Изгой

      — Дариан, чего ты копаешься? — подпинывает меня Элли. Причем в буквальном смысле — тяжёлым берцем под зад. Шутливо падаю на мягкий ковер опавшей листвы и перекатываюсь на спину, полной грудью вдыхая запахи осени. В этом маленьком уголке природы сквозь городскую вонь настойчиво пробивается запах прелой листвы, свежего ветра и влажной земли. Над головой шумят золотые кроны кленов и тополей, сквозь просветы между ними видно безоблачное голубое небо.       — Эл, я патроны дома оставил, — виновато улыбаюсь, когда веснушчатое лицо девушки загораживает мне обзор на столь желанную картину. Солнце делает её рыжие волосы огненными, а тень, падающая на лицо, придаёт таинственности. Этакая огненная элементаль в момент гнева… Зависаю на несколько мгновений, разглядывая нежданно открывшуюся необычную красоту старой знакомой.       — Ты как всегда, — она вздыхает и качает головой, разбивая в клочья мимолетный образ, построенный моим воображением. Рыжие волосы, выбившиеся из прически, забавно шевелятся на ветру, и вот вновь передо мной не изящная огненная девушка, а вполне себе земная суровая Элли Бердс в берцах и камуфляже, с рюкзаком за спиной.       — Ну чего вы там застряли? — кричит Стен Роббинс, он давно уже ушел вперёд и сейчас остановился на небольшом пригорке, пытаясь разглядеть нас сквозь лучи солнца, слепящие глаза.       — Сейчас, — кричит Эл, махая рукой, — Сколько у тебя?       — Два заряженных магазина и еще штук сорок россыпью, — отказываюсь от ее протянутой руки и в два движения поднимаюсь на ноги. Уже несколько лет не могу привыкнуть к тому, что некогда слабая девчонка сейчас ведёт себя с парнями на равных.       — Ладно, нам хватит, — прерывает разговор Элли, — Идём скорее, я вижу нетерпение на лице Стена, еще чуть-чуть и оно превратится в ярость.       Она обгоняет меня на два шага, плетусь следом за ней, разглядывая жухлые жёлтые листья под ногами. Осень почему-то перестает казаться золотой и радужной. Порыв ветра остужает отчего-то горящие щеки, поднимаю взгляд. Слишком яркая в лучах солнца косичка Элли мотается перед глазами в разные стороны, отвлекая от самокопания. Догоняем Стена только на выходе из лесополосы.       — Давайте быстрее, мне не терпится опробовать новые мишени, — Стен ныряет в небольшую дырку в сетчатом заборе, следуем за ним, осторожно обходя строительный мусор и ямы, коих полно на территории давно заброшенного заводика по производству то ли консервных банок, то ли пивных крышек. Ещё несколько десятилетий назад кризис раздавил производство, после чего конкуренты развалили заводик окончательно. После этого его пытались реанимировать пару раз, один из корпусов даже снесли, подготовив фундамент для нового здания, но попытки восстановить завод не увенчались успехом, и на него махнули рукой, оставив разваливаться собственными силами.       Стен подпрыгивает, хватается за арматуру, торчащую из облезлого бетона, и подтягивается, забираясь на козырек над крыльцом — самый легкий способ попасть внутрь интересующего нас цеха. Помогаю Элли сделать то же самое — ей не хватает роста, сам повторяю за Роббинсом, но за две недели до этого вывихнутая правая рука отдает глухой ноющей болью и подламывается, не желая выдерживать вес моего тела.       — Сука! — ругательство непроизвольно вырывается изо рта, осторожно спрыгиваю на более-менее чистое место.       — Ты как там? — с козырька свешивается Стен, на его лице беспокойство. Как же иначе, он же ведущий группы.       — Пойдёт, начинайте без меня. Я через подвал зайду, — подмигиваю ему, разминая руку, — Все равно не смогу ножи метать, прицел сбит.       Стен улыбается глупой шутке, но не возникает, даёт знак Элли, и они скрываются в тёмном проёме окна.       Обхожу здание по периметру, стараясь подметить все изменения, произошедшие с последнего нашего посещения. Но что может измениться в таком месте? Кусок штукатурки от стены отвалится или ветер перекатит легкий мусор с одного места на другой.       