***
— Чуя-тя-я-ян, — протяжно тянет Дазай, откидывая голову на спинку стула, — Давай поиграем! — Во что? — безразлично отвечает она, не отрываясь от книги и переворачивая очередную страничку. Уже несколько месяцев прошло с её первого дня в Мафии. Чуя постепенно развивает свою способность, но пока она всё ещё слаба. К ней зачем-то привязался Дазай — нет, серьёзно, когда он уже свалит? — и теперь постоянно ходит рядом с ней. Её отсылали на задание лишь несколько раз, аргументируя это тем, что она ещё не готова, слишком слаба и посылать её куда-то — убийство. Накахара лишь усмехается, потому что ей, в принципе, глубоко плевать, сидит она в штабе или выполняет задание босса. — Хм-м-м, — задумывается Осаму, прикладывая палец к губам и склоняя голову вниз и вбок, отчего волосы заваливаются копной вправо, — Может, дуэль? Чуя раздражённо хмыкает — снова он за своё. — Ага, ты вырубишь меня сразу, как только подберёшься ближе, — чистая правда, со стула слышится смешок и какое-то шевеление. Чуя заправляет локон волос за ухо, чтобы не мешал, перелистывает страничку книги и продолжает читать. Эта книга в сотни раз интереснее какого-то там дебильного Дазая. Однако её прекрасные мысли были прерваны ощущением горячего дыхания на шее. Накахара закатывает глаза, понимая, что это Дазай — только у него такое чертовски горячее и тяжёлое, прерывистое дыхание. Он проводит дорожку дыханием от шеи к уху и шепчет: — Ты же у нас такая… — Осаму касается губами незащищённого места за ухом, прерываясь на мгновение, — слабая. Чуя закатывает глаза, отклоняясь вбок, чтобы он больше не пытался коснуться её. Продолжая читать книгу, она отвечает: — К чёрту, — девушка, не отрываясь от строчек рассказа, показывает рукой на дверь, — там. Дверь открывается, и появляется Мори Огай. Дазай выпрямляется от неожиданности, а Чуя пытается (серьёзно, пытается) сдержать смех — она только что случайно провела параллель между чёртом и Боссом. Не дай Бог он узнает. — К нему? — наигранно округляет глаза Осаму, показывая рукой на Мори, — Разве наш Босс похож на черта? Накахара смеётся, не в силах больше сдерживаться, Дазай подхватывает её смех, а Огай так и остаётся стоять в дверях, недоуменно разглядывая парочку. — Дазай, а что ты тут делаешь? — спрашивает Мори, заходя внутрь комнаты, — А, не так важно. Кстати, хорошо обустроилась, Чуя-тян, — одобрительно хмыкает Босс, разглядывая комнату, — Хорошо, что вы тут вдвоём. Мори говорит серьёзно, и Чуя как-то неосознанно прекращает смеяться, выпрямившись на стуле и убрав книгу в сторону, не забыв положить закладку. Дазай, оставаясь таким же***
Чуя смотрит чуть насмешливо, когда Дазай впервые появляется с бинтами на руке. Они обвивают его руку от запястья до середины предплечья, белые, совсем новые. Она поднимает левую бровь, будто спрашивая, что за фигня. — Ах.~ — ей кажется, что он слишком часто так говорит, — Малышка Чуя волнуется обо мне? — Накахара закатывает глаза и уже собирается уходить, потому что болтать с таким придурком в свой выходной — извращение, — Ладно, я поведаю тебе тайну бытия! Осаму, загадочно улыбаясь, подходит ближе и нагибается к ней, — им уже по шестнадцать, а с возрастом увеличивается и разница в росте, — смотрит прямо в глаза и говорит так, будто открывает военную тайну. — Суицид. Чуя снова поднимает бровь, всё ещё не понимая, что к чему. Иногда она действительно не понимает, что творится у него в голове. Порой он слишком странный. Они знакомы два года, несколько раз ходили вместе на задания, которые, к слову, были выполнены великолепно, но она всё ещё не могла понять ни единой его мысли. Его лицо — океан. Такое же бездонное и обманчивое. Оно