Неправильный омега

      Чанёль был необычным омегой. Даже неправильным. Крупным, совсем неизящным и нескладным. Куда ему было до ладных омег, стройных и хрупких, которых хотелось защищать от всего мира и засыпать подарками. Вот скажите на милость, какой нормальный альфа захочет носить на руках его? Омегу ростом под метр девяносто, с оттопыренными ушами и нехилыми мышцами. Извращенец только. А извращенцев Чанёль боялся как огня, памятуя, как к нему пытались подкатить слишком настойчивые омеги.        Пусть внешне он и не был привлекателен и выглядел как альфа или хотя бы бета, но в душе был достаточно ранимым и потому приставания не одного омеги в гиперфазе имели свои последствия – завидев их, Чанёль начинал заикаться и стремительно краснеть, пока уши не полыхали факелами даже в ночи.        Некоторые омеги были совершенно безбашенны, висли на нём пачками и пытались раздеть прямо в аудиториях или спортзалах, готовые отдаться везде, будь то туалет, столовая или подсобка. Чанёль знал, что такое гиперфаза, но никогда не вёл себя подобным образом. Это потом он узнал, что дело не всегда было в гиперфазе, а в новом виде спорта «соблазни побольше альф».       Чанёль искренне недоумевал и не понимал, зачем раздавать своё тело направо и налево, если можно было как минимум подхватить какое-нибудь заболевание, а как максимум – разочароваться в альфах и с треском вылететь из университета за неподобающее поведение. Он старался избегать всех подкатов и вопреки здравому смыслу прослыл самым желанным альфой, получая всё новые грозди на шее из легкодоступных омег.       Но не меньше Чанёль боялся альф, вспоминая тот день, когда возвращался из университета и его запах стал стремительно усиливаться, несмотря на то, что фаза должна была наступить через три дня. Видимо, сказывалось нервное напряжение – они писали первый, но очень важный тест, который решал их дальнейшую судьбу.       Чанёль привычно шагал домой пешком, когда его скрутило, и он решил отсидеться в сиреневых сумерках на скамье любимого парка. Тогда к нему подкатил весьма нетрезвый альфа и попытался облапать. Многое не удалось, но ощущений Чанёлю хватило. Он не помнил в деталях, как вырубил зарвавшегося ухажёра, который реально пытался сожрать его ухо, наивно полагая, что такие знаки внимания не оставят ни одного омегу равнодушным.       Вообще, ещё с первой гиперфазы Чанёль стал скрывать от всех факт своей половой принадлежности, пользовался блокаторами запаха вопреки родительскому запрету и обливался маскирующими дезодорантами, чтобы никто не мог учуять в нём омегу. Потому что над ним бы издевались точно так же, как в своё время над долговязым Сехуном. Тот старательно игнорировал происходящее, но нередко отстирывал форму от каких-нибудь вылитых на голову напитков в туалете или вычёсывал муку из волос.       Чанёль искренне сочувствовал Сехуну и помогал отмываться ему, якобы плюя на запреты альфам находиться в туалетах для омег. Но выступить открыто и заступиться за Сехуна Чанёль всё же побаивался. У него не было навыков драк, а уговаривать главных звёзд школы он не решался. Там же что совой об пень, что пнём об сову. Потому у него наготове были салфетки, пятновыводители и слова поддержки – это всё, что мог предложить Чанёль. Но и этого хватило для дружбы.       Сехуну за полгода до перехода в выпускной класс посчастливилось встретить своего парного альфу на соревнованиях по современным танцам. Чонин, а именно так звали парного, учился на тот момент на втором курсе в университете, был на три года старше, на три сантиметра ниже, но на три уровня выше каждого из обидчиков. Чонин мог не только обрычать каждого, кто подышит рядом с его Сехун-и не так, но и доступно для тугодоходящих пояснить, что, где, как и почём.       