Вход в подвал как всегда открыт, осторожно спускаюсь по тёмной лестнице вниз, на ходу доставая фонарик. В подвале холодно и сыро, кое-где на полу под слоем воды лежит толстая многолетняя наледь. Кажется, что зима навечно застряла в переплетении холодных тёмных полуразвалившихся комнат. И ни одному даже самому жаркому лету не растопить этот лед больше, чем на пару сантиметров.       Двигаюсь по скользкому черно-зеленому коридору, стараясь не вдыхать запах гнили, запустения, мокрого бетона и бог знает чего еще. Успеваю порядочно продрогнуть, несмотря на плотную куртку, пока добираюсь до нужной лестницы. Лестница ведет на первый этаж, по которому иду уже в обратную сторону, чтобы попасть на второй. Осиливаю лабиринт коридоров за шесть минут, ещё через три попадаю на третий этаж. Ребята должны быть в большом цеху, название которого давно уже стёрлось с таблички на полуразвалившихся дверях. Только изломанное полустёртое «.ех» красуется на уже заржавевшей полоске металла.       Тихо захожу в огромное помещение в половину здания длиной, стараясь подошвой берцев не тревожить каменную крошку, что в изобилии покрывает бетонный пол. Ребята времени зря не теряли — рюкзаки разобраны, снаряжение готово, Стен прилаживает мишени к стене, а Эл сидит на чудом выжившем облезлом столике, крутя в пальцах метательный нож.       Чпоньк. Роббинс оборачивается на звук. Острое метательное лезвие с красным оперением самым кончиком застревает в середине мишени, от которой только что отошёл парень. Уверен, если замерить расстояние от краев, нож окажется в самой середине, со смещением не более двух миллиметров.       — Элли, я же просил тебя! — Стен хмурится, нервно одёргивая кожанку, и оборачивается к девушке. Она лишь виновато разводит руками с улыбкой на лице. Бердс никогда не мажет, и если бы она возжелала попасть в Стена, тот бы давно истекал кровью, пригвождённый к той самой пресловутой мишени.       — Не ты один, — улыбаюсь, хрустнув камнем под ногой. Мда уж, с моей сноровкой незаметно получится подобраться разве что к глухо-слепо-немому парализованному столетнему деду, и то не факт. И там умудрюсь накосячить.       Не крадучись идти гораздо легче, а главное быстрее. Пересекаю зал и с облегчением скидываю рюкзак в угол, падая рядом с ним. Всё, ближайшие пять минут я никуда с места не сдвинусь.       Пока я лениво достаю пневмат, проверяю баллон и вставляю магазин, ребята уже вовсю разминаются с ножами, что мне только в радость — меньше их ждать придётся.       Откладываю пистолет на бетонный пол. Взгляд цепляется за перчатки на руках. Кожаные и без пальцев, они совсем не подходят к берцам и форме цвета хаки. А вот Стену подошли бы с его вечной тягой к джинсам и кожаным курткам. Но Эл решила, что перчатки необходимы именно мне, потому что на полосе препятствий я постоянно режу или натираю ладони… Приходится носить.       Откидываюсь на спину, слишком резко закидывая руки под голову. Правое предплечье снова отдаёт глухой болью, с губ срывается еле слышный стон, но вездесущая Элли слышит и его.       — Снова? — она подходит почти в упор. Не хочется смотреть на нее снизу вверх, поэтому сажусь, сквозь куртку потирая больную руку.       — Нормально всё, — не хочется казаться слабым в её глазах, и так неуютно себя чувствую, когда моё лицо находится на уровне её колен.       — Она же болит ещё, может быть сегодня без полосы? Просто постреляешь? — в ее глазах отражаются лучи солнца, которое приветливо заглядывает в давно выбитые окна, и кажется будто ниточка жалости тянется ко мне от её головы, желая укутать меня в кокон заботы.       — Нет, я и так исключил из тренировки метание ножей, чтобы не перегружать, — почему-то настроение пропадает на корню. Отворачиваюсь от девушки, осторожно разминая руку. Нетрудно услышать её удаляющиеся шаги в почти пустом помещении. Наверное, за это она мне и нравится, за отсутствие ненужной навязчивости, но должную настойчивость, за то, что всегда умела находить эту золотую грань где-то между, которую в упор не видели остальные.       — Стен, ты мазила! — слышится её довольный смешок.       — А ты что хотела? С двадцати метров! — возмущается Роббинс.       Залипаю под мирное переругивание ребят. Лёгкий ветерок, задувающий в окно, ласкает кожу и, вновь, кажется, что осень прекрасна, как и мир вокруг. Хочется вдыхать этот ветер, кружиться, закручивая вокруг себя вихрь листьев, и кричать во всю глотку о том, как же хорошо, что мы все-таки на этом свете есть. Так и делаю, только молча, в своем воображении, которое подсовывает всё новые и новые картинки, перерастающие в страстные горячие желания и ярко-рыжую косичку, которая всё время мельтешит перед носом…       — Стен, ты слышал? — из полудрёмы вырывает настороженный голос Эл. Поворачиваю голову в сторону ребят, приоткрывая заспанные глаза. Элли стоит, сжимая в руке занесенный нож, Стен замер около мишени. И я замираю и напрягаюсь, хотя и до этого не шевелился.       — Что это было? — шёпот Стена в гнетущей тишине заставляет еще больше насторожиться. Напускное спокойствие и жизнерадостность осени падают в бездну, являя мне тысячу различных звуков, которыми неизбежно окружены старые здания. И каждый из них кажется опасным: каждый шорох, каждый хруст, каждый скрип, каждая капля, упавшая на пол… И среди этого всего разнообразия слух вдруг вычленяет тихий монотонный гул. Он доносится со всех сторон сразу, в отличии от прочих звуков, и это выделяет его среди них. Тихий, еле слышный, он постепенно нарастает, начиная давить на уши. За несколько лет посещения заводика ничего подобного здесь не встречалось, поэтому страшно становится до чертиков.       — Я не знаю что это, но лучше бы нам свалить отсюда, — шепчу пересохшими губами, глядя на то, как ребята бросаются к рюкзакам. Мало ли что может случиться в заброшенной полуразвалившейся постройке. Паранойя, конечно, в повседневной жизни малополезная штука, но вот если вдруг действительно случится что-то из ряда вон выходящее, эта самая паранойя не раз может сыграть тебе на руку.       Хватаю оружие, всё так же лежащее рядом на полу. Вместе с рукоятью рука зачерпывает бетонное крошево, загоняя мелкие камушки под ногти. Морщусь от неприятных ощущений. Черная глянцевая рукоять пистолета играет солнечными бликами на изгибах. Далеко не огнестрел, конечно, но какая-никакая защита, по крайней мере не придётся идти в рукопашный с теми, кто захочет тебя обидеть… Только вот куда целиться непонятно, вокруг нет ни одного желающего поспорить с болезненностью пневматического оружия. Никакой опасности не видно, в цеху только лишь гул, который уже невозможно терпеть, и слегка паникующие ребята.       — Через окно? — спрашивает Элли, косясь на меня.       — Бегом, — киваю ей, про себя надеясь, что рука выдержит и не подведёт. Да черт с ней, с рукой. Так спрыгну, не впервой.       Спускаемся на второй этаж в ускоренном темпе. Сейчас в коридор, два поворота направо и в окно, затем на козырек, вниз, и драпу отсюда…       Не успеваем. Перед глазами почему-то плывет. Моргаю. Часто-часто, пытаясь понять, что происходит. Ноги и руки, будто в невесомости взлетают вверх, как и я сам, а затылок опаляет горячими искрами боли. И вот я уже парю над корпусом заводика, в котором только что находился. Сильный ветер дует в лицо, без спроса относя меня на много километров южнее, пронося мое безвольное, легкое, как пушинка тело над жилыми кварталами. Не холодно, не жарко, никаких ощущений, кроме всепоглощающей легкости. Странно немножко. И никаких чувств, никакого беспокойства от того, что я лечу над городом, хотя только что стоял в заброшенном здании, никаких мыслей по поводу того, что случилось со мной и моими друзьями. Ничего, абсолютно.        