показывает только то, что хочет. Его глаза — болото, ты вязнешь в них и не можешь выбраться, потому что читают и читают тебя, не давая возможности уйти. Его губы — смерть. Одно слово — и ты мертва. — Эта жизнь слишком скучная, ты так не думаешь? — Осаму чуть насмешливо сдвигает брови, продолжая смотреть ей прямо в глаза, Накахара испытывает всё большее и большее желание ему врезать, да посильнее. — При нашей работе в Портовой Мафии можно умереть в любой момент. Но я хочу владеть своей жизнью. Ты владеешь своей жизнью только тогда, когда умираешь сам. — И как это объясняет твои бинты? Пока я поняла только то, что ты придурок. — Глупая, глупая малышка Чуя! — восклицает Дазай, сложив руки на сердце и делая шаг назад, осматривая девушку от головы до ног, — Я хочу умереть. Но! — он поднимает указательный палец, — Без боли! — Ладно… — задумчиво произносит Чуя, сложив руки под грудью, — Теперь я поняла, что ты суицидальный придурок. Что ж, желаю тебе скорейшей смерти! Я даже станцую на твоей могилке. Буду ждать! — Накахара шлёт воздушный поцелуй и удаляется в свою комнату. У неё ещё много дел. Например, сон. — Глупая, глупая Чуя, — усмехается Осаму и смотрит ей вслед. Чуя выросла.***
— О мой Бог… — прошептала с благоговением Чуя, упираясь взглядом в вещицу на прилавке, — Я нашла свою любовь. Коё недоуменно посмотрела на свою подопечную, не понимая, что за смена настроения. Она пыталась вытащить Накахару в магазин за новой одеждой неделю. Чуя — одна из немногочисленных девушек в Мафии. Конечно, её запасным оружием должно быть соблазнение. Не можешь убить — соблазни. Всё просто. Понимая, что комплект одежды Чуи не сможет соблазнить даже моль, Озаки шантажом и угрозами вытащила ту в магазин, чтобы найти ей что-то поприличнее прямых брюк и рубашек. К сожалению, проследив за взглядом подопечной, Коё поняла одно — этой девчонке соблазнительницей не быть. Ну, ничего, зато она взглядом кого хочешь убьёт! — Я покупаю это! — резко повернувшись к наставнице, объявляет Чуя и исчезает в магазине. Коё остаётся лишь устало покачать головой.***
Озаки готова признать, что была не права. Потому что Накахара в своём новом комплекте одежды смотрится… неплохо. Белая приталенная рубашка, скрытая под узкой жилеткой с v-образным вырезом и крестообразной лентой на груди. И этот восхитительный чёрный пиджачок так красиво смотрится на её подопечной, что Коё хочется утереть слёзы счастья! Ах, а эти прекрасные зауженные чёрные брюки… Они просто великолепны. Как и чёрные ботинки. Но самое лучшее в её наряде, по мнению сестрицы-Коё, именно ошейник. Эта чёрная лента здорово привлекает взгляд! И эти черные перчаточки, которые скрывают тонкие запястья и аккуратные длинные пальцы, создают загадочный образ и ощущение тайны. Коё не может прекратить восхищаться. И единственный минус — чёрная шляпа с обмотанной вокруг лентой. От этой безвкусицы хотелось выть не только Коё — вся Мафия первое время смеялась над Накахарой, взамен огребая по всякое не хочу. Чуя ясно дала понять, что если оскорбить её шляпу, то можно получить. И не факт, что вы останетесь живы. Продолжали смеяться над девушкой только избранные и придурки. К первой категории относился только Мори, который делал это вполне безобидно и как-то по-доброму, да и редко. А вот предводителем второй группы был Дазай Осаму, который совершенно точно испытывал судьбу, каждый божий день придираясь к её внешнему виду. За какие-то несколько недель Чуя стала на редкость раздражительной, коэффициент её вспыльчивости возрос до небес, а злость при виде Осаму возрастала в геометрической прогрессии. В общем, бесил её Дазай знатно. — Эй, Мисс Модная Шляпа! — кричит