голым я с ним не справлюсь. Взлетел с постели и метнулся к одежному шкафу. Хлопком по выключателю растворил дверные панели и оцепенел. Мой одежный шкаф всегда, сколько я себя помню, был завален кучей мятой одежды. Не грязной, конечно. Ее еще можно было надеть. А теперь просто чужой шкаф. Всё развешено аккуратно, выстирано и выглажено. А часть вообще не моё. Твою мать! Он еще и живет у меня? Этот пед живет! у меня! В доме? Это… От возмущения я даже не мог соображать. Дверь в комнату опять скрипнула: — Это не шутка? — тихо спросил парень за мой спиной. И жалобно: — Ну, скажи, что ты пошутил, а! Солнышко? Я молчал, натягивая на себя штаны и рубаху. Постоял секунду, приводя мысли в порядок. Потом повернулся к педу. Тот стоял в дверях, прислонившись к косяку. — Это не шутка. Прошу вас покинуть мой дом. Пед пристально смотрел на меня несколько секунд. — Да-а-а, — протянул он. И вдруг расхохотался. Сполз по стене на пол, хохоча до слез. — Вот это я попал! Круто! Кха-ха! — ржал смазливый пед, хлопая руками по коленям. — Вот никогда не думал, что столкнусь с боддером. Век живи! Ха-ха! И ржет во всю жабью пасть. — Что смешного? — спросил я, когда чел устало замолк, тяжело дыша. Тот зыркнул на меня абсолютно счастливыми глазами. — Да всё это! Смешно! — фыркнул типчик. — Ладно-ладно… Я ухожу. Не смею задерживать. Парень вскочил с пола. Отряхнул джинсы, белую свою футболку. — Вещи можно забрать? — Мне ничего вашего не нужно, — предельно вежливо сказал я, отступая в сторону от шкафа. Пед на секунду исчез из комнаты, но тут же вернулся, таща за собой цветастый рюкзак. Подскочил к шкафу и стал швырять свои шмотки в него. — Кошмарики, дружище, — весело воскликнул он, запихивая пожитки в рюкзак. — И как это меня угораздило? Тебя хоть Геркой зовут? Снова стрельнул на меня серыми глазами. Я только кивнул. — А меня Женькой, — и улыбнулся. — Ты только не злись, сейчас исчезну. Жаль, конечно, что так вышло. Парень наконец-то уложил свои вещи и завозился, застегивая порядком раздутый рюкзак. Всё это время я молча стоял около шкафа и предельно терпеливо ждал, когда урод покинет квартиру. Наконец чувак исчез. Я же со свистом выдохнул, запирая за гадиной дверь. А как квартира моя изменилась. Черт! Так чисто у меня давно не было. Везде легкий запах какого-то сладкого освежителя. Гадство… Навоняли тут педами. Жаль, что я не видел, как Женька выскочил из подъезда моего дома. Не видел, как он рухнул на раздолбанную лавочку у подъезда. Как он расплакался, сжав руками лицо, размазывая тонкими пальцами слезы. Жаль, что не видел, а то обрадовался бы. Дерьму дерьмовая жизнь! Потом парень угомонился, вытер лицо сухой салфеткой, заставил себя улыбнуться, гордо задрав тонкий подбородок. Встал и зашагал прочь, время от времени всхлипывая. Я же в это время метался по квартире, пытаясь вернуть ей привычное состояние — содрал в шкафу одежду, ровно развешенную по плечикам. Швырнул её комком на дно. В ванной комнате выкинул в помойку какие-то склянки с кремами и мазями. Оставил только своё — расческу, бритву, пену для бритья и полудохлый тюбик с зубной пастой. Да и зубную щетку. Хотя нет, ее выкину. Мало ли. Нормальному мужику ничего не надо лишнего! Хотел выбросить и полупустой флакон с туалетной водой, но он у меня был и раньше. Пожалел. Светику этот запах нравится. Вообще, после ченьджа, свою квартиру находил в разном состоянии. Однажды мои услуги купила какая-то старуха-извращенка. Всё тут также вылизала, вымыла, салфеточек вышитых