Таинственные пути судьбы

XVIII век… Одна из самых прекрасных и в то же время самых жутких эпох в мировой истории. Все меняется, и то, что раньше казалось немыслимым, теперь становится обычным явлением. Церковь теряет свою силу над умами людей и их душами, адскими муками их больше не напугаешь. Философы-просветители бросают вызов и богу, и его помазанникам — королям, ставя в своих трудах под сомнение принцип божественности королевской власти и обличая деспотию. В то же время иные из тех самых «деспотов» сами берутся пофилософствовать. К примеру, прусского короля Фридриха Второго зовут «философом на троне», а российская императрица Екатерина водит дружбу с зубоскалом-Вольтером. Во Франции, являвшейся сердцем Европы веял ветер перемен, и был он отнюдь не ласковым ветерком, а начинавшейся бурей. Привычный мир вот-вот должен был рухнуть, похоронив под собой сотни или тысячи жизней… 1784 год. Во французском городке Сен-Дени в своем давно ставшем далеким от былого великолепия замке жил полуразорившийся барон Буаселье. Несмотря на то, что этот пожилой дворянин вошел в большие долги и ему и его домочадцам грозило едва ли не нищенское существование, чванлив он был без меры и похвалялся своим древним родом, восходившим чуть ли не к друидам. Почтенный барон мог бы гордиться и тем, что у него есть красавица-дочь, недавно вернувшаяся из монастыря, в котором она воспитывалась. Она была его единственным ребенком, но беда в том, что не мужского пола. Буаселье же мечтал о сыне — наследнике рода, который сделал бы военную карьеру и вернул блеск его фамилии, но нет… сына нет, есть девчонка. Да, Клод — так звали его дочь — была удивительно хороша собой. Одни сапфировые глаза чего стоили! Но красили ее не только они. Девушка была обладательницей иссиня-черных волос, ослепительного цвета лица, коралловых губ и жемчужной улыбки. Она была высока, хорошо сложена и сильна, словно богиня Диана. Подобно этой же богине она чуждалась мужского общества и обожала охотиться. У нее была прекрасная белая лошадь, из любви к греческим мифам названая ею Арго, и на ней девушка скакала впереди всех, быстрая, словно молния и сопровождаемая своими верными псами. Не по нраву это было барону, и еще больше не нравилось ему то, что Клод увлекается книгами бездельников-философов и сама не прочь пофилософствовать и порассуждать о прогрессе и о равенстве между мужчиной и женщиной. «Ничего-ничего, — думал Буаселье, — еще год-другой, и я выдам тебя замуж за наследника какого-нибудь богатого рода. И тогда…» Однажды, когда девушка читала «Общественный договор» Руссо, барон намекнул ей на свои матримониальные планы. В ответ Клод приподняла бровь, а потом звонко расхохоталась. — Что смешного-то? — спросил ее раздосадованный отец. — Мне это совершенно не нужно, батюшка! — честно ответила Клод. — А что же тебе нужно? Бредни философов читать? — А почему бы и нет? — и не подумала обижаться красавица-брюнетка. — Я хочу стать ученой, образованной женщиной. Может, и поэтессой сделаюсь. Я уже пробовала стихи писать. — Что?! — вскричал барон. — Хотя нет… Я бы хотела стать воином, как Жанна д’Арк или славные амазонки, — сказала, мечтательно прикрыв голубые глаза, Клод. — Как жаль, что военному делу у нас обучают только мужчин! Буаселье с ужасом слушал эти слова своей «неблагодарной» дочери, мысленно проклиная чертовых философов и жалея, что их не перевешали. Но, может, Клод еще не так безнадежна и ему удастся образумить ее? — Дитя мое, — стараясь сохранять спокойствие, заговорил он, — не тешьте себя этими бесплодными мечтаниями! Времена Орлеанской девы давно в прошлом, да и сама она плохо кончила. Цель женщины — удачно выйти замуж и стать матерью семейства. Правда, возможны другие варианты, и судьбы герцогини де Шатору и маркизы Помпадур тому пример, но наш добрый король Людовик Шестнадцатый, увы, не похож на своего деда Людовика Возлюбленного. Ему не нужны фаворитки, хотя… если слухи правдивы, фаворитки могут быть нужны королеве! Красивые черные брови Клод взлетели вверх, а красивое лицо покрылось легкой краской. — О чем вы, батюшка? — Дорогое мое дитя, — начал барон, невольно улыбнувшись ее реакции, — идет молва, что ее величество Мария-Антуанетта любит окружать себя красивыми, молодыми дамами. Она удостаивает их своим расположением, а они составляют свое счастье… благодаря этому. Сейчас особенное место рядом с ней занимает некая Иоланда де Полиньяк. Говорят, она стремительно увеличивает свое состояние… Так что, окажись вы при дворе, быть может, вы имели бы счастье понравиться ее величеству и… Буаселье не договорил, но многозначительно посмотрел на дочь. Говоря ей все это, он уже представлял заманчивую будущность своей дочери и то, как она вытесняет эту зажравшуюся самку Полиньяк. Как все это не приходило ему в голову еще раньше? Его дочь чуждается мужского общества и бежит от брака, как от чумы? Черт побери, тем лучше! Эти ее недостатки могут запросто превратиться в достоинства, стоит ей очутиться при дворе и обратить на себя внимание Австриячки! Но тут дочь развеяла и новые ожидания своего бедного отца, вскричав: — Нет, батюшка, даже не рассчитывайте на это! Я хочу всего добиться сама, а королевские фаворитки, равно как и фавориты, ничего не вызывают у меня, кроме презрения. Кроме того, я более чем уверена, что ее величество королева — верная жена и хорошая мать. Барон возвел очи горе. Выражение его лица сейчас было таким, будто он хотел сказать: «Послал Бог дочку!» — В таком случае, госпожа Целомудрие, вам одна дорога — под венец и стать матушкой-гусыней! Нравится это вам или нет… — со вздохом произнес он. Но Клод и не думала унывать или смиряться. Она с легким вызовом посмотрела на отца, а потом проговорила: — А вот и нет! У меня есть другая идея. — И какая же? — А вот какая! — хитро улыбнулась девушка. — Вы всегда мечтали о сыне, ведь так, батюшка? — Я много о чем мечтал, но мечты так и остались мечтами… — сказал усталым голосом барон. — При чем здесь это? — А при