Дазай из-за угла, озорно улыбаясь от уха до уха и раскидывая руки в стороны, — Как делишки? — К чёрту иди! — Накахара вспыхивает от злости и, надув губы, спешит пройти мимо него — не может же она пропустить свой выходной! — Ну что же ты, малышка Чуя, — благосклонно улыбается Осаму, облокачиваясь о стену спиной, — Зачем же так грубо? А как же приветственный поцелуй? Чуя с трудом держится от того, чтобы не размазать парня по этой самой стене гравитацией. Она делает глубокий вздох и считает до десяти — так, как учила её наставница. Затем мило улыбается и, не забыв хорошенько наступить Дазаю каблуком на ногу, идёт дальше, гордо вскинув подбородок. Миссия выполнена. У Осаму всё больше бинтов — они обвязывают чуть ли не половину его тела. Он всё чаще пытается совершить самоубийство и постоянно ищет ту самую «прекрасную даму». Чуя соврёт, если скажет, что беспокоится за него. На самом деле она с удовольствием подтолкнёт его с моста, если вдруг он засомневается. И цветочки на могилку принёсет. Он здорово не любит розы — самое то! Чуя Накахара ненавидит Дазая Осаму.***
Чуе семнадцать и триста шестьдесят четыре дня, и она с предвкушением ждёт следующий день — не потому, что у неё день рождения, просто она получит свой заслуженный выходной, которого не было порядком три месяца. Накахара ложится спать с чувством, что завтра она по-настоящему отдохнёт.***
Чёрта с два. Ещё до подъёма в рабочие будни её будит — угадайте, кто? — Осаму, который нагло врывается в её комнату и кричит, запрыгивая на постель: — С днём рождения, малышка Чуя! Накахара закатывает глаза и закрывает лицо подушкой, желая урвать себе ещё несколько минуток сна. Дазай, чёрт дери его отсутствие человечности, с ухмылкой стягивает одеяло с подушкой и раскрывает шторы, впуская в комнату ослепительный свет солнца. Чуя мычит, закрывая глаза рукой от слишком ярких лучей, и прижимает коленки к животу, сжимаясь. Осаму опускается на колени перед кроватью, кладя руки под голову на кровать. Он смотрит с хитрой улыбочкой на зажмурившуюся Чую и легонько тянет её за волосы. — Малышка Чуя, пора вста-а-авать, — тянет он гласные, в предвкушении щуря глаза, — У нас тут задание… — Какое задание? — тут же она открывает глаза и удивлённо привстаёт с кровати, — В смысле, у меня выходной! Дазай улыбается, радуясь, что именно он сообщил ей такую новость — ах, это прекрасное выражение лица! Ах, эти эмоции! Он готов упиваться ими вечность. А до Накахары, кажется, доходит бренность бытия, и она, застонав, поднимается с кровати, потягиваясь. — Что хоть за задание? — зевает Чуя, прикрывая ладошкой рот и ища взглядом родную шляпу, — Мори постарался? — Ага, — задорно кивает Дазай и щурится, — Мне выйти или ты прямо передо мной переоденешься? Чуя смотрит на него, словно на умственно отсталого — она уверена, что не так далека от правды — и определённо тупого, — здесь даже сомнений не возникает, а слово «как» обижает, — затем вертит указательным пальцем у виска и внятно, делая паузы после каждого слова, говорит: — Ты придурок? Свали, если не хочешь сдохнуть в семь тридцать утра. Дазай усмехается — задолбал, Боже, — и выходит из комнаты, громко хлопнув дверью и бросив напоследок, что будет ждать её около кабинета Мори.***