Чонин в отличие от всех не комплексовал, что его омега удался выше его ростом. Он гордо вышагивал, удерживая краснеющего Сехуна за руку и мило ухмылялся всем, кто смотрел косо. Ухмылялся так, что желание вякать пропадало само собой. Но при этом Чонин умел улыбаться и согревать своей улыбкой похлеще солнца.        Сехун с ним расцвёл и перестал сгибаться в три погибели, смотреть в пол и стремительно бегать. Многие с удивлением заметили, что у Сехуна красивые глаза с необычным тёмно-серым оттенком, россыпи родинок на бледном лице, красивая шея и очень ладная фигура. Глаза светились тем внутренним светом, которого не хватало очень многим, а губы от поцелуев Чонина алели без всяких дополнительных средств и притягивали взгляд.       Чонин ревностно следил за своим омегой и никуда не отпускал одного, провожал всюду и встречал. Омеги в школе шептались об ограничении свобод и что на месте Сехуна взвыли бы от контроля. Но Сехуну всё было нипочём, ему нравилось, что он под надёжной защитой. А Чанёлю казалось, что омеги на самом-то деле в большинстве случаев просто завидуют. Ведь Чонин был видным альфой, старшекурсником, да ещё и на мотоцикле. Как тут не вздыхать? Чанёль вот, например, был искренне рад за своего друга и немножко, совсем капельку, хотел себе такого же заботливого альфу, с которым как за каменной стеной.       Такого защитника, как Чонин, у Чанёля не было, разве что отец, но его Чанёль не считал – не пристало альфе с отцом сначала в школу, а потом и в университет кататься. Потому он продолжал прятаться и скрывать свою сущность.       Родители были не слишком рады, но поддерживали сына, хотя и запрещали пить блокаторы, каждый раз придумывая ему отмазки на три дня раз в три месяца, и гиперфазу Чанёль проводил дома, изнывая от возбуждения и проклиная несправедливость судьбы-злодейки, которая умудряется дарить омегам тела альф.       Сехун окончил школу и уехал вслед за Чонином на Чеджу, оставив Чанёля в одиночку поступать в университет. Учился Сехун дистанционно, помогал Чонину с работой и набирался опыта на практике. А как он цвёл и пах, когда признался, что Чонин предложил выйти замуж и пометил его? Чанёль сам улыбался, как дурак целую неделю, радуясь, что всё так отлично сложилось.       Чанёль скучал по друзьям, и пару раз даже заезжал в гости, они поддерживали связь по скайпу и Чанёль не уставал умиляться кругленькому, словно колобок Сехуну, и порхающему вокруг него Чонину. Пара ждала пополнения и плевать хотела на всех, кому это не нравилось. Чонин был уверен в себе и своих силах, баловал Сехуна и совершенно не был против воспитывать малыша, родив его до двадцати пяти, а не как многие после.       На втором курсе в конце третьего месяца обучения в группу с Чанёлем перевели новичка-китайца. Чанёль даже немного подзавис, когда его представляли группе. Но ведь и впрямь альфа был красив: высок, атлетичен, с чертами лица больше подходящими для модных фотосессий, чем для просиживания днями в университете. И вообще, он был похож на какой-то арт ледяного божества со своими строгими чертами лица и затаённой на дне зрачков силой.       Ву Ифань что-то проговорил из традиционного приветствия почти без акцента и уселся на первое попавшееся место. Сел он, по мнению Чанёля, идеально – впереди и немного сбоку, и Чанёлю открывался изумительный вид на новичка. Но спустя несколько минут Ифань потянул носом и оглянулся в поисках запаха.       