Sexual Karassment

Пролог       Сквозь стеклянные двери хорошо было видно заваленный бумагами стол, небрежно отодвинутое в сторону кресло и снятую трубку телефона, из которой наверняка до сих пор доносились жалобные гудки.       Отвращение — липкое, мерзкое, похожее на запах давно не мытого тела — накатывало с каждым взглядом, брошенным на этот хаос, и было ясно, что лучше вообще не смотреть, но не смотреть было абсолютно, категорически, никак невозможно.       Рука сама собой потянулась к валяющемуся рядом мобильному, но пальцы лишь скользнули по гладкой поверхности и замерли, так и не нажав ни на одну из кнопок.       В груди до сих пор теплилось что-то странное, пугающее, беспокойное, а в голове крутилась только одна-единственная, но слишком назойливая мысль:       «Как, черт побери, все могло настолько испортиться за какие-то жалкие три дня?» День 1       В последнее время Кэт стала даже слишком раздраженной. Не то чтобы раньше она налево и направо раздавала милые улыбки и интересовалась у сотрудников, как идут их семейные дела, но в последние недели ее язвительность перешла всякие пределы, заставляя всех — и в первую очередь Кару — напрягаться при звуке поднимающегося на этаж редакции лифта.       Лифт останавливался, двери раскрывались, но вместо того чтобы влететь в офис, расплескивая вокруг ауру деловитости и неистощимой энергии, Кэт медленно надвигающейся грозовой тучей молча проходила в свой кабинет, швыряла на стол сумку и падала в кресло, даже не потрудившись снять или хотя бы сдвинуть на лоб солнцезащитные очки.       Иногда она умудрялась просидеть в них весь день. И тогда работники «КэтКо» в массовом порядке принимались писать заявления об увольнении и консультироваться с профсоюзом.       — Может, ее любовник бросил? — в один из таких дней предположил Уинн, остановившись неподалеку от рабочего стола Кары (в дни получше он подходил ближе, а порой даже присаживался на край столешницы, аккуратно поддернув идеально выглаженные брюки).       — Позавчера бросил, вчера вернулся обратно, а сегодня бросил снова? — Кара едва шевелила губами, но старалась, чтобы слова все-таки можно было разобрать. — Так не бывает.       — По-всякому бывает. Может, он морочит ей голову, а она страдает, напивается вечерами в грязных барах и лечит бессонницу просмотром магазина на диване?       Нарисованная Уинном картина настолько не вязалась с образом Кэт, что в любой другой день Кара даже посмеялась бы над ней. В любой другой, но только не в этот.       — Ну брось, разве тебе не интересно, что с ней происходит?       Кара не успела ответить: двери кабинета Кэт распахнулись, а через секунду мимо пронесся ярко-бежевый вихрь, состоящий из распахнутого пальто, кое-как намотанного на шею шарфа и растрепавшихся волос.       — Кира, со мной. Быстро.       Это «со мной», лишь на малую долю отличающееся от куда более оскорбительного «ко мне», сдуло Уинна в сторону коридора и заставило Кару с готовностью вскочить на ноги и неловко набросить на плечи куртку. К моменту, когда лифт остановился на их этаже и влетевшая внутрь Кэт принялась с силой жать на кнопку, Кара уже была рядом: забилась в угол, украдкой разглядывая едва заметные пятнышки на полах пальто, длинную затяжку на шарфе и — о ужас — царапину, уходящую от уха вниз, к шее.       Не успев сообразить, что именно собирается предпринять, Кара сделала шаг, убрала в сторону прядь волос и, рассмотрев царапину ближе, спросила:       — Кто это сделал?       Кэт стояла к ней спиной, и, наверное, именно это спасло Кару от немедленной смерти, вызванной прожигающим насквозь уничижительным взглядом. Но, возможно, — просто возможно, так? — не только у Кэт бывали плохие дни. И, возможно, — опять же, всего лишь возможно, верно? — сегодня плохой день был и у Кары тоже.       — Кто это сделал? — повторила она, убрав руку, но оставшись стоять за спиной Кэт и сверху вниз разглядывать ее шею. — Скажи мне.       — Кира…       — Нет. Кто это сделал, черт тебя побери?       Лифт остановился на первом этаже, двери открылись с отвратительным лязгающим звуком, и Кэт выскочила в фойе, даже не сделав попытки оглянуться. Кара неслась за ней, отставая на несколько шагов, но, оказавшись на улице, прибавила скорости и только благодаря этому успела следом за Кэт забраться на заднее сиденье автомобиля.       