Чуя понятия не имеет, как оказалась во всём этом дерьме. То есть, всё началось весьма обычно. Босс дал им посредственное задание, если учитывать их навыки, которое заключалось в том, чтобы, так сказать, «попросить» одну начинающую группировку отойти. То есть, убить основную их часть. Потому что «Лотосы» стали мешаться на чёрном рынке. Они постоянно пытались сорвать сделки Портовой Мафии и всё чаще появлялись в городе ночью, занимаясь незаконными махинациями. А ночь — время Портовой Мафии. И все в Мафии прекрасно понимали, что если не уничтожат Лотосов сейчас, то далее они либо подорвут их авторитет в городе и станут серьёзной проблемой, либо Мафию перестанут уважать, раз им под ноги лезет такая мелкотня. Чуя и Осаму, вместе с небольшим отрядом людей, должны зачистить базу Лотосов. Накахара хмыкнула, когда услышала, и переглянулась с Дазаем — это чертовски легко. Конечно, они справятся. Это же просто мелкие сошки, раз — и прихлопнул. Ушли от Мори они с точными указаниями и усмешками на лицах. Это будет легко, казалось им. Чёрта с два. Чуя всё ещё понятия не имеет, как оказалась во всём этом дерьме. Потому что, чёрт возьми, Лотосов оказалось намного больше, чем то количество, которое передали им секретные агенты Мафии. И Портовая Мафия сейчас откровенно проигрывает в этой битве, потому что их осталось несколько человек из двадцати, а это полный позор и проигрыш. А ещё смерть. К сожалению, Чуя пока не собирается умирать. Она с надеждой смотрит на Дазая, волнение которого отражается лишь в его глазах. Он судорожно водит взглядом по местности, пытаясь найти способ выйти из ситуации победителем. Все они понимают, что Мафия не может вернуться в штаб без победы. Накахара, осознав, что даже Дазай не может придумать выход, глубоко вздыхает и. Чуя видит: на её руках распускаются цветы. …они обхватывают плечи, предплечья, запястья, ладони. Словно лианы, они плывут по коже, впиваясь, сливаясь. Чуя видит: чёрные. …цветы складываются в слова. — О, дарители… — читает она, облизывая пересохшие губы. — Тёмной немилости, — шепчет она. — Не тревожьте меня снова, — выдыхает она. Чуя видит: она взлетает. Голова отклоняется чуть назад, она висит высоко в небе в позе звёздочки, из её тела льётся кровь рекой, она складывается в непонятный символы, знаки, летит волною рядом и отпугивает всё живое. А глаза… Глаза пусты. Накахара водит руками перед собой, её губы беззвучно шепчут: вверх. Осколки, камни и обломки разрушенных зданий поднимаются и устремляются в противников. Она отметает пули гравитацией, цветы осторожно пробираются на лицо, захватывая корнями её кожу, сердце, душу. Осаму смотрит на это представление с каким-то восхищением — его малышка выросла. Она наконец-то открыла в себе ту потайную силу. Он гордится ею. И он понимает, что она может умереть. Дазай делает шаг вперёд. Только он может её спасти, просто дотронувшись и остановив способность. Чуя сметает всё на своём пути, даже больше. Все враги мертвы, их тела раскорячены, кишки выглядывают наружу, мозги вытекают из черепа. Накахара безумна, она уничтожает всё, всё и всё, она не осознает, что делает, её глаза так же пусты, её губы сжаты в тонкую полоску, руки хаотично выводят какие-то знаки. Она опускается на землю и бьётся в конвульсиях, вокруг — Рагнарёк. С уголка рта вытекает тонкая струйка крови. Очнувшись, Дазай бежит к ней и дотрагивается до руки. Чуя видит: цветы исчезают.***
Вечером того же дня Осаму находит её в комнате в полном одиночестве с бутылкой вина. Чуть усмехается, видя порозовевшие щёки девушки. Она не обращает внимания на Дазая, продолжая сидеть за столом, одиноко подперев голову рукой и гипнотизируя бутылку красного взглядом. Осаму знает, что это вино на редкость ужасное, и он искренне не понимает, как Чуя могла выбрать такое. — Ты что, в первый раз пьёшь? — хмыкает он, подходя ближе. — Свали в туман, а, — скучающе тянет она и икает, — Просто уйди. Свали. — Хей, как ты можешь быть такой грубой, Чуя-тян?! — картинно возмущается Дазай, прикладывая руку к сердцу, — Я обижен до глубины души! — Я рада, — честно