3:33

Когда люди начинают встречаться, это обычно обусловлено виденьем идеалов друг в друге, влюбленностью. Когда люди вместе долгое время, это обусловленно претерпеванием всплывающих недостатков и разногласий. Когда люди влюбляются, они готовы целовать асфальт, по которому вы прошли, сходить с ума от каждого вашего слова и жеста. Когда человек любит, он первый укажет на ваши недостатки и ошибки. Но часто так бывает, что вдруг все чувства и эмоции сходят на ноль. Сынхён никогда не чувствовал ничего особенного от голоса Джиёна, от его касаний. Когда они ругались, он мог подолгу не звонить ему, будто всё так и должно быть, словно они не связаны пятью годами тесного общения, и услышать его до каждого вздоха знакомый голос будет для него лишней тратой бесцельных чувств и эмоций. Последнее время это стало нормой. Джиён, словно ёж, ощетинивался и становился еще более колким, язвительным, злым. Если он всегда был деликатен с окружающими, никогда не затрагивал какие-то темы, которые могли задеть собеседника, то с Сынхёном и его чувствами он обходился совсем бестактно. Ко всему, что нравилось Чхве, он относился с отвращением и презрением, каждый раз подчеркивая это. А Сынхён, в свою очередь, просто игнорировал. Они оба упустили тот момент, когда их отношения с каждой ссорой охладевали все сильнее и на дольше. Если раньше во время ссор были побои, крики, чуть ли не драки, то сейчас была жуткая, одинокая тишина, которая теперь казалась в сотни раз хуже. Порой сухие, спонтанные, из неоткуда взявшиеся сообщения от Сынхёна в стиле "доброе утро", "спокойной ночи", которые означали, что Джиён все-таки не совсем забыт им. И все. Статус пары висел над ними ярлыком, словно для галочки, "мы уже целых пять лет вместе и у нас все замечательно". Джиёну казалось, что больше Чхве он любил воспоминания, связанные с ним: первый вовсе не желанный поцелуй; первую поездку на море вместе, запах соленой воды и раскаленного асфальта набережной; первый секс; все праздники, проведенные вместе; общие выходные и болезни; фунчозу, которую они готовили летом; песни, написанные ими, выступления, и еще много мелочей, миллиард секунд вместе с того самого момента, когда они почувствовали друг к другу что-то необычное. Не влюбленность, не привязанность. Потребность. Джиёна вечно бесил Сынхён, он не понимал его характера и увлечений, а Сынхён только в шутку говорил "ты мне просто нравишься". Они долго игнорировали ненормально учащенное сердцебиение и прикосновения рук пока никто не видел, игнорировали долго и упорно, пока все это не вылилось в один долгий, внезапный поцелуй на кровати в спальне Сынхёна, когда они с группой собирались, чтобы потусоваться вместе. Что после него было? Джиён лежал и смотрел в стену, чувствуя губы Сынхёна на своей шее и пытаясь осознать, что он только что перешел черту, которая разграничивала их отношения на "хорошую дружбу" и "отношения, которые Бог знает во что выльются и чем закончатся". Он не чувствовал влюбленности и каких-то там насекомых в животе - лишь чувство неправильности и испуга. Когда он сел на краю кровати, выдавливая из себя "водитель приехал, я пойду", и посмотрел на Сынхёна, в его лице он не увидел ни одной эмоции, кроме смущения, - никакого блеска в глазах и влюбленного азарта. Все было по-дурацки, нелепо, неправильно, не как в фильмах, книгах и вообще у нормальных людей. Тогда он просто ушел, на прощание инертно поцеловав Сынхёна в губы, будто теперь они вдруг стали для него магнитом. Их отношения стояли на твердом чувстве нужды друг в друге. Они нуждались в том, чтобы до скандалов спорить о вкусах и мнениях, чтобы неделями не общаться и расставаться каждые пол года, чтобы потом со слезами обещать, что "больше никогда такого не повторится", а потом опять становиться ледяными и непробиваемыми по отношению друг к другу. У Джиёна было непонятное чувство, словно они два старика, которые прожили вместе восемьдесят лет и знают друг друга настолько, что им даже не нужно разговаривать рядом - все темы обсуждены и обговорены сотни раз, - интереса к Сынхёну нет, потому что у Сынхёна нет интереса к тому, что у Джиёна нет интереса к нему, но расставаться странно и глупо - всё равно скоро умирать, так хоть вдвоем, не зря же прошли эти восемьдесят лет вместе. Джиён потянулся в кровати и подумал, что не отказался бы от мягкого поцелуя в губы и горячей ладони с длинными пальцами на своей коже. Сынхён не звонил уже неделю, хотя они пересекались пару раз, но Чхве вел себя так, будто всё нормально, всё так и должно быть, и Джиён не хотел рушить его одинокое логово, которое тот возвел вокруг себя. Хотя ему было больно, когда Сынхён как ни в чем не бывало с радостной улыбкой приветствовал одногруппников, в том числе и понурого Джиёна, которого вечно бесила его манера радоваться всегда и всему. Какого черта он не звонит, не приезжает и выглядит при этом таким счастливым? Выключив светильник, парень упал на подушку и провел пальцами по животу. Нерегулярный секс раз в месяц, а то и реже, делал из Джиёна страдающего от недотраха человека, а когда они переставали с Сынхёном видеться и общаться, становилось вовсе одиноко. Их секс последние пару месяцев был чисто физическим, потому что оба были напряжены работой, и расслабиться можно было только так, хотя даже возбудиться для обоих становилось проблемой. Тогда Джиён закрывал глаза и представлял кого-то другого, от чего ему уже даже не становилось стыдно - Сынхён не удостаивал его своим вниманием в виде какой-нибудь возбуждающей болтовни, как