развесила. Тьфу! С той поры я только со стариками подписывал контракты. По крайней мере, после них в холодильнике хотя бы пиво оставалось. Иногда. Хотя, если честно, эта история с педом меня не сильно расстроила. В первый момент — да. Занервничал. А сейчас уже успокоился. Всякое бывает в моей работе. Вот не буду я дергаться из-за каких-то поганых педерастов. Не дождутся! Хорошо хоть в холодильнике, и правда, пиво осталось. Ох, ну и дорогое же! Суки… Зажрались. Деньги швырять на такое… Но пиво отличное! Сижу я после душа весь такой расслабленный с банкой пива в лапе. Щелкаю каналами на телике. Просто так — может, что нормальное будет. На третьем круге перебора каналов заверещал телефон. Светик мой! — Доктор, меня все игнорируют? — спросила первым делам Светик. — Ты из ченьджа должен был два дня назад вернуться. Что стряслось? — Привет, малыш, — радостно выдохнул я. — Да была тут история. Ты как? — Как всегда, — хмыкнула подруга. — Пока не сдохла, и то хорошо. Ну, раз ты в норме, то… пока! — Стой-стой! Ты сегодня вечером занята? — Опять меня в ваш гадюшник потащишь? — хихикнула Светка. — Извини, сегодня я занята. Я тут же напрягся. — И кто он? Светка рассмеялась: — А тебе не все равно? Пока ты по своим ченьджам прыгаешь, я уже пять парней могла сменить. Занята я, Герочка, за-ня-та! — Слушай, ну извини. Правда, работал, — тоскливо выдавил я и стал тереть свободной рукой враз занывшие виски. Старый разговор, старые проблемы. — Слышала, слышала, — спокойно ответила Света. — Но если ты любишь, то надо уделять любимым времени побольше, нежели встречи раз в месяц. Не в разных же городах живем. — Свет, — попытался остановить подругу. — Что «Свет»? — горько переспросила моя девочка. — Что ты можешь сказать? Занят был? Ну, так и никто тебя не заставляет. Занимайся своими делами дальше. Ладно, закончим этот разговор. Я немного волновалась, так как все равно люблю тебя, засранца. Но теперь слышу, что всё путем. Потому пока, малыш! Сидеть дома и ждать у моря погоды… Извини, устала. Не делай из меня истеричку. — Свет, очень хочу приехать к тебе в гости, но много заказов, много работы и мало времени. Пойми ты, а? — Я понимаю. Ты работай, давай. Можешь мне не звонить теперь, не мучиться. И не давать обещаний, которые выполнить не в состоянии, — тихо сказала Светик. — Ну, малыш… Ну, пожалуйста, извини, — прошептал в трубку. Но Света только хмыкнула: — Мне нужен близкий человек, Герыч. Рядом нужен, а не «извини» в трубке. Я… я просто вижу, насколько тебе важна и нужна. Отчетливо вижу. Ты месяц был занят. А теперь занята я, Герчик. Пока-пока! — и бросила трубку. — Черт! Черт! Черт! — крикнул я в пикающую пластмассу. — Черт тебя, млять! Ну, вот такая у меня работа, как же она не понимает?! Я же не пьяница, не валяюсь целыми днями в кровати, проедая пособие. Меня этому учили, это профессия. Когда еще заканчивал медучилище, давал возможность всяким старым профессорам проводить качественные операции, писать статьи. Я отдавал им в прокат свое тело, свою молодость. Тем более, что пока я в теле пожилого человека, то его состояние улучшалось. Я лечу тело. Своей молодой энергией… Это уважаемая профессия, черт! Хотя да… Уважаемой она была раньше. Пока переброску сознания из тела в тело не усовершенствовали. Все мои уникальные способности к легкому ченьджу сошли на нет. Теперь обмен разумами можно сделать с любой парой. Не требовалось навыков, опыта. Профессия стала простой и низкооплачиваемой, как профессия грузчика