Замечание профессора его заставило отвернуться, и подобравшийся Чанёль спокойно выдохнул, закатывая глаза. Ему показалось, что Ифань пялился именно на него, когда ноздри породистого носа трепетали, втягивая воздух. Чанёль фыркнул, прогоняя наваждение, и застрочил лекцию, откладывая все посторонние мысли в дальний ящик.       Первое время Чанёлю везло, и они с Ифанем пересекались только в аудиториях с кучей народу, где запахи смешивались или на свежем воздухе, где уловить аромат было гораздо сложнее. Чанёль стабильно пользовался нейтрализаторами и даже закапывал нос пробной серией капель, отбивающих обоняние накануне гиперфазы.       Но ничто не помешало разобраться, что от Ифаня пахло терпко, дымно-горьковато таинственным бергамотом и мягко солнечным грейпфрутом, к ним примешивался лёгкий запах кедра и сладковатой, будто с примесью ягод, смолы. От этого запаха у Чанёля становились ватными коленки, а в голове мутилось и переворачивалось. От этого всего хотелось выть и лезть на стенку, потому что все в университете, в том числе и Ифань, были уверены, что Чанёль альфа, а уж никак не омега.       Семестр подходил к концу, и Чанёль уже стал успокаиваться – ничто не выдавало в нём омегу, Ифань перестал принюхиваться так тщательно, пугая этим Чанёля до колик. Почему-то было слишком волнительно от пронизывающего тёмного взгляда, нахмуренных бровей и упрямо поджатых губ. Чанёлю казалось, что он, нашкодивший человечишка, пришёл на божественный суд доказывать, что он не верблюд, и сейчас решится его доля. Стоит лишь густой брови полезть чуть выше вверх.       Накануне ненавистных дней Чанёль делался вялым и раздражительным. То ли сказывалось употребление блокаторов, то ли отсутствие альфы. Да ещё и цикл сбился к чертям в середине семестра, и всё прямо сегодня же полетело б в преисподнюю, если бы не дурацкая привычка носить всё с собой. Чанёль ненавидел гиперфазу, себя и своё неправильное тело, проклинал судьбу, готов был рвать и метать за то, что уйти сегодня никак – впереди две контрольные. Чанёль мог реально вцепиться в горло любому, кто посмел бы сесть рядом. Любому, но не Ифаню.       Когда рядом запахло подозрительно знакомо, Чанёль распахнул глаза и отпрыгнул от парты, едва не переворачивая стул. Рядом стоял Ифань и будто гончий пёс принюхивался, с растерянностью глядя на Чанёля и озираясь по сторонам. Когда красивый нос, от которого втайне от всех тащился Чанёль, коснулся его же шеи, Чанёль вжал голову в плечи и застыл, забывая, как дышать.       – Ты же альфа? – спросил Ифань.       – Дддыа, – ответил Чанёль и укусил себя за язык.       – И омега есть?       – Есть, – Чанёль выпятил грудь, чтобы казаться мужественнее.       – Познакомишь?       – Что?       От продолжения нелепого разговора Чанёля спас звонок, а Ифань ещё долго оборачивался и щурился, подозрительно принюхиваясь. Чанёль впервые за долгое время переносил первый день не просто на ногах, а ещё и среди людей и их запахов, потому вылил себе в нос едва ли не весь флакончик капель, выпил блокаторы, обпшикал всего себя нейтрализаторами и, покачиваясь от слабости, дописал контрольную. Отпросился у преподавателя и сбежал с пары до звонка, пока Ифань не очухался.       Чанёль привычно отлёживался весь вечер и ночь, скуля от безысходности. Возбуждение частично снимали препараты, что достал папа по большому блату, и жить стало немного легче, но всё равно Чанёль чувствовал болезненное желание отдаться. Хотя и не настолько безумное, как прежде, когда со стыдом рассказывал врачу о том, что он делал своими пальцами, а врач кивал и с умным видом говорил, что это норма и не такое делают.       