раньше, или особенных касаний и поцелуев, и Джиён не чувствовал, что они вступают в интимную - в самом невинном смысле этого слова - связь. Сынхён просто трахал его, и было абсолютно неизвестно, о ком и о чем он думал в эти моменты, потому что он словно был не с Джиёном. Джиён представил, какой был бы его идеальный секс, насколько это только возможно, закрывая глаза и облизывая губы. Сынхён бы целовал его нежно, неторопливо, сладко, мягко, его ладони бы гладили все тело Джиёна, от рук до ступней, потому что, чёрт возьми, его это заводит, но Сынхён за пять лет так и не научился угадывать его желания и запоминать предпочтения. Джиён сдавленно вздохнул, тяжело сглатывая и обхватывая себя пальцами под одеялом. Его идеальный Сынхён бы шептал ему на ухо что-то пошлое и развратное в самом своем самоуверенном тоне; он смотрел бы только на Джиёна, а не в одеяло, не в стену и не куда-то еще; он наслаждался бы им до помутнения разума, словно убойной наркотой, прорывая сквозь этот шквал безумия и животности самые главные и нужные слова: "я люблю тебя". Так, наверное, бывает у обычных пар, но только не у них. У них это просто механические телодвижения, нацеленные на получение пары секунд полнейшего отрешения от жизни, после чего каждый раз один и тот же поцелуй и словно запрограммированные при рождении в Сынхёна слова "люблю тебя", звучащие раз за разом совершенно одинаково. "Я сейчас кончу" "Я тоже" "Я кончаю" "Я люблю тебя" К чему это "люблю тебя", если эти слова не имели никакого значения теперь, когда Сынхён с Джиёном в очередной раз оказались поодаль и не проявляли друг к другу ни малейшего внимания? Лучше бы уже сразу не "я люблю тебя", а "я люблю трахать тебя", чтобы было корректно и понятно, чего ожидать в дальнейшем. Джиён тихо застонал низким, посаженным от затяжной простуды и курения голосом, перебирая в мыслях самые приятные и яркие воспоминания. Они с Сынхёном проводили много времени вместе в августе, потому что у них вышел большой незапланированный отпуск. В тот день они устроили дорамный марафон и несколько часов подряд валялись перед телевизором с кучей вредной еды и соджу, и это было потрясающе. Джиёну казалось, лежать вот так на плече Сынхёна, наблюдать за его напряженным, взволнованным взглядом, устремленным в экран, было частью совсем личной жизни Сынхёна, которую не видит никто, кроме него, и это вызывало чувство чего-то родного и близкого. Хотя Джиён ненавидел заниматься сексом днем, потому что яркий свет его раздражал и не давал расслабиться, в тот день они не дождались ночи, которая упорно не хотела наступать, и Джиён путался пальцами в белоснежном одеяле, чувствуя себя открыто, уязвимо, но от этого очень хорошо. Это был практически тот самый идеальный секс, о котором он мечтал в последнее время. Прелюдии, которые Квон обожал, затянулись надолго, потому что им никуда не надо было спешить, и спать еще не хотелось; короткие, сбивчивые разговоры, которые Джиён обожал не меньше, ведь низкий, почти грудной голос Сынхёна заставлял его уноситься в другую галактику; большой шкаф с зеркалами, которые были похожи на домашний кинотеатр, показывающий невероятно красивое порно в HD. Джиён смотрел на свое покрасневшее лицо, наблюдал со стороны, как Сынхён растягивал его, параллельно делая ему минет, потом входил в него, и это все до смерти возбуждало. Через десять минут Джиён самозабвенно кричал и задыхался, потому что Сынхён нашел ту самую точку и каждый раз надавливал на нее, заткнув Джиёну рот ладонью. - Тише, - тихо засмеялся он, - соседей напугаешь... Но Джиён только укусил его за палец, заставив одернуть руку. - Почему ты всегда затыкаешь мне рот, почему?!... - хныкал он в подушку, глотая воздух ртом, - тебе не нравится, когда я кричу? - Нравится, - перебил Чхве и шлепнул его по заднице, - ладно, кричи... - Отлично, - выдохнул Джиён, пьяно улыбаясь, и громко застонал, когда движения ускорились. Джиён приоткрыл влажные губы, втягивая в легкие прохладный воздух, но тут же остановился и открыл глаза, безразлично всматриваясь в голубые сумерки комнаты. Как всегда в самый подходящий момент в его голову лезли плохие мысли, но он привык; это было не в первый раз, когда посреди ночи он резко вспоминал, что Сынхён не особо скрывал свою любовь к любованию мужчинами, но и не говорил об этом в открытую. Это просто было его маленьким секретом, с которым Джиён за три года не смог смириться. Сынхён сказал на это только: "разве это не нормально для мужчины моего возраста?", заставив Джиёна на месяц всерьез задуматься о том, что он больше не хочет иметь с ним ничего общего. Хотя он сам был не прочь посмотреть на красивых девушек в купальниках, но считал, что увлекаться особями того же пола, что и твоя вторая половина - чистая измена, и то, что Сынхён так не считал, выводило его из себя каждый раз, как только он об этом думал. Джиён вообще не задумывался о том, чтобы уйти от Сынхёна к другому мужчине. Он уже давно пообещал себе, что если они расстанутся, он не свяжет себя с мужчиной никогда больше, хоть Чхве и был единственным, к кому он испытывал влечение, потому что мужчины в принципе не возбуждали в нем особых чувств и желаний. После Сынхёна только женщины. Джиён вспоминал, как его накрыло в тот вечер, когда на него свалились эти изощренные интересы его парня, и снова, как и каждый раз, вспоминая это, он задыхался от тех эмоций и злости в груди. Тогда Джиён жил у Сынхёна, потому что в его квартире был ремонт, и он, не имея возможности куда-то сбежать оттуда, рыдал на кухне, как последняя