Водитель тут же нажал на газ, и Кару качнуло, отбрасывая на спинку сиденья. Сидящая рядом Кэт смотрела вперед, не шевеля ни единым мускулом лица. Лица, треть которого до сих пор закрывали солнцезащитные очки.       По всем канонам сложившихся между ними отношений Кара сейчас должна была отчаянно бояться и не находить себе места от смущения, да только вот чертова царапина на чертовой шее до сих пор стояла перед глазами, и от этого Кара чувствовала что угодно, но только не страх.       — Прекрати на меня пялиться, — сквозь зубы прошипела Кэт. — Мы едем на встречу с председателем правления, и мне нужна будет стенографистка.       Стенографистка? Кара удивленно покачала головой: с каких это пор она овладела искусством стенографии и почему ей забыли об этом сообщить?       — Будешь просто записывать в блокнот все, что услышишь, — раздраженно бросила Кэт. — С обеих сторон.       Автомобиль остановился у знакомого высотного здания, и Кара первой выбралась наружу, не ожидая, пока водитель откроет дверь и подаст руку. В любой другой день Кэт отчитала бы ее за такое поведение, но вот только этот день едва ли можно было назвать «любым».       В молчании они вошли внутрь, поднялись на лифте на двадцать второй этаж и, миновав секретаршу, оказались в конференц-зале.       — Китти! Ну наконец-то. Как же я рад тебя видеть, дорогая.       К ним навстречу поднялся из-за стола смутно знакомый мужчина, сияющий красивой улыбкой.       — А кто такая эта Китти? — спросила Кара, пока он медленно и с достоинством пересекал зал, чтобы поздороваться.       Кэт ничего не ответила. Пожала протянутую руку, выдавила улыбку и заняла место за столом.       Кара ничего не понимала. Между этими двумя явно происходило что-то странное, и, возможно… Ну просто, может быть… Уинн был прав?       — Блокнот.       — А? — Кара вздрогнула и поняла, что до сих пор стоит на ногах, а Кэт и председатель (она уже успела забыть, над чем он председательствует) смотрят на нее: он — с насмешкой, она — недовольно. — А, да. Простите. Я готова.       Встреча заняла больше часа и была, пожалуй, самой странной из всех, на которых доводилось присутствовать Каре.       Председатель, оказавшийся мистером Хедсоном, расточал улыбки, то и дело предлагал кофе, подмигивал и вел себя словно старый хороший друг. Точно так же, наверное, мог бы вести себя Уинн, оказавшись наедине с Карой, но проблема заключалась в этом, что этот тип не был Уинном, а Кэт совсем не нравились его ужимки.       Кара старательно записывала все произносимые фразы в блокнот, но разговор, по ее мнению, не стоил того, чтобы тратить на него бумагу.       — Китти все еще недовольна? Брось, дорогая, то, что я предлагаю, позволит поднять «КэтКо» на невиданную ранее высоту!       — То, что ты предлагаешь, погубит компанию.       — О нет, я так не думаю. Одно дело номинально казаться монополистом рынка, и совсем другое — стать им в реальности. Подумай, Китти, дело точно того стоит!       — Да кто такая эта Китти? — думала Кара, быстро записывая. — Не может же он всерьез… Ой…       Она вытаращила глаза, разглядывая вначале мистера Хедсона, а затем — Кэт.       Да нет, не может быть. Нет!       — Кира, блокнот.       — Да. Да. Простите, мисс Грант.       Еще долгих тридцать минут длилось это бессмысленное записывание, после чего Хедсон наконец произнес:       — Что ж, Китти, боюсь, нам придется еще не раз поговорить об этом. Пока милашка не перестанет упрямиться, а?       И — Кара не поверила своим глазам — он протянул руку и погладил Кэт по щеке.       Погладил Кэт. По щеке.       Сказать, что Каре отчаянно захотелось откусить эту мерзкую руку, было бы сильным преуменьшением. Она дернулась, вскочила с кресла и с грохотом уронила его на пол. Хедсон немедленно убрал руку, а Кэт прошипела сквозь зубы что-то неразличимое.       — До следующей встречи, Китти. Моя секретарша позвонит твоей, и они договорятся о дате.       Он подмигнул Каре и вышел из конференц-зала, оставив их вдвоем. Едва дверь захлопнулась, Кэт положила ладони на собственные щеки и — Кара не поверила своим глазам — резко дернула, впившись ногтями в кожу.       Так вот откуда взялась та царапина!       По спине Кары пробежал холодок понимания. Вот, значит, что происходило с ней последние недели. Вот, значит, в чем была причина.       Она бросила блокнот на стол и решительно шагнула к двери. Ярость наполнила тело так быстро, что с ней было невозможно совладать.       