или дворника. Мне приходилось крутиться, чтобы заработать хотя бы четверть той суммы, что давали ченьджи лет пять назад. Тогда я успел прикупить себе хорошую квартиру. А сейчас… Сейчас это… Черт! Потому и приходится соглашаться на всякие гребаные контракты для полудохлых старичков, которым захотелось напоследок погулять. Спасибо хоть, что обмен больше месяца не держится, а то меня давно выгнали бы из тела. Слышал, что опыты сейчас ведутся, но природа сопротивляется. Тело донора, в конце концов, отторгает «водилу». Происходит аварийный обмен. Чертовски болезненный для обоих разумов. Если без аппаратуры. Бывало, что старики такого не выдерживали. Но самое страшное в моей профессии — это нарваться на умирающего. Бог меня миловал. А были случаи… Тогда умирали оба. Попробовала бы ты, Светик, пожить как я, а? Десять-пятнадцать ченьджей в год. А? Как тебе? Как тебе, лежать в реанимационных боксах неделями, когда болит ВСЁ? А? Пока в твоем теле «водила». Отдыхает, резвится, спит с кем попало. А? Не слышу?! Помню, как ты первое время пугалась. Спрашивала: «А это точно ты? Не „водила“ ли там в тебе?» Как устраивала тесты, чтобы быть уверенной. Как я бесился, обижался. Как тебя пугали мои седые виски в двадцать пять. Светик, у нас уже столько с тобой было, и теперь ты просто отвернешься? Занята она. Кто он?! Найду и убью, суку! Я вылетел из дома с желанием срочно отыскать Светку и выяснить все. Не по телефону, а глаза в глаза. Солнце палило нещадно, будто и не сентябрь. За несколько недель в медбоксе совсем отвык от такого яркого света. Потому на минуту пришлось застыть у подъезда, подождать, пока глаза привыкнут к этому режущему светилу. Побежал. Мимо заброшенной станции метро. Мимо разрушенного небоскреба. Мимо порнобазара и китайского гигамаркета. Мимо «Упокой-центра». Выскочил на трассу и поймал «мотор». Через десять минут уже был у подъезда Светика. Дома ее не было, мобила не отвечала. Черт! Вот так всегда. Немного послонялся около подъезда. Сплюнул и решил двинуться в «Польку». Все равно делать нечего. Единственным спокойным местом для всех брейнбоддеров города последние годы была эта грязная забегаловка. «Полька» — место чахлое и затхлое. Пиво в розлив, за стойкой вечно помятая мадам Ганжа. Выглядит, словно её разбудили в пять утра и в таком виде поставили к стойке. Слабый запах ароматических палочек, скрипящая невнятная музыка. Местечко так себе. Но тут я был самим собой — не надо было притворяться, можно просто отдыхать. Тут обитали в перерывах между ченьджами почти все боддеры города. Нет, конечно, существовали и более элитные клубы. Пристрелите меня, если я туда сунусь. День в самом разгаре — в «Польке» пусто. Двинул прямиком к моему любимому столику. Точнее попытался — на пути вырос Лютик с дружком. Лютик специализировался на извращенцах. У меня и у всех остальных вменямых боддеров парень вызывал отвращение. Лютик косил под панка, хотя красный ирокез на голове, пирсинг и татушки шли к его интеллигентной мордашке как корове седло. А вот его дружку — само то. Кабанчик в коже и фуражке «а ля Том Финланд» смотрелся представительно, но общаться с ними никакого желания. Общаться начал Лютик: — Объясни-ка, малыш, когда ты перешел на наше поле, мля? Ты же геронт, славный? Только не говори, что сам лично зависал в «Обезьянках» на прошлой неделе? С тощим таким парнишкой, а? Ты решил поменять клиентуру? А за это платить надо, малыш. Ты же… — Ничего я не менял, — перебил Лютика и попытался обойти его. Но