отзывается Накахара, не оборачиваясь, — А теперь можешь уходить. Дверь там, — Чуя неопределённо показывает рукой куда-то позади себя и, конечно, ошибается. Дверь в другой стороне. Дазай в очередной раз усмехается и пододвигает стул ближе к столу, садясь лицом к спинке, на которую кладёт руки. Он заинтересованно разглядывает девушку, отмечая, что пьяная Чуя такая милая, особенно когда злится. Осаму берёт в руки несколько волнистых прядей её волос и скрупулезно осматривает их. Красивые. Казалось бы, тёмные, а на свету отливают медно-рыжим. Осаму это нравится. — Ну что, поделишься с сенпаем винишком? — игриво предлагает он, чуть дёргая девушку за волосы. — Я старше тебя, — бормочет Чуя, но всё же пододвигает к нему бутылку, — Стаканов нет. — Ого, так это мне пить с горла?! — наигранно удивляется Дазай, намеренно пропуская те слова про возраст, — Это называется косвенным поцелуем, представляешь? Парень берёт бутылку и пьёт прямо с горла, Чуя заинтересованно наблюдает за ним. Чёрт, почему она предложила ему это?.. И, чёрт, зачем она выпила полбутылки вина в одиночку? Оно, конечно, дерьмовое, но шатает с него конкретно — вот, уже и Дазай, пьющий из горла, кажется таким сексуальным. Как он глотает, как перемещается под бледной кожей шеи, затянутой бинтами, кадык, как по щеке скатывается капелька вина. Оу, чёрт, она попала. — Кстати, — суицидальный придурок отставляет бутылку в сторону, вытирая губы ладонью, — А я не против и прямого поцелуя. — И я, — тут же отвечает Чуя, напряжённо смотря в его глаза. Чертовски манящие глаза. (кажется, она путает названия — смотрит-то на губы). Чуя успокаивает себя тем, что они оба выпили дохрена и завтра утром ничего не вспомнят. Чуя успокаивает себя тем, что это просто мимолётное желание, такого больше не повторится и нет. Она толкается вперёд, сокращая расстояние, и осторожно, нежно касается его губ своими.***
Чуя чувствует, что она на редкость глупо себя ведёт последние дни. То есть, она, конечно, здравомыслием и так не отличалась, а теперь вообще как ребёнок, который только-только научился ходить. И краснеть стала она намного чаще. Особенно тогда, когда рядом с ней Дазай. Она, как любая уважающая себя девушка, прочитала как-то один роман об истории любви двух подростков. Дочитала и сразу отложила книгу подальше. Читать такое — стыдоба. Но Чуе почти девятнадцать, и она прекрасно понимает, что иногда люди испытывают некое влечение друг к другу. Но как же тяжело это признавать! Когда Осаму проходит мимо, ей жутко хочется спрятаться, и она уже не уверена, это оттого, что он придурок и раздражает её, или она не хочет смущаться ещё сильнее? Поэтому Накахара тихонько запихивает подобные мысли подальше и продолжает смеяться над этим суицидальным придурком. Придурок же. Чуе почти девятнадцать, и она понимает, что ведёт себя как ребёнок. Но мы опустим этот момент.***
— Какого чёрта?! — кричит она, размахивая руками, — Да ты задолбал, мать твою! Дазай чуть насмешливо смотрит на неё сверху вниз, пока она, сжимая кулаки, кричит на него. — Выдохлась? — тут же спрашивает он, когда Чуя замолкает, — А теперь, может, объяснишь, что случилось? Накахара делает глубокий вздох, считает до десяти и успокаивается. Смотрит на скучающего напарника, понимает, что ему действительно плевать на всё это. Затем она сама усмехается — хорошо после истерики, все эмоции как-то ушли, — и говорит: — Ты оставил меня. — И что? — недоуменно поднимает бровь Дазай, хмыкая, — Когда я успел-то? — После порчи, — сквозь зубы говорит она, — Ты отменил её действие и сразу ушёл. И забрал с собой весь отряд. А я осталась, чёрт возьми, лежать в бессилии там. Ты охренел или что? Мы напарники, чёрт возьми! И ты опять останавливаешь порчу слишком поздно, когда-нибудь я сдохну к чертям собачьим, а тебе плевать будет! Чуя, бросив взгляд, полный презрения, на Осаму, уходит, развернувшись на каблуках. Да пошёл он к чёрту.***