Догнать и уничтожить. Испепелить на месте, оторвать руки, а затем испепелить снова.       — Кара, остановись.       — Вот уж нет.       Она почти дошла до двери, когда Кэт поймала ее за руку и притянула к себе. Чувствовать жар ее кожи было почти так же невыносимо, как и минутой ранее смотреть, как ее касался Хедсон.       — Ублюдок, — прошипела Кара, — просто ублюдок.       — Остановись, — Кэт усилила хватку, теперь ее пальцы до боли впивались в предплечье и ногтями царапали кожу.       Каре ничего не оставалось, кроме как шагнуть еще ближе, быстрым взглядом окинуть побледневшее лицо, а затем свободной рукой стянуть с Кэт очки, открывая растерянные, измученные, наполненные тоской глаза.       Что-то дрогнуло в ее груди: никогда еще ей не удавалось увидеть Кэт такой. Белесые ресницы не были накрашены, под глазами залегли тени, а на переносице отпечатался след оправы очков.       «Беззащитная», — пожалуй, именно это слово лучше всего описало бы то, что Кара видела на лице Кэт. Желание оторвать Хедсону руки усилилось во сто крат.       — Почему ты позволяешь ему это делать? — тихо спросила Кара, осознавая, что Кэт все еще держится за ее предплечье, но не предпринимая ни единой попытки это исправить.       — С чего ты взяла, что я стану обсуждать это с тобой?       В голосе звенел металл, но Каре отчего-то совсем не было страшно. Она задумалась на секунду, прежде чем ответить:       — Я просто знаю, ладно? Так почему ты позволяешь ему это делать?

***

      Было ясно, что дальше так нельзя. Нужно отпустить руку, нужно отобрать очки, надеть их и уйти из этого проклятого места к чертовой матери. Но Кэт не могла. Стояла, вцепившись пальцами в Кару, смотрела на нее, стараясь, чтобы взгляд был максимально сердитым, и… оставалась на месте.       Она тяжело дышала: что-то массивное толкалось в груди и мешало притоку воздуха. Она часто моргала: боялась, что тяжесть переместится выше, к горлу, и тогда слезы уже невозможно будет удержать. Она крепко сжимала губы: чтобы не сказать ничего лишнего, ненужного, того, что будет неправильно (или, напротив, чересчур правильно?) истолковано.       — Почему ты позволяешь ему это делать? — второй раз задала свой вопрос Кара, и второй раз Кэт не смогла на него ответить.       Не то чтобы она не знала, нет. Она знала, и очень хорошо, вот только цена этому знанию была слишком болезненной, слишком не-до-конца-пережитой, слишком черт-бы-ее-побрал сбивающей с толку. Сказать об этом вслух? Да об этом даже думать было отвратительно!       Ей нужна была еще секунда для того, чтобы прийти в себя, но Кара не дала ей эту секунду. Она протянула руку и провела пальцами по царапине, уже второй день саднящей на шее. Аккуратно, бережно — будто касаясь чего-то драгоценного, хрупкого. А потом провела еще раз. И еще.       — Прекрати, — прошипела Кэт, не двигаясь. — Ты не можешь.       Но она могла. Молодая… Да что там молодая — юная девушка, понятия не имеющая о том, какие сделки порой происходят за пределами респектабельных кабинетов, на какие жертвы приходится идти, чтобы сохранить за собой нужное кресло.       Она понятия не имела, и, наверное, оттого ее прикосновения казались Кэт настолько чистыми, настолько нежными, настолько… безопасными.       — Нужно обработать, — пробормотала Кара, снова проводя кончиком пальца по линии царапины. — Это нужно обязательно обработать.       О да, дорогая, конечно же. Обработать, заклеить пластырем и подуть, чтобы не было больно. А потом еще нарисовать на пластыре сердечко — конечно, почему бы и нет?       — С каких пор тебе разрешено ко мне прикасаться? — Кэт сделала шаг назад и со злостью посмотрела на растерявшуюся Кару. — Что за фамильярности, Кира?       — Это не фамильярности, — на идеально ровной коже лба прорезалась едва заметная морщинка. — Это забота.       — Я не нуждаюсь в твоей заботе.       Дьявол, это было как ударить беззащитного щенка: Кара на глазах побледнела, опустила глаза, скулы ее окрасились в нежно-розовый цвет. Никогда еще Кэт не ненавидела себя так, как сейчас.       — Прости, — не успев подумать, что именно говорит, выдохнула она. — Прости, я не хотела.       Через приоткрытую дверь в зал заглянула секретарша Хедсона — похоже, она хотела знать, надолго ли они планируют здесь задержаться. Кэт смерила ее презрительным взглядом, ухватила Кару за руку и практически потащила за собой к выходу.       — Идем. Поговорим в другом месте, не здесь.