Люди, словно обезумевшие мечутся по тротуарам, толкая и распихивая друг друга, создавая такую давку, что кажется кого-нибудь из них точно расплющит между других разгоряченных тел. Что-то должно произойти? Что с ними? Почему они так беспокойны? Эти мысли проскакивают где-то на заднем плане, а в голове небывалая пустота и спокойствие. Может быть я сплю, и это все мне снится? Ведь я не умею летать. Вдруг даже начинаю немного волноваться, но волнение утихает, когда взгляд падает на пролетающие по дороге редкие машины. А что там вдалеке? Это авария? Куда все так спешат? Ведь можно лететь не торопясь под белыми облаками, испытывая ни с чем не сравнимое умиротворение…       На несколько километров левее от меня беззвучно возникает большой белый гриб — облако взрыва. Так тихо и красиво невидимой воздушной волной сносит людей, дома, машины… Как в замедленной съемке.       Лечу дальше, только теперь чуть севернее. Полет так прекрасен, голубое небо и свежий ветер… И как я мог без этого раньше?       Белое пятнышко стремглав несется к земле, как раз на городской парк с плакучими ивами и огромным прудом, в котором водятся завезенные из-за границы красные карпы и величественные белые лебеди. Это ракета? Но откуда она? Вероятно из того самолета, что так стремительно скрывается в облаках. И в этот раз гриб будет больше, вот бы подняться повыше, чтобы не зацепило…       И я поднимаюсь. До меня доносится лишь горячее дыхание взрыва. Кажется вот-вот коснусь носками некогда тяжелых, теперь же невесомых ботинок, пушистого белого облака, которое растянулось на много километров, а мне отсюда кажется маленьким… Я ведь могу управлять своим полетом, верно?       Открываю глаза. Голова жутко кружится, затылок саднит, будто по нему ударили чем-то тяжёлым. Приподнимаюсь на локте, стараясь рассмотреть в плотной пелене оседающей пыли хоть что-нибудь. Тщетно. Только легкие, требуют сделать вдох, который делаю не задумавшись, от чего сразу же захожусь кашлем, судорожно натягивая ворот куртки на нос и рот. Что произошло, чёрт возьми?       — Эл, Стен, — зову шепотом, но никто не откликается, перехожу на крик, — Эл?! Стен?!       Тишина мне служит ответом. Нащупываю рюкзак за спиной и извлекаю фонарик, сразу же его включая. Видимость ненамного улучшается, пыль всё равно летит в глаза, оседая слишком медленно. Впереди завал. Неужели? Нет, нет… Не может быть, они не могут быть там. Они успели, проскочили, выбрались. Надо позвать на помощь, сделать хоть что-нибудь…       Делаю неуверенный шаг вперед, сразу же запинаясь обо что-то тяжелое. Знакомый еле слышный скрежет проносится по помещению. Нагибаюсь и нащупываю пальцами рукоять пистолета, поднимаю его и машинально пихаю в карман.       — Эл, Стен?! — уже на грани истерики. И снова тишина в ответ.       Паника накрывает с головой, в горле возникает противный ком. Срываюсь в сторону лестницы на первый этаж. В середине коридора пыли почти нету, видимость становится лучше, и я могу перейти на бег. Расстояние до подвала преодолеваю на одном дыхании и только там позволяю себе перейти на быстрый шаг, чтобы не споткнуться в темноте. Уже у самого выхода фонарик мигает и гаснет. Отбрасываю бесполезную игрушку на пол.       Осенний ветер подхватывает волосы, как только выхожу на улицу. По серому небу плывут рваные грязные облака, от яркой голубизны не осталось и следа. Сколько мы там пролежали под завалами? Сколько ещё выдержат Стен и Эл? Или они уже давно мертвы? А может быть они, как и я, пытались докричаться, а после пошли за помощью? Нет, не думать об этом, только не об этом… Достаю мобильный, в надежде набрать хоть один из экстренных номеров, но по сенсорному экрану пробежала длинная трещина, и телефон не реагирует на мои касания.       Срываюсь с места и бегу как заправский спринтер по территории завода, перепрыгивая через мусор и опасно лавируя между ямами. Быстрее к забору, быстрее к людям, за помощью. Серые облака над головой сталкиваются, громкий раскат грома бьет по ушам, но вместо потока воды, на голову мне сыплется белый пепел.       — Что за?.. — останавливаюсь на секунду, наблюдая как пушистые хлопья медленно кружатся в воздухе оседая на землю. От золотистых красок осени не осталось ничего, только белый пепел, сковывающий город в своих объятиях. А если?.. Нет, не может быть. Эти взрывы, которые я видел в забытьи, они ведь не могут быть правдой!       Снова бегу через лесополосу, запинаясь об корни деревьев, не слыша ничего, кроме стука сердца и учащенного, сбившегося дыхания. Пистолет в правом кармане больно бьет в бок, а рюкзак сильно мешает бежать. И будто не было этих всех лет тренировок с импровизированными марш-бросками, собственноручно сооружёнными полосами препятствий и какой-то утопической подготовки к якобы грядущему постапокалипсису, где придется выживать, отстреливая зомби, и насмерть драться за патроны и продукты питания.       Скидываю на землю рюкзак, продолжая марафон уже без балласта. Плевать, сейчас все эти вещи в нём, они не важны. Сейчас важно другое. Не то, чем мы думали, устраивая забеги по опасным местам, в которых в любой момент можно было двинуть кони от случайно обвалившейся на голову балки, не то что уже случилось и чего нельзя поправить. Сейчас важна надежда и попытки хоть что-нибудь сделать.       Насыпь железнодорожного переезда возвышается впереди неприступной горой. Скольжу по крупному граниту, пытаясь быстрее перебраться через неё. Там, за ней - жилой квартал, там люди, там помощь, там телефон… Перепрыгиваю через рельсы и со всей дури почти кубарем лечу вниз, отбивая бока об острые грани камней. Маленький частный дом с самого края в окружении деревьев, бегом к нему, не замечая ничего вокруг. Вломиться в ограду, чуть не разломав хилую калитку, и стучать в двери, громко, до посинения, пока кто-нибудь не откроет.       Никого нет? Не может быть. Снова бегом, обратно, превозмогая боль в легких и выскакивающее наружу сердце. Краем глаза замечаю что-то цветное в уже облетевших кустах смородины. Что это? Торможу на мгновение, уставившись на цветастый халат малиновый оттенков, обладательница которого — полная женщина предпенсионного возраста хрипит на земле, хватаясь за голые ветви ни в чем не повинных кустов, ломая их, царапая по земле сломанными ногтями второй руки. Инсульт? Инфаркт? Что-то другое? Не важно. Нужно бежать дальше, и, возможно, если успею, вызвать и ей помощь. А правильно ли так поступать? Правильно ли бросить её тут, когда мог бы хоть что-нибудь сделать сам? Но ведь она мне никто, в отличие от друзей, которые возможно покоятся под завалами.       И вновь забег на неизвестную дистанцию. Кругом хлопья белого пепла — в воздухе, под ногами, на куртке, на кустах и деревьях. Прямо по газону, оскальзываясь, к виднеющемуся невдалеке забору школы. Там точно кто-то должен быть, там точно помогут, там есть телефон.       Игнорируя ворота, одним прыжком через зелёный кованый забор, и сразу к главному входу. Залетаю в двери, и прямо по коридору, к посту охраны, расталкивая маленьких школьников, которые под предводительством учителя неровным строем торопятся в сторону столовой. Проигнорировать её грозный оклик и с ходу попытаться объяснить хоть что-нибудь бледному охраннику, задыхаясь через слово, грудью упав на стойку.       Бледный мужик смотрит на меня немигающим взглядом. Алебастровая кожа натянулась до предела на лбу, и кажется, что сейчас он протянет трубку, наберёт заветный номер. Но нет, молчит. Молчит и не шевелится, заставляя кулаком стукнуть по стойке.       — Вы слышите меня?! — кричу, почти ему в ухо и инстинктивно отшатываюсь от резкого движения. Поворачивает голову, этим же страшным немигающим взглядом смотрит на меня в упор. Что с тобой, мужик? Алё… Не успеваю ничего сделать. Отталкивается ногами от пола и прыгает через стойку мимо меня, каким-то звериным полубегом направляясь к застывшим в коридоре малышам.       — Мужик, ты сумасшедший?! — кричу, что есть сил, но из горла вырывается только невнятный хрип, и на выдохе снова срываюсь с места и бегу, только теперь за мужиком, который вклинивается в толпу кричащих на разные лады школьников, отталкивает учительницу так, что та головой хорошенько прикладывается о стену, и тянет руки к горлу одного из мальчишек, которые не успели отпрыгнуть.       Пневмат сам ложится в руку. Стреляю, точно зная, что не промахнусь, но у медного шарика слишком маленькая скорость. Попадаю прям по лысой черепушке мужика, который зубами уже терзает окровавленную шею ребенка, шарик отскакивает от его кожи, оставляя на ней нежно-розовую отметину.       Нож вынимается из ножен легко. Два косо направленных удара в затылок, и мужик так и не выпустив свою жертву из рук валится на пол прямо с ножом в голове, заливая кровью все вокруг. Что я только что сделал? Убил человека? А человека ли? Что, чёрт возьми, происходит? Слух, на пару секунд выключившийся, снова возвращается ко мне, и сквозь гвалт детей прорываюсь к дверям, краем глаза замечая еще несколько фигур с алебастровой кожей, вносящих в толпу хаос. Простите дети, я не супергерой…       Вы серьёзно, да? Вы не пошутили? Ветер кидает в лицо горстку пепла, заставляя и так полыхающее лицо, гореть еще больше. Апокалипсис, ядерные взрывы, зомби… По ушам режет громкий оглушающий звук. Теряю координацию, больно ударяясь коленями об асфальт, зажимаю уши руками, только чтобы не слышать. В голове будто бомба взорвалась, так нестерпимо она болит и крошится, как таблетка аспирина под напором пальцев. Сигнальная сирена. Неужели это война? А если нет, то что это?       И снова забег, осложнённый теперь уже головой разрывающейся на части. Только уже без конкретного места назначения, теперь с целью затаиться где-нибудь и выжить. Просто сесть и подумать, осознать. Я не был готов, несмотря на долбанные часы и дни тренировок и разыгранных боев. Пересекаю территорию школы, снова целясь с размаху перескочить через забор. Но вывихнутая рука дает о себе знать, вновь подводя и подламываясь, роняя мое тело назад на школьную искусственную траву, густо посыпанную пеплом, который всё не прекращает сыпаться с неба. Удар выбивает весь воздух из легких, пытаюсь подняться, но тщетно, тело, словно неродное, не слушает моих приказов, желая остаться лежать на этой не очень то мягкой и совсем не натуральной травке. И только три белых фигуры, то ли нарисованные моим воображением, то ли вполне реальные, заставляют собраться с последними силами, подняться, и, буквально, перевалиться через чертов забор, чтобы вывернуть ногу и ковылять дальше, превозмогая боль и страх, сжимая в руке долбанный пневмат, который мало чем поможет.       Громкий хрип позади - а зомби-то ведь за территорией школы были. Мне надо было бежать в другую сторону. Останавливаюсь и оборачиваюсь, стараясь задавить панику уверенностью, что это всё дурной сон, из которого я выйду победителем, просто потому, что это мой сон. На встречу мне несется, опустив вниз руки, белый силуэт. Страшно вот так вот смотреть на человека без рассудка, который бежит на тебя, желая отведать только лишь твоей кровушки, но я перебарываю себя, выпуская одну за другой пули в его голову. Из девяти попадают шесть, но ни одна не причиняет ему вреда, поэтому замахиваюсь стволом и ковыляю навстречу зомбаку так быстро, как только позволяет нога, с каждым шагом причиняющая дикую боль. С размаха прямо в лоб тяжелым дулом, рассекая в кровь натянутую белую кожу, но никакой реакции на это, и алебастровые руки тянутся к моей шее. Еще один удар сбивает зомби с ног, и я уже жалею, что остановился, потому что ещё двое подходят, окружая. Нужно было бежать, ползти, прятаться, лезть на дерево, что угодно, только не драться с ними. Тем более без ножа, который остался в голове первого истребленного мной придурка.       Еще две пары рук тянутся ко мне, цепляя куртку, пытаясь повалить на землю. Рука упавшего хватает штанину, получает берцем по пальцам, но все равно тянет на себя, опрокидывания меня на асфальт. Не может быть, мать его!       — Твари! — хочется ущипнуть себя, чтобы поскорее проснуться и не видеть этого кошмара, но вместо этого отбиваюсь сразу от троих, некогда бывших людьми, а теперь ставших неизвестно кем. Нога взрывается от боли, один все же кусает, не вскользь проезжая зубами по ткани, как должно было быть, а вгоняя зубы в плоть по самые корни, вырывая из меня долбанный кусок мяса, вместе с клочком штанов.       — А-а-а! — мой крик оглашает округу, руки слабеют с каждой секундой, и вот уже в больное предплечье тоже впиваются зубы, отрывая еще кусок от меня. Не вырваться, не убежать и даже сопротивляться нет смысла. Только боль, которая поглощает меня, раскрашивая мир в черно-зеленые тона…       И вновь лечу над городом, на том же самом месте, где оборвался предыдущий полет. Облако взрыва все разрастается под ногами, начиная с середины, белым пеплом понемногу оседая на землю. И вновь спокойствие и умиротворение в сердце. И мысль на заднем плане, как будто бы моя, но чужая. Ну что, убедился, что там ничего хорошего не осталось?       Ну, убедился. И что? Что дальше то? Так и буду летать под облаками, разглядывая последствия трагедии и не чувствуя ничего вокруг? Нет, не буду. Верно, не буду. Вот сюда мне надо, под эту черную завесу, которая образовалась в воздухе из ниоткуда, прямо передо мной. Эта завеса мне поможет, она укроет от всего сущего. Там я снова буду чувствовать, снова начну жить и управлять собой.       Спокойствие вдруг сменяется нервным возбуждением. По-прежнему в голове пусто, а мысли колеблются где-то на заднем плане, и не разобрать где мои, где чужие. По-прежнему тело ничего не чувствует, кроме странной легкости и… И будто засасывает в воронку, поглощает. Тёмная, почти черная слизь облепляет тело с головы до ног, затягивая меня куда-то в неизведанное. И отсутствие мыслей и чувств на этот счёт пугает больше всего. Будто бы так и надо, будто бы так задумано. Будто бы каждый день такое со мной происходит…       И вновь открываю глаза. Кажется, где-то это уже было. Надеюсь, я окончательно проснулся. Сейчас я встану, дойду до холодильника, залью в себя баночку пива, а там уже подумаю над всем этим бредом, если к тому моменту он не выветрится у меня из головы.       Уверенный в честности своих намерений, сажусь, опираясь руками обо что-то твердое. Я что, на пол упал во сне? Тело ломит, словно меня всю ночь пинали, правое бедро свербит так, будто из него неаккуратно вырезали кусок, потому что в ближайшей пельменной не хватило фарша.       — Дар, ну что за мысли, — шепчу пересохшими губами. Мой шёпот эхом разносится по помещению, и, вдруг, помещение наполняется другими голосами. Громко, они читают нараспев какие-то странные слова, больше похожие на случайный набор звуков. Оглядываюсь, удивленно замечая три фигуры в светлых балахонах. За тканью не видно рук, не видно лиц, не видно ничего, что помогло бы хоть как-то определить принадлежность существ. Еще один сон, сон во сне… Но от осознания этого факта легче не становится.       С трудом поднимаюсь на ноги, попутно замечая еще несколько фигур в белом с красными пятнами, разбросанных по залу в разных позах, словно тряпичные куклы. Надеюсь они мертвы и не будут так сурово надвигаться на меня, распевая всякую тарабарщину. Шарю по карманам в поисках пневмата, но и карманов то не нахожу, потому что сам одет в такой же балахон, как и они, только тёмного цвета.       — Да что за… — договорить не дают. Грудь пронзает острая боль, с удивлением смотрю на окровавленный кончик какого-то холодного оружия, неаккуратно торчащий у меня из груди. В ушах начинает звенеть, во рту чувствую привкус крови, падаю на колени, не в силах пошевелить и пальцем, а фигуры замолкают, делая руками какие-то пассы. Перед глазами плывет, медленно погружаюсь в темноту, надеясь только на то, что в этот раз проснусь по-настоящему, и никакие зомби, чужие, жрецы Анубиса и прочие забавные персонажи не будут пытаться меня убить.