том, что сын у вас будет, дорогой отец! Им стану я! — Вы с ума сошли! — воскликнул Буаселье. — Я не более безумна, чем вы, отец, — очаровательно улыбнулась Клод. — Я хочу отправиться в Париж, там я поступлю в Парижскую военную школу. Только мне понадобится мужская одежда и, естественно, деньги на учебу. Девица Клод станет юношей Клодом. Первым порывом Буаселье было разбранить свою дочь, но потом он задумался над ее словами, и они перестали казаться ему безумными или пустыми. Несмотря на то, что его род древен и благороден, в Париже о нем давным-давно позабыли. Так пускай же дочь поезжает в столицу и совершит там это превращение. Характер у нее мужской, она сильная, ловкая и дерзкая. Судьба совершила ошибку, наделив девицу мужскими качествами… пусть же она исправит эту ошибку. Время спустя в блестящий, но в то же время грязный и кровавый город, именуемый Парижем, въехал верхом на белом коне молодой голубоглазый дворянин. Звали его Клод де Буаселье. Прибыл он в столицу и чтобы учиться военному делу, и чтобы увидеть мир да приключения себе найти. А в том, что они будут, юноша — согласимся считать его таковым — не сомневался. Он мог быть одинаково вежлив и галантен как с благородной барышней, так и с простой служанкой. Однако же, если дамы пробовали флиртовать с ним, Клод вел себя как-то странно и всегда находил способ увернуться от их объятий. Разобиженные красавицы тут же начинали подозревать его в «любви по-итальянски», несмотря на то, что времена Людовика Тринадцатого и Месье, подверженных этому пороку, давно прошли… Мы не можем сказать, догадывался ли Клод об этих их мыслях или нет, но они его не особенно заботили. У него была своя цель, и он был намерен добиться ее во что бы то ни стало. Химеры Собора Парижской Богоматери сильно впечатлили пылкое воображение мнимого юноши, и ему казалось, что эти странные создания из камня вот-вот оживут, взмахнут своими перепончатыми крыльями и демонической ордой ринутся на Париж, чтобы поглотить его, низвергнуть в ад… Впрочем, юному путешественнику или путешественнице отчего-то казалось, что ад придет сюда и без них, но если это будет Клод сделает все, чтобы его врата закрылись. А пока что переодетая Клод, предаваясь этим мрачным мыслям, просто всматривалась в дьявольские лица химер, иные из которых были подобны бесам, а иные — каким-то диковинным животным или птицам. Клод знала, что глаза чудовищ ничего не могут видеть, но стоило ей посмотреть в них, как они становились живыми и будто хотели что-то сказать ей. А может, пригрозить… Дом Инвалидов поразил Клод своими величественностью и гармоничностью. Созданию его послужили амбиции Людовика Четырнадцатого — этого гениального, хоть и жестокого монарха. Теперь это здание было своеобразным осколком той канувшей в небытие вместе с королем-солнце эпохи. В то же время оно служило благой цели, поскольку служило приютом и больницей старым воинам и инвалидам войны. Подумав о старости и немощи, Клод загрустила. Она не хочет стареть — ни за что! Лучше умереть, будучи молодой, красивой и сильной. Наконец, настал тот долгожданный день, когда Военная школы открыла свои двери для юного Клода де Буаселье. Основана она была дедом царствующего короля, которого вдохновила на это деяние госпожа де Помпадур. Думая об этом, Клод слегка улыбнулась. Все же эта женщина не была вульгарной шлюхой, и таланты за ней определенно водились. Было бы интересно познакомиться с ней и побеседовать просто как с умным человеком. Увы, прекрасная маркиза давно умерла, и это желание уж точно неосуществимо… Науки дались Клод легко. Она все схватывала на лету, а память у нее была прекрасной. Что же до отношений со сверстниками, то она не торопилась заводить дружбу с кем-либо. Было это не по причине ее необщительности или замкнутости — этого за ней точно не водилось! — а из-за страха быть разоблаченной. Она должна была сохранить свой секрет, иначе можно было прощаться со своей мечтой… Похожим образом вел себя и один из ее соучеников. Был он корсиканцем и носил непривычное для французского уха имя — Наполионе ди Буонапарте, но все называли его на французский манер Наполеоном. Он был чуть ли не единственным, кто заинтересовал Клод. Девушка ясно видела, что он умен, даже талантлив. Тихий и неразговорчивый, подчас угрюмый, юноша моментально преображался, читая Корнеля и Расина или громко, выразительно декламируя стихи своего любимого поэта Оссиана. Но больше всего любил он математику и историю. Когда Наполеон говорил об Александре или Цезаре, казалось, что он то ли знал их и видел все собственными глазами, то ли… был одним из них в прошлой жизни. Цезаря этот странный юноша просто боготворил, и Клод догадывалась, что ему хочется повторить судьбу этого римлянина… Но сейчас у него было одно — горькое одиночество. Мальчик был один, совсем один. Клод догадывалась о том, что он страдает и что одиночество ему совсем не в радость, но она не решалась заговорить с ним об этом. У нее свои секреты, и он тоже имеет право на свои… Одноклассники иной раз пытались задеть его или поиздеваться над ним, но стоило ему бросить в сторону кого-то из них тяжелый, пронизывающий взгляд, как они тут же спешили ретироваться. Клод и сама чувствовала какую-то странную дрожь, встречаясь с ним глазами. Но она была одной из немногих, кто не опускал их перед ним. Быть может, дальше этой игры взглядов дело у них не продвинулось бы, но помог один случай… Хулиганистый мальчишка по имени Пикар де Фелиппо, люто ненавидевший Наполеона, проникся чуть ли не такой же неприязнью и к Клод. А случилось это после того, как она послала его к черту и ударила в пах, получив от него одно грязное предложение. Конечно же, Пикар при этом не подозревал об ее истинном поле. Этот дрянной мальчишка отличался весьма дурными наклонностями. В тот день Пикару и парочке его дружков удалось подкараулить мнимого Клода. — Сейчас ты мне за все ответишь! — сказал он, ухмыльнувшись. — Мы хорошенько разукрасим твою милую, девчачью