дура или как маленький ребенок, у которого болит живот, и злился на себя еще больше за то, что ему так обидно и больно, по сути, не из-за чего. Сынхён, видимо, напомнил ему кого-то, расковырял его какие-то давно забытые раны, которые снова начали ныть и воспаляться, и Квон не понимал, что он должен с этим делать. Самое ужасное для него было то, что Чхве сам растерялся и не мог его успокоить; когда он приближался, Джиён начинал распускать руки, а Сынхён отвечал тем же, не понимая, что от него хотят и что ему надо сказать, и дело почти дошло до драки, но Чхве все-таки взял себя в руки, чтобы несколько раз повторить как можно искреннее "ты же знаешь, что я люблю только тебя", после чего Джиён немного успокоился, а потом просто словно потерял дар речи. Несколько дней он упорно молчал и не ел, без конца плача и чувствуя себя самым глупым человеком на свете, особенно, когда Сынхён виновато обнимал его и целовал в лоб, а он просто делал вид, что никакого Сынхёна не существует. Только спустя два дня он пришел в спальню Чхве посреди ночи и завалился к нему под бок, потому что одиночество на диване стало просто невыносимым. Глупо. Просто глупо. Такими и были все их отношения с самого начала. Глубоко вздохнув, Джиён перевернулся на бок. Возбуждение исчезло моментально и бесследно, как всегда это бывало после плохих воспоминаний, и ему не оставалось ничего, кроме как спать. Взяв телефон, парень проверил сообщения и очень удивился и даже заволновался, увидев одно непрочитанное от Чхве - какой это серьезный повод должен быть, чтобы написать ему в час ночи, да и вообще написать? " Ты не спишь? Я оставлял у тебя флешку, очень надо забрать, я заеду?" Джиён даже цокнул от уже привычной досады. Флешку забрать. Прелестно. " Ок." Накинув бордовый атласный халат с узором из роз, Джиён зашел в ванную, чтобы помыть руки и умыться. Сейчас он на самом деле не понимал, за что его вообще можно любить. Он не брился недели две, не высыпался, тратя бесценные часы сна на просмотры фильмов и листание Инстаграма, и до неузнаваемости похудел, от чего был похож на запущенного наркомана, а в совокупности с многочисленными дорогими серьгами и татуировками - вовсе на подсевшего наркобарона. Проведя в своей голове все эти параллели, Джиён грустно хмыкнул и умылся холодной водой. Приводить себя в порядок не было смысла, потому что он не был настроен на какое-то обольщение и возобновление былых чувств, которые тлели угольками в глубине души. Он устал проявлять инициативу. Через десять минут в квартиру позвонили, и Джиён, не смотря в коридор, открыл дверь, пропуская гостя внутрь. Спокойно зайдя, Сынхён сбросил обувь и поцеловал Джиёна в губы, заставив его дернуться в сторону, давая понять, что это ни к чему. - Джи, ну чего ты?.. - Ничего. Джиён резко развернулся, чтобы скрыться в зале, но его поймали за плечо, останавливая на первом же шаге. - Ты можешь сказать мне, что происходит? - настойчивее сказал Сынхён, но все еще тихо и не грубо. - Ты пришел за флешкой с какой-то охуенно важной инфой или порнухой, так забирай ее и съебывай, я не ебу, где она, ищи сам, - едко процедил Джиён, вырываясь, и быстро ушел на кухню, чтобы допить свой остывающий чай. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, Джиён слушал возню в соседней комнате и молился всем богам, чтобы Сынхён прекратил его мучить и покончил уже с этой неизвестностью и недопониманием, зависшими над их отношениями черной тучей. Закатил ему истерику, упал перед ним на колени, сделал предложение, да хоть сказал, что они расстаются. Хоть что-нибудь, хоть какая-то инициатива с его стороны. За спиной послышались тихие шаги, и Квона мягко обняли сзади, кладя подбородок на его плечо. - Мне больно от всего этого, Джиён. - Неужели. - Я люблю тебя, а ты делаешь мне больно. Ну вот, опять. - А ты не делаешь мне больно? - сказал Джиён, давясь возмущением, - ты не делаешь мне больно своим вечным игнором, будто я вообще не человек, не мужчина, не твой мужчина, никто?! - Джиён развернулся, поднимая полные слез глаза на Сынхёна, - я заебался купаться в лучах твоего похуистического игнора и не знать, что будет дальше. Только это я чувствую от наших "отношений", ты доволен? Ты даже не пытаешься ничего изменить, потому что тебя блять все устраивает! Ну конечно, легче, наверное, думать о других, смотреть на других, когда тебя не связывают обязаловкой верности и прочей хуеты, правда? Да у нас идеальные отношения, о чем я вообще! - Джиён замолчал и нервно засопел носом, сжимая зубы, когда его крепко обняли, не давая вырваться. - Джиён... - Нет, - перебил тот, - я давал тебе шанс исправить свое отношение к этому всему. Даже не раз. - Ты не прав, - тихо сказал Чхве, - я люблю тебя и всегда любил, и то, что ты не из-за чего обижаешься... - Ты. Меня. Игнорируешь. - отчеканил Джиён, - это ненормально, когда люди встречаются пять лет! Если ты устал от меня, так и скажи. Я тоже устал. Я хочу иногда почувствовать себя любимым и нужным. - Ты мне нужен. Джиён какое-то время молчал, поджимая пальцы на ногах и чувствуя себя неуютно и неловко в кольце длинных рук, оплетающих его, словно прутья клетки, пока в нем копилось что-то большое и нехорошее. Когда чувство отвращения к ним обоим и к ситуации в общем достигло высшей точки, он со всей силы оттолкнул Сынхёна от себя. - Уходи. - сдержанно прошипел он, но Сынхён продолжил стоять на месте, смотря на него с молчаливым укором и непониманием. - Уходи. - громче повторил Джиён, болезненно хмурясь и кусая губы, - ты забыл, где дверь? - Я не