***

      Все время, которое заняла поездка от офиса Хедсона к Центральному парку, Кэт молчала, отодвинувшись на самый край сиденья и снова спрятавшись за своими дурацкими темными очками. Она больше не выглядела потерянной или несчастной — теперь она выглядела сердитой, и это было гораздо проще, это было знакомо, это было понятно, это было уже почти как всегда.       Украдкой разглядывая ее напряженный профиль, Кара вспоминала, как впервые увидела Кэт смеющейся. Это было сродни удару в живот: дыхание перехватило, по мышцам растеклась боль, а в ушах почему-то раздался неизвестно откуда появившийся звон.       Они тогда засиделись допоздна в офисе — даже охранник ушел, оставив записку, чтобы Кара не забыла включить сигнализацию. Из ресторана привезли красиво упакованные коробочки с едой, и она оказалась потрясающе вкусной, и Кэт, вопреки обыкновению, не ворчала из-за неправильно подобранных специй и забытых салфеток, а просто сидела рядом на диване и с видимым удовольствием орудовала палочками, запивая съеденное не своим любимым бурбоном, а обычным апельсиновым соком в пластиковом стакане.       Кара хорошо помнила этот вечер. Может быть, потому, что тогда впервые за все время засмотрелась на Кэт, забыв о том, что делать этого нельзя, что ассистент не может так разглядывать босса, что если Кэт заметит, то тут же уволит, даже не спросив, что значит этот дурацкий детский взгляд.       Она смотрела и отмечала про себя детали, которых не замечала раньше: широкие скулы, идеальной формы брови, каре-зеленые глаза с разбегающимися вокруг них сеточками морщин. А еще — вечно сложенные в узкую полоску губы, которые сейчас оказались совсем не узкими, и аккуратный кончик носа, и кудри волос, мягко спускающиеся на плечи.       Она так засмотрелась, что пропустила момент, когда Кэт повернула голову и подняла те самые «идеальной формы» брови. А потом спросила:       — Нравится?       Кара дернулась всем телом, пороняла на пол коробки с едой и еще что-то, стоящее на столе рядом, попыталась улыбнуться, не смогла, попыталась вскочить на ноги, но вместо этого зацепилась подолом рубашки за ручку дивана и неловко рухнула обратно, мысленно проклиная себя, весь мир, все на свете морщинки вокруг глаз и абсолютно все узкие (или уже не узкие?) губы.       Тогда-то Кэт и засмеялась при ней впервые. Сначала дрогнул один уголок рта, затем другой, а после она просто засмеялась — как обычный человек, как абсолютно обычный простой человек, увидевший перед собой что-то забавное.       — Я имела в виду ужин, — объяснила она, на мгновение перестав смеяться. — Но даже если бы речь шла о том, что ты подумала, не стоит так уж сильно из-за этого смущаться.       Кара жалко улыбнулась в ответ: ее совершенно зачаровала эта непосредственность, остро замешанная с достоинством, и открытость, сочетающаяся с настороженностью. И — смех. Смех Кэт Грант, в присутствии которой даже чихнуть казалось непозволительным плебейством, и под взглядом которой всегда хотелось вытянуться по струнке, расправить плечи, высоко поднять подбородок, а потом немедленно сбежать куда-нибудь подальше от высокомерного «уж-я-то-все-понимаю» взгляда.       — Кира, ты заснула? Мы приехали.       Мысленно чертыхаясь, она кое-как выбралась из машины и поспешила следом за Кэт к парку. Сейчас, немногим после полудня, здесь практически никого не было: только редкие семьи прогуливались с детьми да несколько собачников стояли под раскидистой елью, лениво наблюдая за веселящимися питомцами.       Кэт стремительно пронеслась мимо пруда, свернула на какую-то узкую дорожку, резко остановилась у скамейки и села на нее, расправив полы пальто.       Почему-то именно это поразило Кару до глубины души.       Кэт Грант села куда-то, предварительно не проведя пальцем по поверхности? Господь всемогущий, похоже, этой женщине действительно было очень нехорошо.       — Садись, Кира. И убери со своего лица это выражение, пожалуйста. Я уже оценила твою растерянность и непонимание, больше не нужно мне их демонстрировать.       