мордашку! А потом… — Трое против одного… — протянула Клод. — Если вы думаете, что меня это удивило, то сильно ошибаетесь, господа. Трусы иначе не могут, а то, что вы трусы я знаю уже давно. Девушка изо всех сил старалась держаться спокойно, ничем не выдавая своих волнения и испуга. Она догадывалась о том, что задумал этот мерзкий Пикар. Неожиданно она, изловчившись, подскочила и ударила его ногой в грудь так, что он едва не растянулся на полу. — Держите его, — прошипел Пикар. Остальные двое тут же схватили Клод под руки, чтобы она не могла сопротивляться. Девушка стала отчаянно вырываться и хотела было закричать, как вдруг Пикар воткнул ей в рот кляп. — Ты слишком много шумишь, — сказал он, после чего принялся срывать с нее одежду. Клод, которой теперь не оставалось ничего, как ждать постыдной развязки, с ненавистью смотрела на обидчика, призывая на его голову все известные ей проклятия. Пикара де Фелиппо ждал сюрприз. Когда он разорвал на своем соученике рубашку, его взгляду предстало совершенно неожиданное и донельзя соблазнительное зрелище… женская грудь — небольшая, но красивая, белоснежная, с бледно-розовыми сосками. Облизнув губы, Пикар сказал дружкам: — Вы только посмотрите! Он, похоже, гермафродит! — Мне кажется, все проще, — хмыкнул один из них, — это переодетая баба. — Коль так, все не настолько интересно, но тоже весьма неплохо. Мы проучим эту строптивую кобылку, но вначале насладимся ею! Негодяй хотел перейти от слов к делу, как вдруг раздался пронзительный голос, вопрошавший: — Что здесь происходит? — Чертов корсиканец! — хором вскричали приятели Пикара. Они могли бы ненавидеть Наполеона, если бы не боялись. Пикар медленно обернулся и проговорил: — А ты разве не видишь, Буонапарте? Ты ведь, кажется, не настолько глуп? Или хочешь присоединиться к нам? Наполеон, действительно, отлично видел то, что сейчас должно было произойти. Он видел и то, что его школьный товарищ оказался женщиной, но это не особенно удивило его. Этот юноша мог чувствовать и замечать вещи, недоступные остальным. Выходя из кабинета учителя, распекавшего его за дерзость и восхищение Паоли, но при этом хвалившего за отличную учебу, Наполеон услышал какую-то подозрительную возню и решил узнать в чем дело. И вот его взгляду предстала такая картина… — Пикар! — крикнул он, и в его голосе послышались металлические, повелительные нотки. — Чего изволите? — вскинул голову Пикар, усмехнувшись. Но тут Наполеон вперил в него холодный, пронизывающий взгляд своих огромных глаз, казавшихся то темно-голубыми, то почти черными. Несмотря на положение, в котором она очутилась, Клод невольно залюбовалась его точеным лицом цвета слоновой кости, похожим на лица римских статуй. Только сейчас она заметила, как он красив. Почему она не замечала этого раньше?.. Меж тем, ее неожиданный защитник продолжал сверлить обидчика взглядом, и улыбка сбежала с лица последнего. Внезапно, Пикар страшно побледнел и обхватил голову руками. Его приятели с изумлением смотрели на него, не понимая, что с ним происходит. Наполеон перевел взгляд на них, и тут они бросили девушку, начав… драться друг с другом. Клод с раскрытым ртом наблюдала за внезапным помешательством своих врагов. Пикару казалось, что в его мозг заползает какое-то большое темное облако, вытесняя его сознание и последние проблески мысли. Юноша всерьез испугался за свой рассудок. Но безумие было не единственной подстерегавшей его опасностью. Невидимый ничьему взгляду, кроме взгляда Наполеона и его собственного, жуткий орел влетел в помещение и атаковал Пикара. Гордая и величественная, но в то же время зловещая птица посмотрела на жертву ненавидящими, кровожадными глазами. Несчастный увидел в них свою смерть. Пикар хотел кинуться наутек, но его ноги будто приросли к полу. Орел подлетел к нему и с клекотом впился острыми когтями в его тело, разрывая его. Мальчишка завопил от боли и ужаса, тщетно пытаясь бороться с птицей и молотя ее кулаками. Та лишь сильнее впивалась. Видевшая эту борьбу с невидимым врагом Клод понимала, что Пикару вот-вот придет конец. Несмотря на то, что тот был пренеприятным субъектом, она все же не хотела его смерти. Нужно было остановить все это, а сделать это мог только один человек. — Наполеон, — бросив умоляющий взгляд в сторону юного корсиканца, заговорила Клод, — прекрати это! — Нет, он не должен жить! — мрачно бросил юноша. — Сделай это для меня, — попросила она как-то нежно. Наполеон пристально посмотрел на нее, и в его взгляде появились теплые, зовущие огоньки. — Ну что ж, я это сделаю для тебя, — сказал он кротким голосом. А потом, улыбнувшись, добавил: — Оденься, наконец. Только теперь Клод опомнилась и увидела, что стоит полураздетая, с нагой грудью. Подобрав свою местами изрядно пострадавшую одежду, она снова облачилась в мужской костюм, пусть и потрепанный. Ничего, пусть подумают, что она с кем-то дралась. В это время Наполеон направил свой властный взгляд на орла и его жертву, и покорная ему птица все с тем же клекотом исчезла, будто ее и не было. Тело Пикара беспомощно рухнуло на пол. Странно, но ни крови, ни следов от когтей на нем не было. Он был цел и, похоже, жив-здоров. Убедившись в этом, корсиканец занялся уже его друзьями. Те продолжали остервенело обмениваться ударами, не замечая ничего вокруг. Глядя на них, Наполеон что-то тихо прошептал, после чего угомонились и они. «Храбрецы» почли за лучшее убраться, прихватив с собой и начавшего приходить в себя Пикара. — Теперь они знают мою тайну, — проговорила, смотря им вслед Клод. — Не знают, — улыбнулся Наполеон, — я стер из их памяти этот маленький эпизод. — Как ты это делаешь? — изумленно спросила девушка. — Не знаю, — после небольшого раздумья ответил он. — Это у меня с детства. И этот орел всегда служил мне и защищал меня. — Орел? — приподняла бровь Клод. Она-то его не видела! — Ладно, забудь, — тихо сказал мальчик. — Я могу сказать тебе лишь одно — я знаю, что мне суждено. — И… что же тебе суждено? — чуточку насмешливо