уйду. - Я хочу спать. - Я останусь с тобой. - Нет. - Да. Джиён раздраженно закатил глаза. - Прекрати вести себя как капризный ребенок, Сынхён! Уже поздно! Не вовремя ты спохватываешься! А сейчас проваливай отсюда, сейчас же! Оставь меня, как ты оставлял меня одного уже сто раз! Сынхён посмотрел на его руки, борясь с желанием взять его ладонь в свою, потому что ему, скорее всего, врежут, прежде чем Джиён развернулся и ушел в спальню, захлопнув за собой дверь. Беззвучно подойдя к спальне, Чхве уткнулся лбом в холодную дверь и молча слушал, как Джиён тихо плакал, шмыгая носом, и курил в окно, судя по запаху жженого табака, который расползался по коридору. - Джи. - Мать твою, ты еще тут? - устало отозвались из комнаты. - Скажи, ты любишь меня? - просто спросил Сынхён, будто такое он спрашивал у Джиёна каждый вторник, и приоткрыл дверь, врываясь в личное пространство безразличного Квона, сидевшего на стуле у подоконника с пепельницей. Джиён сделал затяжку и нервно выпустил облако жидкого дыма через нос. - Уже не знаю. Я ничего не знаю. - А когда узнаешь? Завтра, через неделю? - спросил Чхве еще более обыденно, словно от ответа Джиёна не зависело ничего. Хотя в глубине души он понимал, что одно короткое слово "нет" навсегда бы изменило его жизнь, прямо там, в прокуренной комнате Джиёна в пол второго ночи. Спонтанно, внезапно и глупо. - У меня такое чувство, что не ты со мной встречаешься, а я с тобой, - многозначно сказал Сынхён, подходя к парню и вытаскивая пальцами длинную сигарету из открытой пачки Джиёна, - я хоть раз обвинял тебя в чем-то, закатывал истерики? - закурив, он подпер поясницей подоконник и посмотрел на мокрые глаза Джиёна, который не собирался отвечать ему, - нет, потому что я люблю тебя, но ты меня любишь?.. - снова спросил он, смотря сузившимися, задумчивыми глазами на Квона. Любил ли его Джиён? У него самого было чувство, что нет. Любить его манеру забывать и не помнить важных для Джиёна вещей? Любить его привычку вести себя как капризный ребенок? Любить то, что он никогда не мог сделать нормально ничего, что его попросят? Любить пустые воспоминания о временах, когда все было легко и хорошо? На удивление, Джиён не чувствовал вселенской боли и страданий от этого разговора. Он не чувствовал ничего, кроме обиды за столько лет отношений, которые грозились кануть в лету. Сынхён поджал губы, наблюдая за тем, как Джиён докуривал золотой Мальборо до фильтра, подпуская оранжевый тлеющий огонек все ближе ко рту каждый раз. - Ты невероятно сексуальный, когда куришь, - тихо кинул он себе под нос, пальцами касаясь свободной руки Джиёна, заставив того раздраженно поморщиться, будто на него положили червя. Заметив это, Сынхён специально накрыл его ладонь своей и глубоко затянулся. - Все должно быть честно, разве нет? - сказал он, поглаживая руку Джиёна пальцами, - твоя ревность всегда беспочвенная и глупая, - Сынхён снова затянулся и на несколько секунд замолчал, чтобы со следующими словами выпустить облако дыма, который путался в его губах и граненых чертах, - ты вечно ревнуешь меня, в то время как я ничего не говорю про твоих подружек и концерты Рианны, которые ты смотришь сутками. Джиён молча смотрел на пепельницу. - Все должно быть честно, - повторил Чхве, убирая руку. Джиён хотел сказать, что ему больно, когда про него тупо забывают на недели, когда он остается один и ему хочется выть от одиночества, потому что в такие моменты к нему не приходит никто, даже Сынхён, который никогда не замечает перемен в настроении Джиёна. Хотел сказать, что не чувствует желания быть с Чхве, когда между ними огромная пропасть, которую тот даже не пытается заполнить, а просто не обращает внимания, хотя с каждым разом докричаться друг до друга с другого конца этой пропасти становится все труднее. Он хотел сказать многое, но почему-то молчал, стискивая зубы от чувства злости и опустошенности. - Тебе на меня всё равно, - только смог выдавить из себя Квон, тыкая окурком в пепельницу. - Мне? - Чхве приподнял бровь, поворачиваясь к парню, - я помогаю тебе всегда, как никто другой, да другому было бы вообще всё равно на тебя. Опешив от такой самоуверенности, Джиён нервно усмехнулся и покачал головой. - Хорошо, - закончил он, давая понять, что разговор продолжаться не может, - уходи. - Нет, - твердо стоял на своем Сынхён. - Почему ты блять такой упрямый, когда это не надо? - кинул Джиён, резко вставая со стула и подходя к шкафу, - тогда уйду я, а ты оставайся тут и делай что хочешь! Быстро развязав халат дрожащими от никотина и злости пальцами, он отбросил его на пол и схватил первые попавшиеся джинсы, когда сзади его сгребли в охапку и кинули на кровать, падая сверху. - Послушай, - Сынхён прижал его голым животом к одеялу, держа за запястья, - ты любишь меня? Ты хочешь быть со мной? - Отпусти меня! - зарычал Квон таким тоном, который точно не предвещал ничего хорошего, если не сделать и не сказать чего-то успокаивающего, - Сынхён, блять! - Джиён изо всех сил дергал руками и ногами, пару раз врезав Чхве, но все было безуспешно - он, всё же, прилично уступал в силе. - Джи, успокойся, - пробасил тот возле уха, - успокойся! Когда Джиён всё-таки прекратил лягаться, Сынхён, аккуратно опустив одну руку, запустил ладонь под широкую резинку трусов Кельвин Кляйн, оглаживая бедро. - Ты любишь меня? - повторил он ранее заданный вопрос. - Я не знаю, - прошептал Джиён дрожащим голосом, - я не знаю... Оставив на его шее дорожку нежных, горьких поцелуев, начинающихся от раскрытого крыла архангела и заканчивающихся