Дазай — девятнадцатилетний член Исполнительного комитета Портовой Мафии. Чуя начала курить и помешалась на вине. Она всё так же не умеет пить, но продолжает коллекционировать вино, открывая бутылки по праздникам и в особенно дерьмовые моменты своей жизни. Дазай всё ещё самый молодой член Исполнительного комитета Портовой Мафии. А Чуя всё ещё влюблена в него. От этого осознания хочется напиться.***
Их поцелуи, которые можно назвать просто лёгкими прикосновениями губ, длятся не больше минуты. Но их объятья по крупицам собирают вечность. Чуе иногда кажется, что этого слишком мало, хочется ещё и ещё, хочется взять и не отпускать. Но всё же это — лучше, чем ничего. И так приятно стоять, почти не шевелясь, в объятьях друг друга, передавая силы и энергию. Они не были парочкой. Они были нечто большим, родственными душами. Они продолжают ругаться, спорить, ненавидеть друг друга всем сердцем, но оно всё ещё у них одно на двоих. Пока этого будет достаточно.***
— Дазай… Это… — вздохами говорит Коё, обеспокоенно глядя на парня. В иной раз он бы задумался — почему она, не показывающая ни единой эмоции не в выгоду себе, выглядит такой взволнованной. Но сейчас не «иной раз». Что-то случилось, — понимает Дазай. Что-то очень серьёзное, — догадывается он по лицу Озаки, скривившемуся в необъяснимых ему муках. Что-то с Чуей, — уверено сердце. — Где? — задаёт ничего не значащий вопрос Осаму, просто формальность, он прекрасно понимает, где. Коё неопределённо показывает рукой в сторону лазарета, нахождение которого Дазай запомнил за восемь лет в Портовой Мафии. Он уходит, взметнув полами чёрного плаща. Уходит к лазарету, прекрасно понимая, что терять второго* близкого человека за день он не хочет. Мори как раз выходит из лазарета, когда к двери подходит Дазай. Босс, пытливо разглядывая подопечного, кивает, взглядом показывая на дверь; она там. Осаму благодарно вертит головой и входит. В первой палате, раскинувшись на кровати, словно труп, лежит Чуя Накахара. Сначала Дазай не верит. Она не могла умереть. Потом он в этом уверяется — конечно, не могла, труп не привозили бы в лазарет. Значит, спасли. Да и нога, которая дёрнулась под одеялом, доказывает то же. — Ты… — чуть ли не шепчет Осаму и прокашливается, возвращая себе голос, — Как это произошло? — Ну, — слабо хмыкает Чуя, не открывая глаза, но сжимая в руках одеяло, — Ситуация потребовала того, чтобы я использовала Порчу, — на этом моменте у Дазая вырывается вздох, а глаза удивлённо округляются на мгновение, он устало трёт переносицу и ждёт продолжения, — А тебя рядом не было. — Не смей, — резко меняется Осаму и чуть ли не рычит, — Не смей обвинять меня в том, что я пытался спасти своего лучшего друга. — Пытался, — резко прерывает его Накахара, открывая глаза и с уверенностью смотря на — друга? кого ещё? — Осаму. На мгновение в комнате тишина. Чуя, осознав свою ошибку, смущённо отводит взгляд и неловко трёт костяшками ладонь. Дазай, успокоившись, холодно смотрит на неё и делает шаг вперёд, ближе к кровати. — Я хотела сказать, — прерывает паузу Накахара, — Что ты не всегда будешь рядом. И ты прекрасно должен понимать, что Мори нужна Порча. И если я не научусь её контролировать… — она зябко ёжится, ведя плечами, — Будет плохо. Дазай кивает, прекрасно понимая. Она права. Он это знает. Но в сердце что-то бешено стучит, говорит, умоляет её сохранить, спасти, сберечь ото всех угроз, от Порчи и