спросила Клод. — Править миром, — ответил он. Его голос и взгляд были при этом так серьезны и суровы, что девушка покорилась им, почти что поверив в сказанное. — Давай проедемся, — немного помолчав, сказал ей юноша. — Ты — хорошая наездница, я знаю. Давай же посмотрим, кто из нас лучше. От недавней суровости не осталось и следа. Он был весел и улыбчив, и его настроение начинало передаваться и Клод. Она белозубо улыбнулась ему в ответ и согласилась на его предложение. Выйдя из здания школы, они оседлали своих лошадей и поскакали на них наперегонки с ветром. Клод уже знала, что Наполеон стремится во всем подражать Цезарю, но то, что он, подобно своему кумиру, научился управляться с конем без помощи рук, стало для нее открытием. Но и сама она не ударила перед ним в грязь лицом, не отставая от него и скача на своей верной Арго, как заправская амазонка. Правда, сложить руки за спиной Клод все же не решилась. — Славная у тебя лошадка! — сделал комплимент и лошади, и всаднице Наполеон. — Спасибо, — улыбнулась Клод. — Ее зовут Арго. — Арго? — переспросил корсиканец. — Надо же! Моего коня зовут Ясон. Это очень умное животное, и я люблю его. Вот только боюсь, что до моих побед он не доживет. А мне бы хотелось, что этот верный друг был при мне всегда, чтобы мы были как Александр с Буцефалом или Цезарь с Двупалым… — Двупалый? — переспросила Клод, которая была не особо сильна в этом периоде истории. — У этого коня была необычная форма копыт — они у него напоминали человеческие пальцы, — просветил ее молодой корсиканец. — Ого! Страшновато даже… — Ничуть, — с легкой улыбкой сказал ей Наполеон. — Я бы многое отдал, чтобы владеть таким конем. — А что же в нем было такого особенного, помимо копыт? — полюбопытствовала брюнетка. — Тот, кто завладел бы этим конем, потом завладел бы и миром. Так гласило предсказание авгуров. Цезарь не был суеверным, но поверил ему и купил этого коня. Что было дальше — ты знаешь сама… Бледное лицо юноши приняло мечтательное выражение, и он прикрыл глаза, мысленно перенесясь куда-то в другую эпоху или даже в другой мир, полный великих битв, славных побед и триумфов. Он жил и тогда, только имя носил другое… Он был ослепительно яркой звездой, пусть и светила она иной раз кровавым светом. А была ли тогда она, Клод, и если да, то кем она была? «Кто ты, Наполеон? — сказала она мысленно. — И кто я?» Вслух же Клод спросила: — Что тобой движет? — Желание быть великим, — тихо проговорил он, словно очнувшись ото сна. — Великим — это значит сильным? — Нет, — покачал головой он. — Величие и сила — вещи разные, иначе каждый бандит с армией был бы великим. Величие — это когда добиваешься того, что для других невозможно. Глаза Клод заблестели, когда она услышала эти слова, произнесенные звучным, проникновенным голосом. Было видно то, что он сам верит в то, что говорит. Было видно и то, что он может вести за собой. Странно… У нее появилось такое чувство, будто она уже слышала все это когда-то давно… может, даже в другой жизни. — А ты, оказывается, философ и мечтатель, — проговорила девушка. — Философ? — переспросил Наполеон. — Может быть. Иногда я люблю пофилософствовать. Мечтатель? А вот это уже нет. Скорее, реалист. Немного помолчав, он в свою очередь спросил у нее: — А ты сама? Что движет тобой? Клод не сразу смогла ответить на его вопрос. Не так давно все было так просто и ясно для нее — сделать военную карьеру, стать личностью, стать вровень с мужчиной… А теперь? — Я просто хочу найти свой путь, — сказала она наконец. Их взгляды встретились, и на дне его глаз Клод увидела знакомые зовущие огоньки. — А может, твой путь — это мой путь, и мы должны вместе завоевать мир? — неожиданно нежно проговорил Наполеон. — Ты такая… необыкновенная! Вместе мы будем непобедимы! — Ты прав… — прошептала Клод и порывисто поцеловала его в губы. С того самого дня Наполеон и Клод сильно сблизились и почти все свое свободное время проводили вместе. Одноклассники насмешливо наблюдали за тем, как они прогуливаются вместе, едва ли не держась за руки, и подолгу о чем-то беседуют. «Опять воркуют наши голубки!» — хихикая, перешептывались мальчишки. Но никому и в голову не приходило, что Клод могла оказаться женщиной, настолько осторожна и хитра она была! Ссор с Пикаром она с тех пор избегала — даже не из страха разоблачения или чего-то худшего, а из опасения, что в следующий раз Наполеон уже не пощадит его. Девушке не хотелось, чтобы ее возлюбленный марался об этого крысеныша. А думать о Наполеоне, как о возлюбленном она привыкла уже давно. Последней степени близости между ними еще не было, да и способов остаться наедине у них было не так уж много. Но были поцелуи украдкой и еще совсем невинные ласки, и были грезы о будущем, о том, чему не суждено было сбыться… Наполеон был силен в разглагольствованиях и любил порассуждать о судьбе и об ее таинственных путях. Однако же, он ничего не сказал об ее коварстве… …Был обычный день, и ребята сидели на уроке истории. Тема урока была довольно интересной. Преподаватель рассказывал о жизнеописании кумира Наполеона — Юлия Цезаря. Но сегодня, против своего обыкновения, юный корсиканец слушал как-то невнимательно. И немудрено. Пикар де Фелиппо, уже оправившийся и подзабывший свой урок, принялся обмениваться с ним яростными ударами под столом. Между ними сидел один худенький мальчик по имени Пико де Пикадю, и ему эта дуэль не очень-то была по душе, потому что от ударов противников у него уже почернели ноги. — Господин учитель! — не выдержав, крикнул он. — В чем дело? — недовольно спросил историк. — Де Фелиппо и Бонапарт опять ногами лягаются! К счастью для себя, ябеда не увидел то, какими взглядами удостоили его оба дуэлянта, которым он помешал. Впервые два этих врага хоть в чем-то были согласны между собой! — Де Фелиппо и вы, Бонапарт, — начал, неодобрительно посмотрев на обоих нарушителей дисциплины, учитель, — похоже, вы знаете о Цезаре больше, чем я. Может, поделитесь своими знаниями с нами? Кто