на его груди, Сынхён провел носом по позвоночнику до лопаток, прижимаясь губами к горячей, пахнущей табаком коже, ведя языком ниже, уже отпустив Джиёна, который не пытался больше вырваться. Ощутимо засасывая кожу на пояснице, чувствуя привкус крови от засоса, Чхве соскользнул языком в ямочку ниже копчика, замечая, как Джиён напрягается от его теплого языка. Ну конечно, это он помнил точно, что Джиён становится мягким и покладистым, как только дело доходит до орального секса. Сынхён сжимал его ягодицы, разводя их и отстраняясь, чтобы посмотреть на такое знакомое сжатое колечко мышц, которое принадлежало только ему; слушал потяжелевшее дыхание Квона, чувствовал запах его геля для душа и сигарет, которыми была пропитана его кожа. Он не мог отпустить это все, даже если бы Джиён сказал, что не любит его. Он бы заставил его полюбить себя опять, пусть и не знал как, ведь это были его вторые отношения, если первыми можно было считать пол года недоразумения с дочкой маминой подруги, которая была от него без ума во всех смыслах. Проведя языком между ягодиц, Сынхён услышал тяжелый вздох Джиёна, который приподнял бедра, разводя ноги шире и разрушая свою глухую стену злости, отделяющую его от Чхве. Все ссоры нужно решать сексом, не иначе. Низко застонав, Джиён приоткрыл губы, вжимаясь щекой в кровать. - Да, да, да, да.... - быстро шептал он, когда язык Сынхёна начал делать что-то невообразимое, щекоча и надавливая, а потом, достаточно расслабив растянутые мышцы, с влажным звуком вошел внутрь, начиная потирать стенки изнутри. Джиён бессильно застонал и стиснул ватными пальцами одеяло, потому что когда Сынхён трахал его языком, он просто сходил с ума. И не важно, что еще минуту назад он хотел его убить. - Глубже... - прошептал Джиён, - ох, да, да... Выйдя из Джиёна, Сынхён поцеловал его копчик, упираясь в анус большим пальцем и ощутимо надавливая, так, что подушечка пальца мягко скользнула внутрь. - Мммм... - зарычал Джиён, закатывая глаза, когда палец толкнулся глубже, проезжаясь по чувствительным, узким стенкам, в то время как Сынхён водил языком вокруг последнего позвонка, оставляя мокрые следы, и выцеловывал влажный орнамент поцелуев на пояснице. Через минуту Сынхён аккуратно добавил второй большой палец другой руки и мягко потянул в стороны, растягивая мышцы, целуя открывшуюся нежную розовую кожу и касаясь ее языком, который словно бил Джиёна разрядом тока, заставляя мелко дрожать, как в ознобе. После очередного стона Джиёна Сынхён перевернул его на спину, обхватывая ладонями его бедра и засасывая головку его возбужденного, текущего члена под сиплый, облегченный вздох. Он с аппетитом, с пошлыми звуками вбирал в себя Джиёна на всю длину, потирая языком уздечку и уретру, жадно брал за щеку, обсасывал мошонку, небыстро натягивая пальцами мокрую кожу на головку и оттягивая вниз. Вытянув руку, Сынхён бесцеремонно втолкнул два пальца в рот Джиёна, заставив отвлечённо сосать их в ответ, и выпустил член изо рта, быстро поднимаясь к родным, изученным за все эти годы губам. Их поцелуи не заставляли терять голову и сходить с ума, они все были предсказуемыми и одинаковыми, и Джиён вдруг подумал, что ему в его тридцать хочется именно постоянства и привычности. Хочется знать, что его будут ждать дома, чтобы обнять со спины, спрашивая, как прошел день, каждый раз одинаково. Знать, что после секса его так же поцелуют и скажут "люблю тебя", без чего секс уже ощущается незаконченным. Знать, что рядом будет кто-то, кто не уйдет из-за его вечных психов и срывов. Знать, что это будет не кто-то, а Сынхён, с которым они уже научились общаться молча, не говоря ни слова, возможно, не всегда полностью понимая, но всегда дополняя друг друга, как инь и янь. Вспыльчивый, ревнивый Джиён и спокойный, уравновешенный Сынхён. Небольшое, хрупкое татуированное тело Квона и высокий, широкоплечий Чхве, сделанный будто из бархата. Рука Джиёна с короткими погрызанными ногтями, маленьким смайликом между большим и указательным пальцем и аккуратная ладонь Чхве с шрамом в том же месте, которые будто складывались пазлом. Они восполняли плюсы и минусы друг друга, соединяясь в одно целое. Белое и черное, вода и огонь, большое и маленькое, Сынхён и Джиён. Они бы просто сошли с ума друг без друга. Джиён со стоном запрокинул голову, проезжаясь затылком по кровати, и сжал длинными пальцами плечи Сынхёна, который посасывал кожу на его шее, забвенно постанывая и тяжело дыша носом. - Сынхён... - прошептал Квон, хотя очень редко в постели стонал, кричал или называл его имя, как это часто бывает в эротических фильмах и рассказах - ему сразу становилось не по себе, - я люблю тебя... Пальцами одной руки парень зарылся в темные волосы и прижался к Сынхёну щекой, от толчков сбивчиво дыша ему на ухо. - Я тоже люблю тебя, - пробасил Чхве, поворачиваясь и целуя его колючую верхнюю губу, над которой росла уже не щетина, а целые полноценные усы, в дополнение к не особо густой, но мужественной бороде. Джиён считал, что так он похож на мужчину преклонного возраста, и друзья в шутку называли его "аджосси", а Сынхён просто никогда ничего не говорил по этому поводу. Мученически застонав, Джиён приоткрыл губы, позволяя Сынхёну углубить поцелуй с терпким, солоноватым вкусом мужского тела, ловя ртом тяжелые выдохи на своем языке, которые вырывались из него при каждом глубоком толчке. Чхве ускорился до среднего темпа, заполняя Джиёна пульсацией и жаром, а комнату - влажными шлепками и запахом секса. Задрав ноги, Джиён позволил Сынхёну взять их за щиколотки