Пожав плечами, Кара осторожно пристроилась на краешек скамейки. Холод немедленно проник под задравшуюся на спине куртку и растекся по обнажившейся полоске кожи над джинсами.       Кэт снова замолчала, и это дало возможность заняться исключительно важным делом: предаться размышлениям, стоит ли одернуть куртку или этот маневр немедленно будет замечен и как обычно осмеян парой ехидных комментариев.       — Скажи мне, Кира…       Она замолчала, прикусив верхнюю губу, а потом, будто решившись, продолжила:       — Скажи мне, ты не заметила сегодня ничего похожего на то, что в последнее время происходит между нами?       Видит бог, Каре ужасно хотелось ответить «нет». Покачать головой, удивленно вытаращить глаза, всплеснуть руками на худой конец. Но увы — все это было бы ложью.       — Значит, заметила, — кивнула Кэт, так и не дождавшись ответа. — Да. И это ставит нас в несколько неудобное положение.       Она вздохнула и слегка пошевелилась, меняя положение тела. От этого движения шарф сполз с шеи на плечи, и под ним обнаружилась еще одна царапина, чуть более глубокая и красная, чем та, которую Кара видела раньше.       И снова пришло это странное чувство: желание коснуться, погладить, усмирить боль. Кара с силой сжала руки в кулаки, чтобы исключить любую возможность совершить такую ошибку второй раз.       — Ты хочешь, чтобы я уволилась? — спросила она тихо. — Потому что если да, то ты могла бы просто сказать, и…       Она запнулась, поймав на себе взгляд повернувшей голову Кэт. Это был не взгляд «Кара-закрой-рот», и не взгляд «Какую-же-чушь-ты-несешь». Это куда больше походило на «Я-не-хочу-чтобы-ты-уходила», на «Я-хочу-чтобы-ты-осталась», и еще на две сотни разнообразных «Я-хочу», каждое из которых с легкостью находило отклик в отчаянно заколотившемся сердце.       — Кэт, то, что делал Хедсон, очень сильно отличается от того, что делаешь ты, — быстро заговорила Кара, боясь, что ее снова прервут. И, конечно же, ее немедленно прервали.       — Ты полагаешь? — на лице Кэт расплылась горькая усмешка. — То есть я не произношу твое имя нарочито неправильно, не касаюсь тебя без разрешения, не провожу с тобой вечера за разговорами о чем угодно, только не о работе?       Она, кажется, говорила что-то еще, но Кара услышала только «касаюсь тебя», и сквозь горячий туман, заливший все тело, отчаянно пыталась прогнать воспоминания о каждом из этих прикосновений. И не могла.       Вот они сидят вдвоем в опустевшем офисе, Кэт перебирает страницы с версткой, и ее длинные тонкие пальцы так ловко двигаются, что это завораживает и заставляет невольно сдерживать дыхание. «Неплохо, — говорит она, закончив. — Очень неплохо, Кира». А затем — о боже — пальцы опускаются на колено Кары, на мгновение сжимают, и… все заканчивается. Мимолетный жест одобрения, мимолетный жест выражения радости. Ведь правда же, да?       А вот Кэт стоит на балконе с бокалом вина, а Кара подходит и останавливается у нее за спиной, и разглядывает завитки волос на шее, и молчит, боясь спугнуть ощущение нежности, сливающейся с потоками прохлады, ласкающими лицо. Кэт поворачивается и смотрит, и в ее глазах нельзя, невозможно ничего прочитать, а потом она улыбается едва заметно и, вздохнув, проводит ладонью по плечу Кары. Всего лишь дружеское поглаживание, чтобы поддержать, чтобы ободрить, так?       Они в лифте. Кара стоит, потупив взгляд, и считает секунды, а Кэт разглядывает что-то в мобильном телефоне, и она так близко, так мучительно близко, что можно почувствовать локтем шершавость ткани ее пальто, можно ощутить запах парфюма, можно услышать ровное дыхание. Когда лифт останавливается, Кара бросается вперед — лишь бы поскорее оказаться подальше, но спотыкается, и Кэт хватает ее под руку, и ее лицо оказывается еще ближе, и кожа горит под прикосновением ладони, и хочется, чтобы это никогда не заканчивалось, чтобы это длилось вечно.       — Кира, ты вообще меня слушаешь?       