начнет? — Я, господин учитель! — тут же откликнулся Наполеон. Историк посмотрел на юного корсиканца из-под бровей. Он уловил в его звонком голосе нотки радости, и это немного раздосадовало его. Ведь он хотел немного проучить этого дерзкого мальчишку, но, наверное, не судьба… Ученик поднялся с места и уверенным, спокойным, но не монотонным голосом начал повествование о жизни своего кумира. Клод восхищенно слушала его, украдкой любуясь им. Она знала, что вопросом по истории ее любимого точно не напугаешь — он ее обожает. — Этот величайший из всех римлян человек родился 12 июля 100 года до Р. Х. — начал Наполеон. — Он рано лишился отца, но его мать Аврелия позаботилась о воспитании мальчика и дала ему возможность получить образование у самых лучших учителей. От нее самой Цезарь научился чарующей, мягкой, вкрадчивой речи и привлекательной обходительности в обращении, благодаря которым впоследствии он повсюду пользовался всеобщим расположением. Тут юноша на минутку умолк, и историк торжествующе воззрился на него, думая, что он сбился или позабыл что-то. Но ученик отнюдь не выглядел растерянным или смущенным, а на губах его блуждала улыбка. Сейчас воображение рисовало ему образ собственной матери — прекрасной, мудрой и волевой Летиции. Его мать была женщиной, достойной короля, но вместо этого была женой судебного заседателя. Наполеон боготворил мать точно так же, как Цезарь — свою мать Аврелию. Вернувшись в реальность, мальчик продолжил рассказывать биографию Цезаря. Теперь он заговорил о том, как тот, в отличии от Помпея Великого, отказался исполнить повеление грозного диктатора Суллы и развестись со своей любимой женой. — Из-за этого благородного сопротивления Цезарь был внесен в проскрипционный список. Он бежал из Рима, а все имения его жены были немедленно отобраны в казну. Спасаясь от соглядатаев Суллы, Цезарь бежал из города в город, каждую ночь менял место ночлега, а под конец из-за болезни вынужден был передвигаться на носилках. Между тем некоторые из друзей Суллы просили за Цезаря и даже весталки ходатайствовали о его помиловании, так что наконец Сулла вычеркнул имя Цезаря из списка приговоренных к смерти. При этом Сулла сказал: «Глупцы! Вы сами не знаете, чего просите. Этот молодой человек стоит нескольких Мариев». — Молодец! — неохотно похвалил его преподаватель. — Теперь перейди к приключению Цезаря с пиратами. — Сейчас, господин учитель, — ответил Наполеон и продолжил: — Недалеко от Милета судно, на котором он плыл, попало в руки пиратов. Предводительствовала ими некая Зена. Произнеся это имя, юноша опять остановился, изумленный собственными словами. Он не собирался говорить ничего подобного и ни в одной биографии Цезаря не встречал упоминания об этой Зене. — Зена? Какая еще Зена, молодой человек? — полуудивленно-полувозмущенно вопросил преподаватель. — Да, Зена, господин учитель, — заговорил Бонапарт, вновь обретший былую уверенность и будто вдохновляемый чьим-то невидимым присутствием. — По многочисленной свите и важной осанке разбойница решила, что Цезарь принадлежит к высшему сословию и велела своему помощнику Телосу не причинять ему вреда. Затем она потребовала с пленного выкуп в 20 талантов. «Недорого же вы меня цените, — сказал Цезарь, — я дам вам 50». Зена решила, что он представляет собой ценность и лично следила за своим «особенным» пленником. Пустив в ход все свое обаяние и красноречие, Цезарь смог завоевать сердце Зены и даже навел ее на мысль объединить силы для завоевания мира. Разослав спутников собрать деньги для выкупа, Цезарь с врачом и двумя рабами пробыл шесть недель в обществе пиратов. При этом вел он себя так, что казался не пленником, а победителем. Ложась спать, он запрещал разбойникам шуметь и распевать песни, иногда читал им свои стихи и речи, а так как его сочинения не вызывали восторга у пиратов, то Цезарь называл их дикарями и грозил распять на кресте. Этим свирепым разбойникам ничего не стоило убить дерзкого юношу, но они боялись гнева своей атаманши и не трогали его. Наконец возвратились посланные Цезарем люди, и он разыграл спектакль с выкупом, при этом втайне строя планы мести. На самом же деле Цезарь не собирался платить Зене и, тем более, объединяться с ней, а напротив, вернувшись из Рима с подкреплением, захватил ее корабль и распял воительницу. В знак милосердия он приказал перебить ей ноги. Несмотря на то, что распятие проводилось без гвоздей, а всего лишь с веревками, Зена получила переломы ног и заклятого врага на всю жизнь. По мере того, как он говорил, Клод становилась все бледнее и печальнее, но рассказчик не замечал этого. Мысленно он будто перенесся в описываемое им время, и сам был Цезарем. Видел он и пиратку Зену, но не мог рассмотреть ее лица. Но что-то в фигуре этой статной темноволосой женщины казалось ему знакомым… Перед Клод тоже оживали картины из прошлого. Она видела багряный закат на море, каюту и двоих. Это были молодой человек, поразительно похожий на Наполеона, но немного старше и… прекрасная женщина в красном платье, увешанная драгоценностями, словно идол. О Боже! У нее было ее лицо! Да, это были Наполеон и она сама в прошлой жизни! Вот Цезарь рассуждает о судьбе и о том, что есть величие. Вот она предлагает ему объединить силы и почти что признается ему в любви. Потом она ползет к нему по кровати — бесстыдная и соблазнительная, хищной грацией напоминающая пантеру. Их губы сливаются в поцелуе… …Дорога из крестов, и на одном из них распята она сама. Правда, в руки ее не вбиты гвозди, и она просто привязана к кресту. Но, может, это как раз страшнее. Клод-Зена видит жестоко обманувшего ее возлюбленного, и чувствует, как любовь к нему перерождается в ней в ненависть. Она плюет в его сторону. — Перебейте ей ноги! — отдает приказ он и уходит, не оборачиваясь вместе со своим спутником. Исполняющий роль палача легионер наносит огромным молотом удар по ее голеням. С ее уст срывается нечеловеческий крик, и все становится белым… — И что же? Цезарь еще