В редкие минуты сна Чанёлю снился Ифань. Весь такой прекрасный в серебристых одеждах, длинноволосый, с красивым очельем, суровый и с умопомрачительным телом, которое почему-то просвечивало сквозь одежды. Чанёль сжимал между бёдер одеяло и готов был выть на луну. Но было безлунье и Чанёля жестоко обломали даже с этим. Когда в дверь позвонили, родители ещё не вернулись с работы. Под дверью обнаружился не сосед и не курьер, а Ифань. Неведомо, каким образом он узнал адрес Чанёля, но теперь стоял под квартирой и скрёбся в дверь. А Чанёль, идиот, её умудрился открыть.       – Чанёль?       – Изыди.       –Прошу, познакомь меня.       – С кем?       – С твоим омегой!       Чанёль вздрогнул и закусил губу. Дался ему тот омега. Которого даже не существует. За что ко всем карам ему ещё добавили это китайское недоразумение? Что он сделал не так в прошлой жизни, что его все донимают? Чанёль попытался выпихать назойливого гостя за дверь, но Ифань принюхался и прищурился:       – Он же здесь. Я чувствую. Не пустишь, я сломаю тебе руку, – Ифань придержал дверь, на момент задумался и добавил: – и ногу.       – Вали отсюда, – не выдержал Чанёль. Ко всем мукам ещё ему сломанных конечностей не хватало.       Он попытался вытолкать пробравшегося в коридор Ифаня за дверь, но тот всё лихорадочнее блестел глазами, тяжело дышал и принюхивался к Чанёлю. Выглядел он совершенно безумно. Чанёль пожалел, что у него нет тревожной кнопки вызова полиции, военного флота и тяжёлой артиллерии.        – Скажи, что ты не пометил моего омегу!        – Что значит твоего омегу? Омега мой! – Чанёль отстаивал придуманную историю, будто и сам верил в существование мифического омеги, напрочь забывая, что он сам как бы не альфа.        – Скажи. Что. Не пометил. Моего. Истинного, – едва сдерживая себя, прорычал Ифань, схватил Чанёля за грудки и встряхнул. – Ты глухой?        – Ты идиот? – вопросом на вопрос ответил Чанёль.       Ему не хотелось признаваться, что он омега в конце семестра. Глядишь, забылось бы всё. Но Ифань был упрямым и непробиваемым. Смотрел налитыми кровью глазами и, казалось, ещё секунда и он его придушит. Прямо в коридоре родной квартиры на любимом папином коврике с крупными розами.       Ифань оттолкнул Чанёля и бросился в комнаты, судя по звукам, обшарил всё шкафы и под кровати заглянул. Чанёль почувствовал дрожь в коленях и ушёл в свою комнату, наплевав на всё происходящее. Всё равно этот сумасшедший тут хозяйничает, не докажешь же ничего, пока сам не убедится. А в ногах правды нет. Нет её и чуть выше, но сейчас это чуть зудело так, что хотелось лезть на стену и совать в себя не только пальцы.       Чанёль сидел на постели, бездумно глядя вокруг. Ифань вышел из комнаты родителей, сунулся в коридор, не обнаружил там Чанёля и вошёл в комнату. Выглядел он как побитая собака и долго смотрел на Чанёля. Пока у Чанёля не полезли глаза на лоб от резко увеличивающихся зрачков альфы. Будто кот увидел прихрамывающего голубя и готовился к прыжку.        Ифань подлетел к Чанёлю, дёрнул на себя и уткнулся носом в изгиб шеи Чанёля, отчаянно принюхиваясь. Он выдыхал и вновь обнюхивал Чанёля, словно собака, что взяла след. Он сунул свой противный, – о, нет, свой идеальный!!! – нос Чанёлю в ухо, в волосы, вновь уткнулся в шею. При этом стискивал бока Чанёля, не позволяя дёрнуться и отстраниться.       