Кара вздрогнула и посмотрела на Кэт. Та поджала губы в любимом жесте «ну какие же все тупые» и повторила:       — Нам нужно это прекратить.       — Что прекратить? — Кара прекрасно понимала что, но хотела услышать.       — Вернее сказать, прекратить нужно не нам, а мне. Послушай, дорогая, я знаю, как это бывает: ты видишь во мне то, чем хотела бы стать когда-нибудь. И это, безусловно, приятное зрелище, от которого в твоей голове появляются очень разные и далеко не всегда правильные мысли.       Она замолчала на секунду и тем самым дала Каре возможность спросить:       — Ты для этого взяла меня сегодня с собой? Чтобы показать, как это бывает? Если так… — она заторопилась, сбиваясь. — Если так, то ты ошибаешься. Я не… То есть не то чтобы я не думала об этом, но… В конце концов, это мое личное дело!       Щеки загорелись огнем, и Кара запоздало подумала, как нелепо выглядит сейчас, сидя на скамейке в парке рядом с прекрасной женщиной и выкрикивая ей в лицо неразборчивые оправдания.       «Просто скажи ей как есть, — подумала она с отчаянием. — И будь что будет».       — Тебе не нравится то, что делает Хедсон, Кэт. А мне нравится то, что делаешь ты.       Секунду они смотрели друг на друга: Кара в ужасе, а Кэт — удивленно. Где-то поблизости послышался собачий лай: наверное, кто-то затеял веселую игру или отказывался возвращаться домой.       — Кира…       — Да хватит уже, — мысленно зажмурившись, Кара протянула руку и неловким жестом обхватила пальцы Кэт своими. — Хватит, ладно? Давай лучше помолчим.

***

      Она сказала «Давай лучше помолчим», и хватка сильных пальцев на ладони стала крепче, сильнее. Кэт хорошо понимала, что не должна этого позволять, что нужно немедленно отдернуть руку и сказать что-то такое, после чего подобные жесты станут совершенно невозможны.       И — послушно замолчала.       Поразительное дело: она всегда считала, что когда происходит нечто подобное, это должно быть сродни волшебству, чуду, ощущению полета внутри. Но никакого волшебства не было. Нежность — почти осязаемая, пьянящая — была. Легкое дуновение тепла — было. А волшебства — нет, не было.       Да и откуда бы ему взяться, в ее-то возрасте, с ее-то багажом опыта и разочарований? Это для Кары все просто: она чистая, не изломанная, пугающаяся только собственных эмоций и ничего более.       Сидит рядом, так близко, что почти касается коленом, и просто держит за руку, даже не пытаясь погладить или еще как-то выразить то, что чувствует. Не понимает…       Не понимает, что все это — лишь результат очарованности, которая скоро спадет, развеется, и останутся лишь два человека, которые не смогут не то что работать, но и просто находиться рядом друг с другом.       — Это потому что я женщина? — спросила вдруг Кара, и Кэт засмеялась — резко, на выдохе, и тут же оборвала себя, усилием заставив прекратить.       Дьявол, и снова она почувствовала себя так, словно щенка ударила: Кара отвернулась, в глазах наверняка слезы, скулы покраснели от незаслуженной обиды.       «Да гори оно все огнем».       Кэт обняла ее одной рукой за плечи и притянула к себе. Другая рука легла на живот, не давая сбежать, и теперь они сидели как влюбленная парочка: когда он обнимает ее сзади, и дышит в плечо, и шалеет от этой внезапной близости.       — Дело не в том, что ты женщина, — сравнение с влюбленной парочкой заставило Кэт почувствовать себя неуютно, и она переместила ладонь по животу Кары чуть выше — чтобы даже случайно не коснуться обнаженной полоски кожи. — Дело даже не в том, что я старше тебя почти вдвое. Дело в том, что ты — моя ассистентка, и все это невозможно, понимаешь?       Едва ли она понимала. Замерла, как несчастный испуганный мышонок, попыталась, похоже, унять дрожь, но не смогла — Кэт хорошо чувствовала тремор на ее плечах и животе, тремор, который через касания ладоней начал передаваться ей самой, и это было уже совсем ни к чему.       