встретится с этой Зеной? — осведомился с иронией преподаватель. — Да, судьба еще сведет их вместе, и не один раз, — не моргнув глазом, ответил Наполеон. — Они будут вести тайную войну друг против друга, и победителей в ней не будет. Цезарь отдаст Зену на крест, и на сей раз ее будут приколачивать к нему гвоздями. Но перед этим она успеет вложить кинжал в руку Брута. — Значит, ваша Зена и к убийству императора свою руку приложила? — Именно так. И умирали они одновременно. В одно и то же мгновение они оба испустили дух. Наполеон прикрыл глаза. Он видел окровавленное тело Цезаря, распростертое у подножия статуи Помпея. А Клод видела себя — распятую. Рядом с ней была распята и какая-то девушка с коротко стриженными светлыми волосами. Клод никогда ее не видела, но чувствовала в ней что-то родное, близкое… Меж тем, преподаватель, раскрыв рот от изумления и негодования, смотрел на своего ученика. Едва ли не впервые за всю его деятельность у него просто не хватало слов. — Это… это просто возмутительно! — наконец, обрел дар речи он. — Назовите ваш источник! — Мой источник — это я сам, — спокойно и чуть насмешливо ответил Бонапарт. — Так вы даже не отрицаете, что все это только что сочинили сами, господин наглец?! — с возмущением воскликнул историк. Вместо ответа Наполеон вонзил в него свой пронизывающий насквозь взгляд. Преподавателю стало как-то не по себе от этого взора своего ученика, и он весь внутренне содрогнулся. Внезапно, его ухо услышало какой-то шум, подобный шуму от крыльев какой-то огромной птицы. Не помня себя от ужаса, он бросился вон из классной комнаты так, будто за ним кто-то гнался. Какое-то время ребята в недоумении переглядывались и перешептывались, а потом, принялись радоваться своему нежданному-негаданному освобождению. Вскоре весь класс стоял на ушах. Только Клод было не до веселья. Она догадывалась о том, что произошло и не особенно удивилась, когда им объявили о том, что их учитель был найден мертвым. Что послужило причиной смерти — неизвестно. Скорее всего, это был апоплексический удар… — Зачем ты убил его?! — накинулась на Наполеона Клод, как только они остались вдвоем. — Я?! — вскричал юноша. — Ты ведь сделал ему что-то… так, как это было с Пикаром. — А если бы и сделал? — пожав плечами, с вызовом проговорил Бонапарт. — Он лез в то, что его не касалось и за это поплатился. Клод с ужасом посмотрела на него, но его лицо своими бледностью и бесстрастностью напоминало маску из слоновой кости. — Похоже, я тебя совсем не знала, — покачав головой, сказала она. — Это я не знал тебя. Я думал, что ты любишь меня и что мы похожи, но это не так! Вид его был совершенно невозмутимым, но внутри у него происходила целая буря. Гнев, печаль и разочарование поднимались в душе юноши. — Я люблю тебя, но… — Клод не договорила. — Но я — убийца, так? — бросил он ей. — Ну так, прощай же! С этими словами он кинулся бежать в сторону Сены. Девушка что-то кричала ему вслед, но он ничего не слышал. Чего он хотел? Свести счеты с жизнью или просто убежать от самого себя? Кто знает… Остановился он у самой реки и стал смотреть на нее. Для этого мира он чужой, так пусть же воды Сены примут его! Неизвестно, к чему привел бы этот страшный порыв, если бы к нему не подошли две молодые женщины. У первой из них были темно-каштановые, чуть вьющиеся волосы и резко очерченное, но красивое лицо. Взгляд ее карих глаз был просто незабываем. Высокая, стройная, гибкая, обладавшая какой-то кошачьей грацией, она была одета в элегантное белое платье, а ее изящную шею украшала нить алых бус. Вторая была моложе ее, но не столь интересна. К тому же у нее был дефект — одна нога короче другой. — Остановись и ничего не делай себе! — крикнула юноше первая из дам. Голос у нее был низкий, но бархатный и довольно приятный. Наполеон обернулся на него и увидел Ее. Боже, до чего же она хороша! Лишь только он увидел ее, как образ Клод тут же потускнел для него. Кроме того, в облике этой дамы ему чудилось что-то неуловимо знакомое. Когда-то давно он любил эти же прекрасные черты и их обладательницу… Всматриваясь в ее лицо, он догадывался и о другом: она не была добра. Душа ее была таинственной и темной, но он никогда не боялся опасности. Напротив, она притягивала его… — Кто вы, прекрасная дама? И что вам до меня? — спросил он наконец. — Я Мари Роз Жозефа де Богарне, — отвечала женщина, — и я та, кто давно наблюдает за тобой и незримо помогает тебе. — Я слышал о вас, — сказал, подойдя и поднеся к губам ее красивую, белую руку, Наполеон. — Вы — креольская райская птичка, а еще — одна из главных щеголих и светских львиц столицы. Слышал я и о вашей красоте, и теперь вижу, что молва не преувеличила, а преуменьшила ее. — А вы, оказывается, научились льстить, мой юный рыцарь, — ласково улыбнулась женщина. — Но вы знаете лишь то, что на поверхности, и не знаете тайной сути. Мало кто знает о том, что когда я была еще маленькой девочкой старуха-негритянка, слывшая ведьмой, сделала меня своей ученицей. Она обучила меня шаманизму и магии вуду. И уж совсем никто не знает, что я давно являюсь служительницей вашего отца. Наполеон посмотрел на нее с бесконечным удивлением. — О чем вы, сударыня? Вы знали моего отца? — вопросил молодой корсиканец. — Я говорю о вашем НАСТОЯЩЕМ отце, — многозначительно произнесла креолка. — Не понимаю о чем вы говорите… — Ты все прекрасно понимаешь, но не хочешь признаться в этом самому себе. Я здесь для того, чтобы направлять тебя, чтобы быть рядом с тобой всегда. Только с моей помощью ты сможешь исполнить свою Судьбу. Сейчас голос женщины звучал проникновенно, страстно и даже трогательно. — Мою Судьбу… — задумчиво повторил Наполеон. — Какова же она? Покажите мне ее, коль вы вещунья! — Ты сам знаешь, что тебе суждено. Ты будешь новым Цезарем и императором французов, но это то, что на поверхности, — шаманка загадочно улыбнулась. — А тайная суть? — улыбнулся в ответ Наполеон. — Тайная суть состоит в том, что тебе суждено стать самым великим