дружок Лютика крепко взял меня за шиворот, и пришлось поддержать разговор: — Именно! Ты не ошибся — я там был сам, а не водила. Надоели бабы, решил попробовать на вкус мальчика. Почему нет? Лютик закатил свои голубые глазки и зацокал языком: — Зачем врешь, солнышко? Я тебя не первый год знаю, Герочка. Хочешь, чтобы Чижик сделал тебе больно? Чижик, упакованный в кожу, тупо смотрел сквозь меня. — Отвалите, а?! — рявкнул я и попытался вырваться из медвежьей лапы Чижика. — Мне вот только вас сегодня не хватало! — Мы-то отвалим, — деланно зевнул Лютик, — но если заметим, что работаешь по педам и на халяву… — Лютик многозначительно замолчал и холодно глянул на меня. — Будет больно, зайчик. Чижик тебе это обещает. Правда, Чижик? Медведь не ответил. Лютик осторожно дотронулся тонкими пальцами до плеча своего дружка и тихо скомандовал: — Отпусти его, Чижик. Пусть мальчик отдыхает. Толстяк приподнял меня над полом и ощутимо встряхнул. — Пока, малыш, — ласково сказал на прощание урод. Притянул меня к себе и лизнул в шею. Медведь аккуратно вернул мою тушку на пол, и парочка наконец-то испарилась в сигаретном дыму. Вот думаю, когда настанет тот миг, когда начну убивать? Мы раньше не пересекались с Лютиком. И больше пересекаться мне не хотелось. Я с омерзением вытер шею и устало побрел к своему столику. Ну хоть стол не занят. Никого знакомых в зале не видно. Да и не хотел никого видеть. Сидел, накачивал себя дешевым пойлом. Не смотрел по сторонам. Светик, ну зачем ты так, а? Я же не со зла, не специально. Просто жизнь такая дерьмовая штука. Или ты её, или она тебя. Нет других вариантов. И никогда не было. Почему ты не понимаешь меня, Светик? Почему не слушаешь меня? Напридумывала себе хрен знает чего, накрутила себя. Девочка моя, я попробую измениться, попробую. Брошу к чертям эту работу. Пойду на какие-нибудь курсы. Или просто в «Неотложку». Я могу. Правда, могу. К вечеру в забегаловке стали появляться люди. Тихо садились за столики. Что-то заказывали вполголоса. Никто не общался. Все просто сидели по своим углам и накачивались выпивкой. Это привычный мирок. Здесь уютно. С каждой кружкой пива уже не так сильно раздражала музыка. Кивнул паре знакомых. Подходить ребята не стали. Это не принято. Да и что мне с ними обсуждать? Мы сидели и пили, каждый погружен в свои мысли. Вон Катя сидит. Говорят, раньше была учителкой. Тощенькая девушка-вешалка. Ей бы на подиум. Правда, говорят, сейчас в моде пухлые модели… Вон Стас. Тоже геронт, как и я. Ну по старикам специализируется. Раньше мы общались. А теперь не о чем говорить. Каждый в своем теле проводил максимум месяц в году. Все остальное время мы, геронты, распиханы по больницам, по медбоксам, палатам и инвалидным креслам. Пока наши тела путешествуют под управлением «водил», шляются по клубам, лазят по горам или занимаются дайвингом. Мы ничего из этого не видим. Многие из нас тихо сходят с ума. И я сойду… когда-нибудь. С трудом выполз на улицу поздно вечером. Палящее солнце закатилось к бебеням собачьим. В сумерках моросил осенний дождь. Голова гудела. Просто давно столько не пил. Мобилка Светика все также упрямо молчала. Номер она сменила, что ли? Брел в сторону своей конуры, и ничего хорошего в голове не было. Пустота, что заполняла мозги в баре, стала заливаться острой тоской и жалостью к себе. Это же надо? Как ни крутишься, ни живешь, а всё через одно место. Долго шел, тихо матеря весь белый свет. Продрог и промок насквозь. Когда подходил к своему