Мафии. Жаль, что даже он не способен на это. — И всё равно, — вдруг говорит Осаму и садится на колени перед кроватью, твёрдо смотря прямо в глаза Чуе, — Если меня не будет рядом, используй Порчу только в крайних случаях. Потому что я не хочу потерять ещё одного близкого человека так скоро. Ты мне нужна, — решается на откровение он и, прикрыв глаза, чуть привстаёт, касаясь её губ своими. — Ты мне нужна, — шёпотом повторяет он в её губы. — А ты нужен мне, — выдыхает она, хватаясь за него, словно за спасительную соломинку. но ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих.***
Через месяц Дазай Осаму ушёл из Мафии, оставив в штабе Чую Накахару. и разбитое сердце в придачу.***
Прошло два года. Смешинки на губах Чуи замирают, рыжие кудри волос застывают, казалось, в воздухе, она спотыкается, видя как знакомая высокая и подтянутая фигура вышагивает совсем рядом, положив руку на плечо какого-то мальчишки. Накахара вздыхает сквозь зубы, считает до десяти и, отвлекаясь от задания, идёт к Дазаю напролом. Сегодня он от неё не скроется. Осаму совсем не изменился. Разве что плащ теперь бежевого цвета, да и теплые нотки в глазах, когда он натыкается на неё взглядом, оборачиваясь, видит Чуя. Чуточку колет сердце от осознания, что он потеплел не с ней и не из-за неё. Сильно колет сердце, когда она понимает, что он её бросил одну. — Какие люди, — высокомерно хмыкает Чуя, подходя ближе, — И что это мы без охраны? Или это, — она неопределённо обводит рукой бледное нечто, стоящее рядом с Дазаем, — уже превратилось в телохранителя? Что, задохлики нынче в моде? — О, мисс Модная шляпа! — восклицает Осаму, картинно вскидывая руки вверх, будто удивляясь, — И чем же я заслужил твоё внимание? — Ты ошибаешься, друг мой, — усмехается Накахара, засовывая руки в глубокие карманы плаща, — Ты заслужил бы моё внимание, если б умер. Я бы цветочки принесла и на могилке сплясала. А сейчас я пришла поздороваться с твоей новой сошкой, которая подозрительно напоминает мне Тигра, которого я, к слову, должна поймать и предоставить Мори. За него такие деньги назначены, не поверишь! — Уже слышали, — холодно отрезает он, заводя парнишку себе за спину. Чуя снова неопределённо хмыкает, отводя взгляд. Она напряжена очень даже сильно, не знает, что ответить. Прошло два года с последней их встречи. И ни одной весточки от него. Первое время пыталась найти, а потом… Смирилась. Достигла в Мафии высот — в двадцать один год стала членом Исполнительного комитета. Не так круто, как было бы в девятнадцать, но тоже неплохо. Она пролила много крови — и своей, и чужой. А от него по-прежнему ни весточки. — Придурок, — вырывается у неё, когда она видит бинты на его руках и шее, разодранные костяшки, — Ты всё ещё пытаешься покончить с жизнью? — Истеричка, — усмехается он, — Ты всё ещё пытаешься перерасти всех и вся? На мгновение становится тихо-тихо, а Тигр начинает пятиться — не к добру такая тишина. Чуя пропускает момент, когда оказывается прижатой к стене, а её руки судорожно исследуют чужое тело, выводя большими пальцами узоры на шее. Дазай целует её ярко, жёстко и страстно. Он скучал. Чертовски сильно скучал. Ему тоже не хватало объятий, тех мелких поцелуев, тех перепалок, всего того, что он мог найти только рядом с ней. Они целуются долго, дольше, чем когда-либо. Они сгорают. Кстати, о горении. — Там Тигрёнок сейчас от стыда сгорит, — отрывается от чужих губ Накахара и поправляет шляпу, — Может, продолжим в следующий раз? — Может быть, — усмехается Осаму и отворачивается, кивая парнишке, что пора идти. Если любит — обернётся, — глупо надеется где-то внутри Накахара, смотря вдаль на уходящего Дазая. Обернулся.