и самым страшным человеком в мировой истории… Ты — Антихрист! Эти слова не столько ужаснули Наполеона, сколько заставили задуматься. Это объясняло для него многое — и ту власть, которую он имел и над своими сверстниками, и над людьми постарше, и необыкновенные способности. Жозефина истолковала его молчание по-своему и сказала ему: — Ты сомневаешься? Если да, то моя ученица Мари, — она показала на свою спутницу, — прямо сейчас сделает для тебя расклад или какое-нибудь другое гадание. Хромая девушка шагнула вперед и хотела заговорить, но Наполеон остановил ее, сказав: — Ни карты, ни кофейная гуща неинтересны мне. Я хочу увидеть все своими глазами, и будущее покажешь мне ты сама. Ученица никогда не превзойдет свою учительницу, а Мари — лишь ученица. — Будь по-твоему, — кивнула креолка, — но тогда мы отправимся в лес. Мне предстоит говорить с природой, огнем и духами. …Две дамы и молодой человек сели в находившуюся неподалеку карету, очевидно принадлежавшую верной жене почтенного виконта де Богарне, и отправились в Булонский лес. Когда-то на его месте был дремучий, колдовской лес — дубрава Руврэ. Времена тогда были темные, и везде царило суеверие. Тогдашним людям в этой таинственной дубраве мерещились злые духи и вампиры. Кто знает, может, они были не так уж далеки от истины… Но те времена давно прошли. Теперь здесь были тенистые аллеи, тропинки, пруды, невероятной красоты растения и цветы. Один лишь розарий и кедровые рощи чего стоили! Но Наполеон вместе со своей спасительницей и ее спутницей приехали сюда не для того, чтобы любоваться его красотами, им нужно было другое… Выбрав самую глухую чащу, являвшуюся осколком темных веков и напоминанием о дубраве с нечистью, Жозефина и Мари принялись творить какой-то странный ритуал. Был зажжен костер, и обе женщины, скинув с себя одежды, принялись танцевать у огня какой-то дикий и бесстыдный танец, выкрикивая при этом слова заклинания на неведомом языке. Весь лоск светскости сошел, будто его и не было. Осталось что-то первобытное, страстное, делавшее их похожими на мифических вакханок. Наполеон наблюдал за этой пляской у костра, как завороженный. Конечно же, из двух танцовщиц он видел лишь одну — Жозефину. Ей и вправду нечего было стыдиться своей наготы, потому что красотой и совершенством своего тела она могла бы посоперничать с Венерой Милосской. Корсиканец готов был боготворить это тело и служить ему, как кумиру. …Наконец, безумный танец прекратился, и обе колдуньи застыли, воздев руки к небу. Пламя костра взвилось ввысь, и на глазах Наполеона из него с воем вылетели какие-то сущности. Наверное, то были нечистые духи или души грешников… — Смотри! — властно вскричала креольская шаманка, и Наполеон стал пристально всматриваться в огни колдовского костра. …Он видел будущее, полное кровавых битв и блистательных побед, видел армии и горнило боя, видел лавры на своем челе, видел мир у своих ног. И повсюду рядом с ним была Она — та, что открыла ему эту будущность. — Видишь? — тихо сказала она, словно боясь спугнуть эти видения. — Все это будет у тебя, но ты должен сделать две вещи. — Какие же? — не отводя глаз от огня, спросил корсиканец. — Первая: ты должен взять меня в жены и короновать, как свою императрицу. Пока я буду рядом, тебе будет сопутствовать удача. Но если ты оставишь меня, ты проиграл! Несмотря на торжественность минуты, Наполеон слегка улыбнулся. Эти слова шаманки он воспринял лишь как страстное желание женщины выйти замуж за того, кого она любит. Все женщины одинаковы, кем бы они ни были. С другой стороны, он сам уже мечтал взять в жены эту фантастическую женщину. — У тебя есть муж, — мягко напомнил он. — Ему уже недолго остается им быть, — загадочно проговорила Жозефина. — Скоро я стану разведенной, а потом и вдовой… Грядут большие перемены, и падут многие. Немного пострадаю и я, но все это быстро закончится. Король и королева сложат головы на эшафоте. Потом за ними последуют и виновники их смерти. Тогда настанет наш час! — Какова же вторая вещь, которую я должен сделать? — Ты должен принести в жертву Клод. Наполеон слегка вздрогнул и наконец взглянул на нее. — Откуда ты знаешь?.. — Я знаю о тебе все. Знаю и то, что эта девица должна умереть, иначе она не даст тебе совершить предначертанное, — мрачно произнесла колдунья. — Вспомни, это уже было в прошлой жизни, когда вы были Цезарем и Зеной. Нужно не допустить повторения этой ошибки! — Ты хочешь, чтобы я придушил ее или прирезал? — горько проговорил Наполеон. Теперь, после встречи с Жозефиной он понимал, что его чувство к Клод было не любовью, а лишь яркой, романтической влюбленностью, помноженной на искреннее восхищение ее качествами. Но его сердце сжималось при одной мысли, что он должен причинить ей вред, не то, что убить. Жозефина, по-прежнему нагая, села у костра рядом с ним и нежно прижалась к нему, обняв. Пламя бросало отблески на ее лицо, придавая ему страшную, дьявольскую красоту. — Придушить или убить? — ухмыльнулась она. — Как вульгарно, фи. Мы распнем ее на кресте, как это делали мудрые римляне. — Ты с ума сошла! — вскричал Наполеон. — Как ты себе это представляешь? — Потом объясню, — сказала шаманка. — А сейчас перед этим священным костром принеси мне клятву в любви и верности. Это будет нашей настоящей свадьбой. Корсиканец посмотрел ей прямо в глаза и со всей серьезностью проговорил: — Жозефина, я клянусь взять тебя в жены и назвать своей императрицей. Клянусь любить тебя и преклоняться перед тобой, как перед своей богиней. Ты достойна этого! — Я принимаю твою клятву и также клянусь любить тебя, а еще любить Францию так же, как ты, — ответила его невеста. Наполеон впился в ее губы жадным поцелуем, на который она отвечала со всей пылкостью, скрывавшейся за ее видимыми холодностью и кокетством. Она стала помогать ему избавиться от одежды, и вскоре он стоял перед ней обнаженный и похожий на греческого бога. Тогда женщина заставила его лечь, а сама села на него сверху, плавно задвигавшись на нем