и закинуть себе на плечи, углубляясь и толкаясь только вперед, практически не подаваясь назад, от чего Джиён задыхался и захлебывался стонами, болезненно морщась и крепко зажмуривая слезящиеся глаза. Его губы непроизвольно трогала легкая улыбка, когда он чувствовал на коже поцелуи и прикосновения, потому что все казалось глупым, глупым и простым, не имеющим никаких тяжелых проблем, когда Сынхён был так сосредоточен лишь на нем. Оргазм настиг Квона, когда он сам насаживался на член в позе наездника, постанывая чуть выше, чувственнее и громче, эротично вздыхая и кусая губы чуть ли не до крови, сгрызая верхний слой тонкой кожи, а руками сжимая подушку по сторонам от головы Сынхёна. Сынхён же смотрел на его покрасневшее лицо, искаженное мучительно блаженной судорогой, и двигал пальцами по его члену в такт движениям. - О да... - пошло выдохнул Джиён и сел на бедра до упора, чувствуя, как Сынхён упирается в простату, а его член ласкает узкое кольцо пальцев, - не останавливайся... Медленно приподнявшись, Джиён позволил Сынхёну начать грубо трахать себя, проезжаясь по простате каждый раз, сводя судорогой горло и легкие. - Да... - шептал Джиён, смаргивая капли пота, которые стекали по лицу и капали на грудь, - о, черт, быстрее! - застонал он, разводя ноги шире, до тянущей боли в мышцах, и Сынхён ускорился, отпустив его член и сжав обеими руками ягодицы, оттягивая их в стороны, - да... блять, да! Сынхён слушал его звонкий, умопомрачительный голос, вбиваясь в него в бешеном, предельном ритме, и низко застонал, когда Джиён, начав быстро дрочить, несдержанно, облегченно вскрикнул, кончая ему на живот. По мнению Сынхёна, из его стонов получилась бы самая идеальная песня ДжиДрэгона, которую тот только мог написать, но с другой стороны ему было приятно быть единственным обладателем такой уникальной возможности слушать эксклюзивные концерты рейтинга 18+ в их постели. Джиён упал на грудь Чхве, дрожа и глотая воздух ртом, и с минуту лежал на нем, пока тот терпеливо ждал, а потом, подняв тяжелую голову, поцелуями спустился по его животу, обхватывая губами горячий член со вкусом латекса. Он уже забыл это чувство, когда от стонов Чхве хотелось сделать ему еще приятнее, чтобы он стонал громче и тяжелее, и знать, что до этого его довел сам Джиён, своими руками, губами и языком. - О да... - выдохнул Сынхён, подложив руку под голову и наблюдая за втянутыми щеками Джиёна, - где ты практиковался сосать? Джиён влажно выпустил его изо рта, отстраняясь, чтобы разорвать паутинку вязкой слюны, и в его волосы зарылись длинными пальцами, массируя кожу. - В своих фантазиях, - отозвался он, вызывающе смотря Чхве в глаза, и провел языком от основания до головки бархатного, твердого члена, слушая очаровательный тяжелый выдох наверху. - Сделай так еще раз... - Сынхён запрокинул голову, блаженно улыбаясь и сексуально кусая нижнюю губу, - Ммм, да... Еще несколько раз взяв до горла, на чем настояла надавливающая на затылок ладонь, Джиён положил голову на бедро Чхве, смотря на его возбужденное, родное лицо, и думал, что оно должно принадлежать лишь ему, как и весь остальной Сынхён. Неопытный, несуразный, неуклюжий, вечно чего-то недопонимающий. Но в то же время добрый, нежный, открытый, красивый, сексуальный. Он был удивительным, каких больше не бывает, и Джиён понимал это, смотря в его темные, большие глаза под широкими бровями, которые рассматривали его лицо, прижавшееся щекой к голому бедру. Джиён быстро двигал кулаком по твердому члену, несколько раз останавливаясь, чтобы подразнить его поцелуями или пососать натянутую мягкую кожу, заставляя Сынхёна тихо улыбаться и постанывать. - Хочу ударить тебя по заднице, повернись, - командно пробасил Чхве, чему Джиён сразу повиновался. Он обожал, когда Сынхён командовал в постели, ведь тогда хоть где-то он мог почувствовать себя слабым и покорным, каким никогда не бывал ни для кого больше. Квон лег поперек живота Сынхёна, по-блядски разведя колени и приподняв бедра, и его тут же смачно шлепнули по заднице, заставив еле слышно заскулить, а потом еще пару раз, от чего кожа начала приятно гореть. Джиён скучал по этому. Ему необходимо было иногда вот так стоять в позе продажной бляди, со вкусом солоноватой смазки и презервативов на влажных губах, с горящей растянутой задницей и мокрыми глазами, потому что это уравновешивало и усмиряло его лидерскую сущность. Грубо войдя двумя пальцами в податливый розовый проход, Сынхён стал вбивать их до основания, чтобы услышать блаженный стон Джиёна, после чего резко одернул руку и провел средним пальцем между ягодиц, от мошонки до копчика, потерев сжимающийся вход подушечкой. Возбуждающийся Джиён возбуждал до потери пульса, со своими чертовыми сдавленными стонами, частым дыханием и пошлой ухмылкой, которую он закусывал зубами, заводясь от блядской позы и поведения элитной шлюхи не меньше Сынхёна. Впившись губами в худое плечо, Чхве напряженно застонал, и Квон тут же перекинул через него ногу, с тихими стонами осыпая его лицо и шею мелкими поцелуями. - Кончи в меня... - тихо, в самое ухо прошептал Джиён, и Сынхён, находясь на грани, грубо дернул его бедра вниз, одним движением врываясь в него лишь на пару сантиметров и начиная быстро дрочить себе, звонко ударяя кулаком по ягодицам Джиёна, заставляя его застонать в унисон с ним. Мышцы сокращались, ритмично обхватывая головку, и Сынхён, кончая, одним движением вошел на всю длину до самого основания, закатывая глаза от удовольствия, когда из него полилась сперма, заполняя узкую задницу