Несогласен

Когда вы за кухонным столом стали едва умещаться, Иван сказал по-учительски твердо: «Мы все скоро будем счастливы». Ты для себя решил – не будешь, хотя бы назло России. (Иные, когда хорошо, но стыдно, вслух говорят – насилие.) Брагинский над планами пятилеток улыбался: «Тебе понравится». Заводы, больницы и университеты, школы, театры, здравницы. Нахрапом, неловко и непристойно, как ласки при свидетелях. Больше всего ты его ненавидел, когда рождались дети, Ходили в походы, купались в реке, светя загорелой кожей, Учились петь на твоем языке, но на его – тоже. Все позабыто, все прошло, смято, разбито на части. Ты, уходя, говорил себе: «Мы все скоро будем счастливы». Словно серпом резала спину кривая улыбка России. Ты до сих пор при нем говоришь «свободен» вместо «бессилен», Лежа без сна, часами волчьими думаешь, как задеть бы, Молишься, чтобы он не узнал, как редко рождаются дети, Шепчешь слова из старых песен среди ночного бреда. Раньше они предавали тебя, ты их – теперь предал. Каждый рассвет стирает все, что ты припомнил за ночь. Утром Иван разминется с тобой: он, как обычно, занят – Всем, что старается сохранить, всем, что пора строить, Всем, что отнимет у пустоты мыслью, потом и кровью. Гулом заводов, ракет, поездов, Арктикой и Крымом. Больше всего ты его ненавидишь, когда он проходит мимо.