дому, голова сама по себе повернулась в сторону «Упокой-центра». Расплодилось же их в последнее время! Небольшое двухэтажное здание еле различимо в кромешной темноте. Только дорожка синих огоньков, как посадочная полоса, ведет к черным воротам. В голове закрутилась старая реклама… Что-то типа: «Не расстраивайся! Ты — неудачник!» в сопровождении тихого госпел-хорала. Нихрена! Не дождешься! Я так спокойно не расстанусь со своей жизнью. Да, самоубийство узаконили много лет назад. Там еще в рекламе рассказывали о ласковой смерти для каждого нуждающегося. Я что, похож на слабака? Только последний трус может пойти на такое. Вон, вижу, у световой дорожки маячит кто-то. Слабак! Трусливая дрянь! Там, и правда, стоял какой-то парнишка. Кажется, совсем молодой. Вот дебил! Дернула меня нелегкая. Видимо, выпил лишнего. Но уже ничего поделать с собой не мог — ноги сами понесли к «Упокой-центру». Почти бежал к воротам. Главное, успеть, пока он не шагнул на дорожку. Потом остановить его было бы сильнейшим нарушением закона. — Эй! — крикнул я, задыхаясь от бега. — Постой, чувак! Парень оглянулся, но в темноте и на бегу я не смог разглядеть лица. Он убыстрил шаг, приближаясь к полоскам огней. Совсем еще молодой пацан, кажется. Вот же придурок! — Подожди, братан! — выдохнул я, подбегая. — Подожди! Давай поговорим! Успел! Я схватил идиота за рукав куртки и потянул в сторону от дорожки Центра. — Давай поговорим, а?! Ну зачем сразу так, а? Тот попытался вырваться, но я остервенело дергал его в сторону, и… парень прекратил сопротивляться. Выволок его к трассе под свет тусклого фонарного столба. — Ну, нахрена ты это придумал, а? Тебе еще жить и жить, братишка! — почти кричал я, встряхивая его за плечи. Тот безвольным кульком болтался в моих руках, низко наклонив голову. — Ну, скажи что-нибудь! Какого тебя туда понесло, дубина?! Чего ты молчишь? Поговори со мной! ТУДА уйти ты всегда успеешь! Чего стряслось, а? Хочешь, пойдем выпьем? Ты мне все расскажешь! — я нес какую-то чушь. Но сейчас важно было разговорить чела. — Баба бросила? Погиб кто? Ты же, мля, молодой совсем, а?! Посмотри на меня, братишка! Ну?! — Случилось, Герыч, — хрипло произнес парень и поднял голову. Посмотрел на меня серыми глазами. Млять! * * * Ну, да. Это был тот самый пед, которого я утром вышвырнул из моего дома. Теперь же сам его и привел обратно. Не знаю зачем. По пути мы почти все время молчали. Я затарился пивом в каком-то ночном ларьке. Засели у меня на кухне. — Я вот одного не пойму, чего тебе не хватает, а?! Всё же для вас, педерастов. В рекламе одни карамельные мальчики. Квоты при поступлении в институты всякие. На работу в первую очередь берут вас. А? — горько говорил я, разливая пиво по бокалам. — Однополые браки? Пожалуйста! Усыновить кого? Пожалуйста! Че тебе не хватает, дурик? Тот сидит молча, потупив взор. Вот зачем его притащил домой? О чем мне с ним говорить? Мы из разных вселенных. — Я и правда не понимаю, вот НАХРЕНА тебя туда понесло? — спрашивал и спрашивал я, прихлебывая пиво и закусывая орешками. — У тебя квартира есть? Есть. Явно купил со скидкой процентов в пятьдесят, да? Парень кивнул. — Работа есть? Хорошо получаешь? Тот опять лишь кивнул. — Ну скажи ты хоть слово! Мля, трагедия какая, твой парень боддером оказался. Найдешь другого. Вас же тучи сейчас. Выбирай — не хочу! Или хочешь тебя к этому старику отведу? Хотя… Не — вот это не прокатит. Запрещено контрактом. Вдруг Женька впервые за последние полчаса подал голос: — Че