Джиёна, который изо всех сил сжал его внутри, с пошлыми стонами быстро двигая бедрами и насаживаясь до упора. Джиён помнил те времена, когда он покрывался мурашками, стоя перед Чхве без одежды, ощущая его взгляд на каждом участке тела, трясясь от его несмелых касаний и почти девственных поцелуев. Помнил, как в первый раз отсосал у него в туалете в квартире Сынри, наплевав на одногруппников за дверью. Помнил, как они долго не могли заняться сексом, потому что Джиён не мог принять Сынхёна в себя, и как они молча радовались, лежа голыми в обнимку после того, как у них все получилось. Помнил все робкие взгляды и покрасневшие от смущения уши, и только не мог понять, когда это успело перерасти в то, что они, не стесняясь, вытворяли друг с другом теперь. Открытые сексуальные желания с отблеском фетишизма стали частью их личной жизни, той самой, которая началась случайно и нелепо, и по инерции переросла в большое чувство родства. Разве они могли разрушить построенную ими крепость из сотен взглядов, тысяч дней, миллионов слов, миллиардов касаний и поцелуев, целой вселенной сексуальных фантазий друг с другом и примирений после скандалов? - Оох... - громко выдохнул Сынхён, изливая в тесноту и узость третью волну оргазма, и резко остановил Джиёна стиснутыми на острых бедрах пальцами, задерживая дыхание на пару секунд, после чего глубоко вдохнул, наполняя легкие тяжелым воздухом. Упав на него, Джиён уткнулся в его пульсирующую шею, которая пахла одеколоном и потом, покалывая мягкую кожу щетиной. За весь секс они не сказали почти ничего, и не было после никаких поцелуев и "люблю тебя". Это было по-другому, интимнее, чем в последнее время, и Джиёна это успокаивало. Они сказали за эти сорок минут все, что хотели, не произнося ни слова. Значит, они еще не совсем чужие друг для друга. Чхве подался назад, вытаскивая член из сокращающихся мышц, и обнял Джиёна, несильно шлепнув ладонью по заднице и целуя в щеку, вызвав у парня умильную улыбку. В живот упирался член Джиёна, он снова почти болезненно стоял, и Сынхён, заметив это, раздвинул его ноги шире, начиная массировать открывшееся колечко мышц двумя пальцами. Застонав Сынхёну на ухо, Квон прогнулся, приподнимая бедра выше и обхватывая член пальцами. Чхве ласкал его пальцами, как делал бы это с девушкой - мягко гладил вдоль ягодиц, обводил анус по кругу, чувствуя выступающую из него сперму, быстро потирал пальцами, слушая судорожные вздохи и стоны у уха. - Ну... Войди... - выдохнул Квон, принимая в себя свободно два пальца, которые тут же надавили на простату, заставив подавиться воздухом и жалобно застонать, - членом... Хочу его... - бессвязно шептал Джиён, и Сынхён, рывком выйдя из него, скинул на бок, быстро поставив раком и толчком входя в тугие мышцы. - Да!.. - вскрикнул Джиён, прогибаясь в спине, когда Сынхён начал быстро и грубо иметь его. - Тебе нравится? - тяжело, но все тем же пронизывающим насквозь голосом спросил Чхве, рывками вбивая член до основания. - Да! - кричал Джиён, не в силах сдерживать животные эмоции в себе, - Да! Мм... Сынхён-а... Он начал совсем не мужественно глотать воздух ртом, постанывая и шепча что-то охрипшим голосом, когда Сынхён сжал его член у основания, не давая кончить. Джиён обреченно застонал, когда почувствовал, как Чхве неспешно выходит из него, и как на его член из Джиёна вытекает его собственная сперма, капая на одеяло. - Давай вместе, - сказал Чхве, толкаясь в него снова, будто сначала хотел сменить позу, но в последний момент передумал, или Джиёну просто показалось. Сынхён слегка ослабил кольцо пальцев на его члене и провел им вверх-вниз, оголяя мокрую головку. Джиён высоко застонал, начиная толкаться бедрами навстречу Сынхёну, разводя ноги шире и чувствуя, как туго и чертовски приятно в него входит горячий член, растирая мокрые стенки изнутри и массируя простату, от чего в глазах темнело. Джиён с криком выгнулся, кончая на чистую простыню и сжимая внутри себя Сынхёна, который кончил на покрасневшие ягодицы спустя несколько секунд. Упав на одеяло, Джиён судорожно глотал ртом воздух; оргазм не отступал, сводя мышцы на животе, и заставлял крупно трястись. Сынхён лег рядом и обнял его, облегченно вздыхая. - У тебя уже такая борода, - тихо сказал Сынхён, поглаживая пальцами подбородок Квона, который поднял голову, чтобы рассмотреть его лицо, - и усы как у китайского императора. - Я старею, - усмехнулся тот, водя пальцем по геометричной верхней губе Чхве. - Конечно, - вздохнул Сынхён в ответ и зарылся пальцами в волосы Джиёна, чтобы притянуть его губы к своим, - мой любимый аджосси, - шепнул он в поцелуй и погладил Квона по бедру. - Это ты для меня аджосси, идиот, - обиженно сказал Джиён, падая на бок, и Сынхён засмеялся теплым, родным смехом, вставая за сигаретами. Квон тихо улыбнулся, смотря на его округлые ягодицы и не помня, когда он успел раздеться, но это было не важно. Да, Сынхён никогда не чувствовал ничего сверхъестественного от голоса Джиёна, а у Джиёна не распускались цветы в желудке от его поцелуев. Сынхён никогда не мог угадать, чего хочет Джиён, и Джиён не знал, как поддержать его в трудную минуту. Зато Сынхён привык к странным загонам, татуировкам, ужасной одежде, а Джиён - к его шуткам и необычным увлечениям, ведь они оба были такие одни, особенные, не среднестатистическая, самая скучная пара в мире, а увлеченные чем-то, необычные, творческие люди. Они понимали, что чем ближе человек, тем больше мы им недовольны и хотим изменить. Но стоит ли менять тех, кого мы полюбили именно такими, какие