взад-вперед. При этом она нежно ласкала его губами, языком, пальчиками. Он постанывал от удовольствия, и это подстегивало ее желание дарить ему еще больше наслаждения. Ученица Жозефины Мари робко подошла к ним и стала наблюдать за этой сценой, ощущая возбуждение и толику зависти. Жизнь была к ней жестока с самого появления ее на свет. Родилась она ущербной, не такой, как все, и даже собственные родители не были рады ее появлению на свет. Какое-то время мать и отец — торговец тканями — и вовсе подумывали избавиться от нее, но все же не захотели брать грех на душу. Вместо этого они отдали дочь в приют при женском монастыре. В монастырской библиотеке умная и хитрая девочка с богатым воображением и хорошей интуицией прочитала все книги по магии, эзотерике и прочим оккультным наукам, а потом судьба послала ей встречу с мадам Жозефиной де Богарне… Рука Мари скользнула вниз, и вскоре к сладким стонам Наполеона и Жозефины присоединился и ее стон… …Клод никогда не плакала. Может, только в колыбели. Но сейчас ей хотелось зарыдать от того, что время шло, а любимый все не возвращался. Она вспоминала их последний разговор и корила себя за то, что наговорила ему тогда. Кто знает, может, он ни в чем и не виноват, а она несправедливо упрекнула его? Где он? Не случилось ли с ним что-то ужасное? Когда она уже не знала, что и думать, Наполеон неожиданно возвратился назад — радостный, возбужденный и… чужой. Клод мгновенно уловила все эти перемены, и ее радость тут же померкла перед мыслью о том, не появилась ли у него другая. Ей хотелось напрямую спросить его об этом, но она не решалась. — Ты не сердишься на меня? — неожиданно нежно заговорил он. — Н-нет, — запнувшись от волнения, отвечала Клод. — Я хотела спросить тебя о том же! — Все хорошо. Ссоры придают перцу отношениям, иначе было бы слишком скучно, — улыбнулся юноша. — А я тебе вот что хочу предложить… Я тут узнал об одной предсказательнице — Мари де Ленорман. Давай пойдем с тобой к ней, пусть судьбу нам предскажет. Девушка скривилась и даже глаза большие сделала. — Гадалка? — брезгливо спросила она. — Я им не верю и тебе не советую! В ответ он ласково взял ее за руку и сказал ей: — Я просто хочу развлечь тебя чем-нибудь. Если гадалка окажется мошенницей, хоть будет над чем посмеяться! — Ну, если так… — Клод улыбнулась любимому. Увы, ей судьбу было знать не дано, и она не подозревала о том, что у него было на уме. А о картинах прошлого, виденных ею совсем недавно, она предпочитала забыть… Время спустя они стучались в домик гадалки, и его хозяйка — молодая, но некрасивая и хромая девушка — с притворной строгостью осведомлялась у гостей: — С чем пожаловали? — Кофе попить, — сглотнув, произнесла заранее заготовленную фразу Клод. Речь, конечно же, шла о гадании на кофейной гуще. — Ну, заходите, раз пришли, — все с той же суровостью сказала Мари. Юноша и девушка вместе прошли в небогатую, но уютную гостиную предсказательницы, и та стала готовить кофе. На самом-то деле входить в таких случаях следовало только поодиночке, но в этот раз Ленорман сделала исключение. Когда кофе было готово, гадалка поставила ароматную чашечку с ним перед Клод и велела: — Пей! Напиток был обжигающе горячим, но Клод смело осушила чашку, рискуя обжечь себе нёбо. Ленорман в это время не сводила с нее своих колючих глаз. Наполеон же стал позади своей уже бывшей любимой. — Теперь повращай чашку три раза по часовой стрелке, — сказала гадалка. В этом сейчас не было особой необходимости, но Ленорман была педантичной в некоторых вещах. После того, как было проделано и это, она опрокинула чашку вверх дном на блюдце и принялась считать до семи. Когда и это было сделано гадалка принялась всматриваться в пятна кофейной гущи на стенках чашки так, будто изучала их. Несмотря на то, что Клод была скептиком и начиталась Вольтера, сейчас ей стало как-то не по себе. — Что там? — спросила она. — Я вижу удивительную жизнь, полную приключений, странствия, бои, — проговорила Ленорман. — Да, все это могло бы быть, если бы не… смерть. — Смерть? — дрогнувшим голосом спросила Клод. Тут она увидела кривую усмешку на губах гадалки и подумала, уж не отравила ли ее та. Ей хотелось крикнуть это вслух, но сделать это она не успела, потому что получила удар подсвечником сзади. …Очнулась Клод в каком-то странном помещении, похожем на часовню для черных месс. Повсюду горели черные свечи и были развешены иконы, на которых вместо ликов святых были изображены демонические лики. Но поражалась окружавшей ее обстановке она недолго, поскольку увидела, что привязана к кресту, как Зена в видении. Она отчаянно дернулась, но скоро поняла, что освободиться не сможет. Тут дверь отворилась, и в часовню вошел ее возлюбленный. Вместе с ним была какая-то незнакомая ей женщина в белом платье, в которой можно было признать великосветскую даму. Оба, глядя на нее, победно улыбались. «Ты снова предал меня… Цезарь!» — Ты стала частью моей судьбы, а я — твоей, — произнес, заглядывая ей в глаза, Наполеон. — Я никогда не забуду тебя, и ты займешь почетное место в списке моих побед. Клод с ненавистью посмотрела на него и плюнула ему в лицо. Но тут Жозефина устремила на нее взгляд, по своей гипнотической силе не уступавший взгляду Наполеона. Внезапно Клод ощутила ужасную боль в ногах. Такую же боль, должно быть, чувствовала Зена, когда ужасный молот сломал ее ноги. Девушка зашлась криком. — Пойдем, любовь моя, — нежно сказала Наполеону Жозефина. Оставив Клод умирать, чета вышла из дома Мари. Сейчас им хотелось просто прогуляться и насладиться обществом друг друга. Начался дождь, и они стали упоенно целоваться, подставив ему свои лица. Наполеон с жаром сжимал Жозефину в своих объятиях, словно боялся, что она выскользнет из его рук. Оба сгорали от любви и желания. А дождь шел, не переставая. Он был похож на слезы Клод… …Гаснущее сознание Клод выхватило скорбное личико какой-то светловолосой девушки. Где она уже видела это нежное личико? — Габби… — простонала она.