ты так орешь? Я тебя просил лезть? Какое тебе дело? — Не просил. Верно, — сказал я тише. Заткнулся. Пусть сам говорит. Сидим оба, молчим, только пиво глотаем. Не вытерпел: — Ты думаешь, у меня жизнь, мля, сахарная? Павлины летают и бабы штабелями? Но ты же мужик или как? Ой, посмотрите на него, облом какой! Сопли вытер и вперед. Еще жизнь не закончилась. Сука, опять молчит. Только зыркает на меня глазенками. — Жень, ну?! Отошел? — От твоего крика у меня башка раскалывается, — вдруг мрачно высказался пед. — Потерпишь. Не развалишься, цаца, — огрызнулся я. — Ты хоть меня слышишь? Хочешь услышать, как живу я? — Нет, — помотал головой парень. Отхлебнул пиво и аккуратно поставил бутылку на стол. — Ты закончил? Я могу уйти? Вот тварь! — Да вали, давай! — рявкнул в ответ. Вскочил из-за стола, рывком поднял парня на ноги да толкнул в сторону входной двери. Женька чуть не упал от толчка, но успел ухватиться за холодильник и развернулся ко мне, бешено дыша. — Достал ты меня, мразь! — заорал он и двинул мне по челюсти. Хорошо так двинул. Передо мной мелькнул потолок, и я рухнул на спину, зацепив плечом стол. Цветные пятна заплясали перед глазами. Пед навис надо мной и истерично заорал: — Мне насрать как ты живешь, проститутка! Ты еще будешь учить меня жизни, да? Ты, который продает свое тело для развлечений всяких уродов?! Да сдохни ты, гомофоб подзаборный! Что я лично ТЕБЕ сделал? Че ты лезешь, а?! Крутой он! Мужик он! Чмо ты последнее! У тебя, видимо, никогда не отбирали любимого человека, вот так вот — с полпинка! Нет? Словно, похоронил его! Ты никогда никого, урод, не любил, кроме себя! И не лезь! Не лезь! Тебе этого не понять, быдло! Он еще поорал что-то. А потом рухнул на стул, схватил полупустую бутылку с пивом и жадно вылакал остатки. Я, кряхтя, поднялся с пола. Не помню, то ли я ударился головой, то ли она уже давно так болела. Сел за стол напротив педа, открыл себе пива. Тоже стал пить из горла. Женька смотрел в упор. Дождался, когда я оторвусь от бутылки, и спросил глухо: — Живой? — Угу, — буркнул я, потирая плечо. Он уставился на меня. Я на него. Вдруг Женька фыркнул. Обхватил голову руками и начал ржать. Все сильнее и сильнее. Я похлопал ресницами и… присоединился к нему. Мы сидели на маленькой кухоньке. Два придурка — боддер-проститутка и педераст. И ржали в голос, до слез. Хлопая ладонями по столешнице. Хохотали долго, болезненно, надрывно кашляя. От ударов по столу перевернулось несколько пустых бутылок из-под пива. Со звоном скатились на пол. Мы хохотали и над этим, до боли в груди. — Да-а-а-а… — простонал я, не в силах больше смеяться. — Вот же… мля-я-я-я… Кое-как успокоились. Сходили еще за пивом. И продолжили пить. Уже не закусывая. * * * Утро следующего дня началось для меня ближе к вечеру. Очнулся на кровати. Одетый. Женьки нигде не видно. Не помню когда пацан ушел. Поднял тяжелые руки к лицу и протер глаза. Что за черт! Это не мои руки!! Вылетел из постели и в три прыжка подлетел к зеркалу в прихожей. Мать вашу! Из зеркала на меня смотрела ошарашенная большеротая Женькина рожа. — Мать вашу! — гаркнул я. Других слов в голову не приходило. Я сел на пол у зеркала и попытался вспомнить, когда это мы с Женькой ченьдж устроили. Что-то смутное всплыло в голове. Точно! Мы явно ходили на пятый этаж к этому казаху, что подпольные обмены делает. А зачем мы обменялись? А где шляется Женька? Черт! Я, не веря произошедшему, ощупал себя. Да — это не белая горячка. Это явно Женькино тело. А мое