Чанёль чувствовал, как его запах начинает пробиваться сквозь все блокаторы, колени становились ватными и отказывались держать. Он уже практически висел на Ифане, а тот всё яростнее прижимал Чанёля к себе, исследуя и вынюхивая едва ли не каждый открытый участок кожи. Никто не услышал щелчок двери и тихий разговор в прихожей.        – Ооооо, – раздался за спиной восторженный всхлип папы. – Бать, а сына альфу нашёл!        – Да заливаешь, – фыркнул отец из коридора, – чтобы наш нескладный омега да альфу?       В комнату вошли взрослые, а Ифань отстранился, безумными глазами блуждая по лицам излишне довольных родителей, а потом перевёл уже более осмысленный взгляд на Чанёля, который едва стоял на ногах и даже сил не имел, чтобы возмутиться или с упрёком посмотреть на родителей.        – Омега?       Чанёль подавленно кивнул, подбирая в уме варианты, куда можно перевестись или сбежать, если вдруг Ифань не станет молчать, но перспективы были нерадостные. Ифань тихо стоял рядом, пока Чанёль мысленно убивал себя и расчленял, но потом мягко тронул Чанёля за плечи, подцепил пальцами его подбородок и заглянул в глаза.       Зрачки у Ифаня были дикие – на всю радужку, но на дне плескалась не похоть и желание обладать, а какая-то нереальная затаённая радость и облегчение. Чанёль тяжело дышал, ощущая трепет от прикосновения горячих пальцев к своему телу, он буквально задыхался от близости и не знал, куда деть руки.       Чанёль вздрогнул, когда его губы накрыли нежным поцелуем, вовсе не схожим на те слюнявые приставания перевозбуждённых альф и омег, которые ему доводилось испытать. Он даже не слышал восторженного «ооо!!!» от родителей. В ушах стучали сотни молоточков, а Чанёлю хотелось выгнуться и прижаться всем телом к Ифаню. Сердце колотилось, как сумасшедшее, дыхание с хрипом вырывалось из груди из-за присутствия альфы, который так трепетно прижимал к себе. Несмотря на весь рост, нескладность и неправильность. Чанёль едва не застонал и прижался щекой к плечу Ифаня, пряча красное лицо.       Уши привычно полыхали факелами и, казалось, что расплавятся сами и парного развоплотят заодно. Чанёль даже застонал, представив, что Ифань может исчезнуть, когда он уже начал пропитываться его запахом. Он не выдержит уже без него. Ифань обнял Чанёля, прижался щекой к скуле, а потом с рыком подхватил Чанёля на руки и закружил по комнате.        – Мой? Мой!        – Точно твой, – согласно кивнул отец, – кому ещё такое чудовище могло достаться?        – Ну, бать!!!!        – Всё отец, идём. Мальчики взрослые, сами разберутся.       Отец позволил себя развернуть и выпихнуть из комнаты, но стремительно вернулся с блоком презервативов двенадцать на двенадцать, гаденькой улыбочкой и живописным движением бровей, которые уползли далеко на лоб и ползали там двумя волосатыми гусеницами. Он, не стесняясь, оторвал молодёжь от поцелуя, всучил им коробку и доверительно что-то прошептал Ифаню на ухо. Судя по лицу своего альфы, Чанёль подумал, что отец говорил что-то в своём духе и пообещал убить всю семью Ифаня, соседей, бомжей у его мусорных баков и даже улиток на траве у дома, если с его «маленьким» омегой что-нибудь случится.        – Сына, мы с папой вернёмся через два дня. Развлекайся.       Дверь за родителями хлопнула, и Чанёль поднял взгляд на Ифаня, шумно сглатывая. Он внезапно осознал, что Ифаню ничего не мешает наброситься на него и получить желаемое. Но альфа стоял и мягко смотрел на него, поглаживал щёки большими пальцами и грел ладонями лицо. Приятное тепло растекалось вниз по шее и дальше по телу, покалывало кончики пальцев.        – Будет больно?        – Не будет, – улыбнулся Ифань и вновь осторожно поцеловал Чанёля. – Я сделаю всё, чтобы тебе никогда не было больно со мной.