они есть? - Погуляем, может? - спросил Сынхён, прикрываясь простыней и щелкая зажигалкой, поставив между ног пепельницу. - Ага, по лабиринтам снов, - кинул Джиён услышанную или прочитанную где-то фразу, подперев голову рукой и наблюдая за Сынхёном, - что у тебя на флешке супер важного, чтобы припереться за ней в час ночи? - Фильм про японского скульптора. Джиён поджал губы. - Что? - улыбнулся Сынхён, смотря на его физиономию, и Джиён покачал головой. - Ну конечно, глупо было бы ожидать, что ты скажешь "на самом деле нет никакой флешки" или "там все твои сольные выступления, я срочно захотел их всех переслушать в час ночи", - проворчал парень, отворачиваясь в другую сторону, и Сынхён, засмеявшись, поцеловал его в плечо. - Вот же капризная дамочка, - сказал он, туша сигарету, и крепко обнял сопротивляющегося Квона, перетаскивая его на себя, - нет никакой флешки, ты доволен? - Сынхён посмотрел в глаза Джиёна, водя пальцами по его плечу. - Нету?.. - наивно переспросил тот, приподнимая брови, от чего Чхве широко улыбнулся и покачал головой. - Я завтра ее сожгу, хорошо? - прошептал он, и Джиён со стоном уронил голову на его грудь. - Какой же ты идиот, Чхве, ненавижу тебя... - Правда? - спокойно спросил тот, - а я вот люблю тебя, зачем ты такое говоришь?... Снова застонав, Джиён вымученно поцеловал его в щеку, после чего упал лбом на подушку рядом с его головой, касаясь губами уха. Джиён знал, что это будет повторяться до бесконечности. Ссоры, недопонимание, боль. Но это все не стоило того, чтобы забыть годы, проведенные вместе, просмотренные фильмы, написанные песни, совместные выступления, поцелуи и объятия. Они никогда не говорили про совместное будущее и не обещали быть вместе до конца, потому что такие обещания часто невозможно выполнить, но оба не собирались отпускать. Даже когда они не общались месяцами, считая, что они расстались, в глубине сознания вертелась мысль "он мой и ничьим больше быть не может", и душу обволакивало чувство принадлежности друг другу, словно между ними и правда была крепкая нить, разорвать которую было просто невозможно. Пускай она была немного подрана и порой растянута, но всегда оставалась между ними, как родственная связь. - Я просто хочу быть с мужчиной, который может взять на себя ответственность за меня, - тихо и тяжело сказал Джиён, сжав кулаки, потому что он очень долго не мог этого признать. - А чего я не делаю, чт... - Сынхён оборвался на полуслове, когда его рот заткнули ладонью. - Просто знай это. Ничего не говори. Меня это раздражает. - выжидающе посмотрев на Чхве, Джиён отпустил его рот и мягко поцеловал в губы. - Я люблю тебя, - Сынхён провел рукой по темным волосам Джиёна, улыбаясь уголками зацелованных, невероятно красивых губ. - Я тебя тоже люблю, - улыбнулся Джиён, кладя голову ему на плечо. Лежать вот так в три часа ночи, голыми, на смятом, пропахшем сексом, сигаретами и Джиёном одеяле казалось самым правильным исходом событий. Самым правильным, родным, и логичным. Ведь сколько они ни пытались расставаться, каждый раз они оказывались тут, на этой кровати, отчаянно целуясь и шепча, что они любят друг друга. Это было так глупо. Глупо, привычно и обыденно. - Сынхён. Голос Джиёна возле уха заставил моргнуть, возвращаясь в темную прохладную комнату, которую достаточно ярко озарил свет непонятного происхождения. - Сынхён, кто такой "Малыш" и почему он звонит тебе посреди ночи? Сынхён даже не успел повернуться к Джиёну, как тот рывком схватил его телефон и судорожно провел по блокировке пальцем, прижимая динамик к уху. - Хён, ты не спишь? - послышался совсем нетрезвый и уставший знакомый голос, от которого Квон вопросительно нахмурился, - я только что вернулся домой и подумал, что у вас с Джиёном хёном что-то происходит, может я могу помочь чем-то... - Конечно, макне, в три утра ты конечно можешь нам помочь, - пробурчал Джиён, - иди спать. - Джиён-хён? - интонация Сынри забавно поползла вверх, - у вас все нормально или ты убил хёна и забрал его телефон, чтобы избавиться от улик? Цокнув, Джиён тихо сказал "спокойной ночи, Ли" и сбросил звонок, смотря на Сынхёна, который лежал с удовлетворенной улыбкой и вглядывался в темноту прищуренными глазами. Виновато устроившись под боком, Джиён обнял его и вздохнул. - Ты научишься доверять мне или тебе надо на это еще пять лет? - пробасил Чхве. - А если бы это был не Сынри, что мне надо было думать?! - Это бы не был не Сынри. - отрезал Сынхён, перетаскивая Джиёна на свой живот. С минуту они лежали молча, поглаживая плечи и волосы друг друга. - Спать хочешь? - спросил Чхве, смотря на парня, положившего подбородок на его грудь. - Не-а. - Я тоже. - Посмотрим что-нибудь? Сынхён кивнул. - Пойдем сделаем кофе и посмотрим что-нибудь. Джиён натянул домашние шорты с белой майкой и, выйдя в гостиную, подошел к окну, делая фотографию ночного Сеула, который с верхнего этажа был похож на сияющую галактику. - Три тридцать три. Сынхён, проходящий мимо, повернулся к нему, приподняв бровь. - Ты стал кукушкой? - Нет, я делаю пост в Инстаграм. Улыбнувшись, Чхве обнял его со спины, целуя в щеку. - Три тридцать три красивое число. Тройка похожа на половину восьмерки. А город похож на звездное небо, не находишь? Сынхён молча кивнул, смотря на их отражение в стекле. - А ты похож на человека, которого я люблю. - Ох, и на кого же это? - хмыкнул Джиён, переплетая их пальцы. - Да так, есть один... - Урод, - шепнул Квон, улыбаясь, и Сынхён потянул его за собой на диван, оказавшийся очень кстати в десяти сантиметрах от них.