Разное восприятие

— Я покончил с собой в шестнадцать лет, — признался блондин, смотря на Тсуну неживыми, холодно-голубыми глазами, в которых плескалась доброта и печаль. — Ты бьешь мой рекорд. — У меня день рождение через месяц, — напомнил шатен, хмуро глянув исподлобья на деда. — И мне всего тринадцать. — В твои годы я уже пытался покончить с собой, — весело фыркнул Иэясу, — удалось только в шестнадцать, за день до своего дня рождения. Романтично, не находишь? — Нет, — резко и твёрдо ответил Савада-самый-младший, — и хватит говорить о суициде, будто бы это нормально! — Для меня это ещё как нормально, я же призрак, — засмеялся предок. — А вообще тебе лучше умереть ко дню рождения, иначе потом будет очень трудно. — Да что же там такое произойдёт в будущем?! — недовольно и недоуменно буркнул Тсуна, хмурясь и падая на кровать. — Я уже умереть хочу. — Правильно делаешь! — вновь засмеялся предок, улыбаясь. Вообще, Иэясу никогда не отвечал на вопросы, только советы раздавал. В основном, как уже понятно, о том, когда умереть, как умереть и что сказать-написать-завещать, если желание есть. — Вот бы ты побыстрее умер, а то мне одному скучно! — Ты сейчас у меня в комнате… — недовольно заметил Савада, кинув в предка карандашом, взятым с пола. На удивление, он в него попал, но тот как-то не обратил на это внимание. — «А если я ему об этом скажу, он попытается убить себя опять?» — Вообще, на самом деле, вокруг меня одни деды, реально старые, а поговорить в итоге о смерти я не могу ни с кем. В общем-то, скука смертная. Хе, забавно прозвучало… — Слушай, — обратил на себя внимание Тсуна, — я в тебя сейчас карандаш кинул, он не пролетел сквозь тебя, а оттолкнулся, как от живого, и упал. Секунда, две — и предок срывается с места и бежит в ванную, параллельно хватая с кухни нож. Дверь в соседнюю комнатку с хлопком закрылась и настала тишина, которую прервал звук льющейся воды. Тсуна тяжко вздохнул, обратив внимание на место, где сидел Иэясу — стул был неправильно повернут и его спинка была спереди, а не сзади, как должно было бы-… — Эй, Иэясу, я не заметил кое-чего! Спинка стула отразила «удар карандашом». Ты не сможешь вновь умереть. В ванной послышался грохот и из неё через несколько секунд выбежал блондин, с криком: «пора умираааать». — Вашу мать! — ругнулся Тсуна, отбиваясь от предка всеми возможными и невозможными способами. В итоге, конечно, отбившись, но проходящий мимо комнаты старший брат Иэцуна вновь вздохнул, тихо буркнув что-то о сумасшествии Савады-самого-младшего и пропав в своей комнате, тут же закрывая её на замок, а пришедшая из магазина Нана волей-неволей смиренно улыбнулась и стала готовить ужин. Она любила обоих сыновей одинаково, но если старший был действительно лучше, то младший будто наоборот — делал всё так, что в итоге если и можно было переделать (а это было за редкими исключениями, ведь по обычаю вообще никак нельзя исправить), то только так, что кое-как держится. Вообще Нана, когда узнала о неком «Иэясу», подумала, что, наверное, стоит сводить сына к психиатру, но материнская любовь тут же одолела это желание, прочно засев в голове. Наверное, именно поэтому она не удивилась тому, что ребёнок Реборн теперь репетитор Иэцуны, а сам Тсунаеши пытается покончить с собой, при этом уже став меньше общаться с «Иэясу». И ни то, что Иэ — кун стал сильнее, умнее, лучше; и ни то, что Тсу — кун стал больше проводить время на улице и пытался убить себя уже даже во время обеда, — Нану, вообще, в принципе, никак не заставило поменять своё решение, своё мнение, дать свою любовь кому-то больше, а кому-то меньше. Нана любила обоих одинаково и относилась с пониманием к каждому взрыву из комнаты старшего и к каждой попытке суицида младшего. И, наверное, то, что в итоге именно Тсуну выбрали Хранители, а не Иэцу, было из-за понимания матери. Наверное, и именно это помогло в итоге Тсуне покончить с собой в день, когда «трагически умер Джотто Примо Вонгола». И в итоге некий «Иэясу» получил по темечку от своих Хранителей, тоже именно поэтому. Да и то, что Нана теперь видела этого «некого Иэясу» и своего умершего младшего сына — было именно из-за её понимания, смирения и ожидания. И то, что они теперь говорили о смерти и уговаривали всех умереть — тоже, опять же, было из-за этого. Вообще всё, по сути своей, было из-за того, что Нана стояла в стороне и не вмешивалась. Да, определённо. — Иэцу! — закричал призрак-Тсуна, выпрыгивая из матраса только наполовину. — Пора в школу! — А нам нет, — ехидно напомнил Джотто, вылезая из стены. Иэцуна простонал что-то нечленораздельное и укутался только сильнее в одеяло. — Ты что-то сказал? — Сегодня суббота, отстаньте! — Тогда время умираааать! — пропели в один голос Примо и тот, кого выбрали Дечимо (но он покончил с собой назло всем), ехидно улыбаясь. — Я за ножом, — тут же сказал Иэясу, исчезая в стене. — За мной ванная! — согласился Тсунаеши, также пропадая из поля зрения Иэцуны, что не собирался расслабляться. Ведь, как ни крути, а никакие экзорцисты не помогут изгнать этих двух «близнецов». И, как бы не пытался отвертеться Савада-старший-брат, они от него не отстанут. «Им же скучно одним сидеть в кольце и говорить друг с другом о смерти», «им ведь нужен ещё собеседник». И Иэцуна не сомневался ни на секунду, что пока все не умрут, они не успокоются. Это ведь «Тсуна» и «Иэясу».