Стоило ей попытаться убрать руки, и Кара немедленно опустила на них свои, прижала ладонями, заставив и без того опасное прикосновение стать еще сильнее, еще жестче. Дыхание сбилось напрочь: ощущение беззащитного тела в своих руках пьянило похлеще, чем старый добрый виски тридцатилетней выдержки. Кэт мысленно выругала себя: не стоило касаться, не стоило обнимать, вообще ничего этого делать не стоило.       — Если дело только в том, что я работаю на тебя, — прошептала Кара, — то я могу уволиться завтра же. Сегодня же. Сейчас.       Это «сейчас» заставило сердце биться еще чаще. Кэт с ужасом поняла, что теперь не просто обнимает Кару, а прижимается к ее спине всем телом, и в лицо ей лезут растрепавшиеся пряди волос, и участок кожи между шеей и ухом оказался вдруг в опасной близости к ее губам.       — Мы не можем…       — Да, мисс Грант, конечно, мы не можем.       Не успела Кэт осознать, было сказанное насмешкой или чем-то другим, а Кара уже вырвалась из ее объятий, повернулась всем телом, коротко заглянула в глаза и с силой прижалась губами к щеке.       Это было неожиданно, и оттого, наверное, так остро. Прикосновение горячих губ, жар дыхания на коже, близость — какая-то странная, полузабытая, похожая на неловкие поцелуи в колледже и одновременно с тем не похожая вообще ни на что.       Кара больше не шевелилась: поцеловав один раз, она замерла, прижавшись щекой к щеке Кэт, и тяжело дышала, и как будто чего-то ждала.       «Ей двадцать четыре года, Кэт. Она вдвое младше тебя, она понятия не имеет, что ты такое и как с тобой трудно. Ты манишь ее словно запретный плод, но что будет, когда плод окажется насквозь червивым? Что будет с ней тогда»?       — Еще раз сделаешь так, и ты уволена, — не двигаясь, нарочито громко сказала Кэт. — И я не просто уволю тебя, а сделаю так, что больше никто не даст тебе работу в нашей сфере бизнеса. А теперь прекрати покрывать слюной мою щеку и позвони водителю: пусть ждет нас у входа в парк. День 2       — Почему не заходишь? — Уинн чуть было не пронесся мимо Кары, но в последний момент затормозил и уставился на нее, стоящую чуть в стороне от входа в главный офис «КэтКо».       — Я? Я просто…       Она не смогла быстро придумать объяснение, и потому замолчала, отвернувшись. Но он понял: подошел, обнял за плечи, успокаивающе погладил по голове.       — Что-то случилось?       Кара вздохнула и уткнулась носом в его плечо.       Слез не было: они кончились еще ночью, когда она в одиночестве лежала на диване, обняв подушку, и выла в нее будто подстреленный шальной пулей зверек. Очень хотелось позвонить Алекс, но сил не было: их едва хватило на то, чтобы доехать вместе с Кэт от парка до офиса, пробормотать что-то извиняющееся и сбежать, так не расслышав ответа.       К утру окончательно ошалевшая от тоски и боли в груди Кара решила, что Кэт выразилась предельно ясно: она ничего не хочет. Еще через полчаса мысль получила свое развитие: Кэт хочет, но не собирается ничего с этим делать. Она выбирает ничего не делать. Из страха, из нежелания сложностей, из боязни слухов и сплетен — какая, в сущности, разница? Она просто выбрала отступить, вот и все. Или не отступить, нет. «Прекратить все это», — вот как она сказала.       — Ты вообще спала этой ночью? — спросил Уинн, отстранившись и нахмурившись. — Такие мешки под глазами, будто ты провела прекрасный вечер на свидании с бурбоном.       Кара не успела ответить: рядом послышался стук каблуков (черт, она прекрасно знала ритм этого стука), и сверкающая свежей укладкой и новыми солнцезащитными очками Кэт Грант спросила, проходя мимо:       — Разве ваши рабочие места перенесли на улицу? Странно, что мне об этом никто не сообщил.       Самым обидным в этом было даже не то, что она сказала, — Каре доводилось слышать и похуже. Нет, самым обидным было то, что она даже не остановилась, даже не посмотрела, — просто прошла мимо и скрылась за дверью, оставив после себя только флер парфюма и новую порцию колючей боли в груди.       — Забудь, — посоветовал Уинн, хватая Кару за руку. — Стерва она и есть стерва, ничего нового.       