где? Боже! Надеюсь, он ушел ненадолго. Конечно, вернется в течение месяца. Но я что все это время должен делать? Черт, черт! Я бродил по квартире. Пива на кухне не было. Только пустые бутылки валялись по полу. Жратвы ни крошки. Не! Он ненадолго ушел. Он же не подготовленный. Ему инструктаж нужен вводный — как и что. Устроился на кухне среди бутылок. Ошалевший весь. За окном дело шло к вечеру. Где мне парня искать? Даже номера мобилы нет. Но выйти на улицу в теле педа? Лучше сразу меня расстреляйте. А тут еще организм затребовал туалета. Я долго терпел, но потом, пересилив отвращение, сбродил в уборную. Сразу стало легче — начал чуток соображать. Нестерпимо хотелось в душ. После попоек я всегда долго отмокал под душем. Но тут… Байда какая! В конце концов… Ты что, первый раз в чужом теле? Это просто тело, организм. За ним требуется уход, Герыч! Не распускайся. Да — это тело педераста. И что? Это просто тело. Просто организм. Уговорил себя в итоге. Залез под душ, стараясь не смотреть на себя. Отвернулся от зеркала, когда раздевался. Ни хрена себе! А он ТАМ начисто выбрит?! Млять, пакость! Настроил воду и стал аккуратно намыливать шею и грудь. Тут же мелькнула мысль, что я глажу руками тело педераста. Отдернул руки. Рассмеялся зло. Дубина! Ты так точно съедешь с катушек. Взял мочалку, быстро! Потом просто стоял под струями воды и тихо приходил в себя. А у него зубы искусственные, аха… Может себе позволить, гад. И даже намека на животик нет. Мне бы так. Позавидовал молча. Ухаживает за собой, педик, ухаживает. Ощущения странные. Я никогда раньше не переносился в молодое тело. Странные ощущения. Голова быстро пришла в норму. Выполз из ванной в хорошем расположении духа. Пожрать бы что-нибудь? Нашел на кухне полупустую коробку с чипсами и завалился на кровать перед теликом. Ладно, подождем. Если сегодня не объявится, завтра начну искать. Что-нибудь придумаю. Около полуночи, когда я стал уже задремывать перед экраном, тренькнул дверной звонок. — А, зараза, вернулся! — весело хмыкнул я себе под нос и побежал открывать. Но перед дверью замешкался. Вдруг не он? — Кто там? — Это я, Герыч! Я рассмеялся. И ответил бородатой шуткой, открывая дверь: — Не! Герыч — это я. Тут вошел в прихожую я сам. Шизня полная! Вошел аккуратно. Скромно так, как никогда не ходил. В руках пакеты с едой — это уже лучше. — Привет, — бормотнул Женька в моей шкуре. — Н-да! — ответил я весело. — Ну и где тебя носило? Женька улыбнулся моей улыбкой. — Извини, гулял я. Как мы и договаривались. Только не ругайся. — Слушай, сейчас мы пойдем опять на пятый этаж, а потом ты мне все расскажешь. А то у меня крыша съедет, глядя на самого себя. — А прикольно, — фыркнул Женька. — Ну-ка, стой. Он шагнул ко мне и повернул мою (свою?) бошку к свету. — Что? — спросил я недоуменно. — Так и знал, — горько прошептал парень, — Мне эта прическа ни фига не идет. — Тьфу на тебя, — отпихнул Женьку. — Пугаешь! Ладно, пошли на пятый. Надеюсь, Джабир еще не спит. Пожилой казах не спал. Высунул из двери круглое лицо и жалобно произнес: — Опять вы? Ай, сапсем паспать не даете старику, ай-яй? * * * С Женькой проболтали до поздней ночи. Оказывается, мы вчера договорились, что он проведет день в моей шкуре. Охренеть! Это ж сколько мы выпили? Он в течение дня сходит в медцентр, в бар «Полька» и попробует поговорить со Светкой. Дела-а! В центре был. Мне, оказывается, в этом году больше ченьджа не видать. Поступила жалоба от медперсонала последней больницы, где я валялся. Теперь мне назначили два месяца реабилитации. Плохо! Эта стерва все-таки настучала. Потом занесло Женьку в нашу забегаловку, в «Польку». И он… — Что?.. Ты гонишь! — Не-не! — рассмеялся Женька, закинув руки за голову. — Я разобрался с Лютиком. Вы теперь с ним друзья. Ржет, придурок. — Вот, ну нахрена мне такие друзья, Жень? Ты башкой своей соображаешь, дубина? — Пригодится, — отмахнулся от меня Жека. Мы залезли с ногами на диван. По разным углам, конечно. К слову, сегодня почему-то оба не пили. Почему это? Просто трепались, поедая все, что притащил Женька. Боялся спросить о самом главном, но парень сам завел разговор, томно потянувшись: — Ну, и конечно виделся со Светланой. Нагло замолчал, запихнув в рот кусок бутерброда. Смотрит на меня хитрыми глазами и жует. Тут я не выдержал — скакнул в его сторону и вцепился руками в горло. В шутку, понятно: — Я тебя ща придушу! Ну-ка говори всё, гад! Женька радостно загоготал и стал отбиваться от меня: — А! Натуралы насилуют! Мущина, слезь с меня! Отпустил Жеку и потребовал быстро все рассказать, или… — Что «или»? — ехидно спросил улыбающийся парень. — Поборемся? — Не дождешься, — фыркнул я. И уже просительно: — Ну, Жека! Ну! Рассказывай! Ничего, конечно, нового он не рассказал. Но сам факт, что они болтали весь вечер в кафешке, уже радовал. Я бы сто раз за это время наломал дров и обидел бы мою Светку. Закончил рассказ Женька вопросом: — Тебе никто не говорил, что ты мудак? — Да знаю я, Жень, — горько ответил я, разом помрачнев. Потер руками слипающиеся глаза. — Пора спать. Тебе далеко до дома? Женька замялся. — Понял, — буркнул я с усмешкой. — Располагайся тут, на диване. Сейчас что-нибудь сообразим с простынями-одеялами. Через полчаса с дивана раздалось мирное сопение. Я же заснуть не мог. Мудак. Я — мудак! Права Светка. Всем жизнь только порчу. Никчемный придурок-проститутка. Медик-неудачник. Боддер, алкаш. Даже какой-то пед и то лучше меня живет в этой жизни, спокойно находит новых друзей, общается. Болтать с ним интересно. Давно я ни с кем так по душам не говорил. Умеет слушать, внимательно… По-человечески. Понимаешь, Герыч, в этом педе человечности какой-то больше, чем в тебе, мудак. Мудак… Лежал и размышлял, безостановочно гоняя этим мысли по кругу. Глаза уже давно на мокром месте. Какая-то глухая тоска стала стягивать легкие в тугой комок, не давала дышать… Выполз на балкон. С высоты шестого этажа не так хорошо видно ночной город, зато отлично видно «Упокой-центр». * * * Женька догнал меня у самой дорожки Центра. Я тихо брел к последней «посадочной полосе». Голова пустая. Мудаку мудачья смерть. Ты неудачник, Герка! Чего расстраиваться? Просто убей себя! Эти слова, как на повторе, крутились в голове. И тут на меня налетели сзади и сшибли с ног. Я вскрикнул и грохнулся на колени. Потом под тяжестью чужого тела распластался на асфальте, сильно ударив локоть. Только голову вбок успел повернуть, чтобы нос о землю не расцарапать. Дернулся, пытаясь спихнуть с себя Женьку. — Блин, Герка! Ну почему ты такой предсказуемый, а? Как чувствовал! Не дергайся! — сипло выдавил из себя друг, крепче придавливая меня всем телом к мерзлой к земле. Я не знал, что сказать. Просто лежал молча. Но почему-то был рад. Рад этому шизанутому парню, что уселся на меня сверху. Рад, что кому-то еще нужен на этой гребаной планетке. А за нашими спинами молчало глубокое черное небо. Черное, но с бисером нервных звезд. Октябрь, 2005, МоскваРассказ
20 апреля 2017 г. в 04:26