Стоило им подняться на лифте наверх, как Кэт привычным взмахом руки вызвала Кару к себе — видимо, насмешливого замечания показалось мало и она решила закончить начатое.       «Просто молчи, — говорила себе Кара, медленно входя в кабинет и раскрывая блокнот. — Молчи, записывай, после просто уйдешь в туалет и там сделаешь все, что захочешь. Поплачешь, или посмеешься, или убьешь кого-нибудь».       — Запиши на двенадцать тридцать Тома Лоусона, — Кэт стояла спиной к Каре, изучая что-то на многочисленных мониторах, развешенных по стене. — Отмени маникюр и позвони моему фитнес-тренеру, он хотел дать новые рекомендации по смене рациона. Узнай в отделе происшествий, почему в последнем выпуске газеты нет ничего о взрыве в библиотеке.       Кара старательно записывала, опустив голову и продолжая мысленно вести отсчет. Сейчас Кэт скажет о том, где собирается обедать, потом попросит заказать столик на вечер, после распорядится позвонить в школу Картера, а затем поток заданий иссякнет, и можно будет просто уйти.       — Да, и позвони в школу Картера, кажется, он…       Она замолчала так резко, что Кара инстинктивно подняла голову чтобы выяснить, что случилось. Оказалось, что Кэт давно уже не стоит спиной, и мониторы на стене больше не излучают электронного света, и очки лежат на столе, и…       — Это все, мисс Грант?       Кэт слегка наклонила голову, разглядывая Кару, и та выдержала этот взгляд.       — Нет, это не все. Кира, в чем дело? Ты заболела?       — Нет, мисс Грант, я в порядке. Я могу идти?       Она смотрела, как Кэт медленно поднимает брови, как делает шаг вперед, а потом, будто вспомнив о чем-то важном, останавливается.       — Ты сердишься, я понимаю. Но и ты должна понять, что так будет лучше для нас обеих.       — Простите, мисс Грант, я не понимаю, о чем вы.       Кара понятия не имела, откуда это взялось: слова сами вырвались, она даже подумать не успела о том, что именно хочет сказать. Но удар достиг цели: Кэт удивилась, затем разозлилась, после — прищурилась.       — Кира…       — Мисс Грант, если вы собираетесь продолжать коверкать мое имя, я обращусь в профсоюз. Меня зовут Кара Дэнверс, и вы прекрасно это знаете. Так я могу идти?       У Кэт даже рот слегка приоткрылся. Кара бы порадовалась этому, если бы ее не переполняла огромная, первоклассная, сводящая с ума злость, застилающая собой все прочие чувства.       «Ты этого хотела? Наслаждайся».       — Закрой дверь, — велела вдруг Кэт, и теперь пришла очередь Кары приоткрывать рот.       — Что?       — Ты плохо слышишь? Я велела тебе закрыть дверь. С этой стороны.       Кара пожала плечами и послушно прикрыла дверь, не понимая, зачем это нужно — все равно сквозь стеклянные стены за их разговором могла наблюдать вся редакция, от Уинна до незнакомого парня, сидящего через два стола от него.       — Иди сюда.       — Нет.       Кэт снова нахмурилась и повторила, надавливая:       — Я сказала, иди сюда.       — А я сказала: нет.       Они смотрели друг на друга с очевидной злостью, почти-ненавистью, и Кара почти физически ощущала, что Кэт не знает, что делать дальше, и, черт побери, ей это нравилось. Всесильная Кэт Грант не знает, что делать, так? Такое не каждый день увидишь. А если еще вспомнить, кто является причиной…       Упиваясь чувством превосходства, она упустила момент, когда Кэт оказалась рядом, схватила ее за руку и потащила за собой. Кара не сопротивлялась: прикосновение холодных пальцев на мгновение лишило ее разума, а когда мгновение прошло — было уже поздно.       Кэт прижала ее к стене в углу кабинета — единственном углу, который не просматривался сквозь чертово стекло. Надавила ладонью на затылок, заставляя склонить голову, и почти коснулась губами.       Почти — потому что прикосновения не было, но жар дыхания на губах, запах ярости и злости, пальцы, до боли впившиеся в плечо, — все это было, и от этого подгибались колени, шумело в ушах и хотелось немедленно сбежать и забыть о произошедшем.       — Ты этого хочешь, Кара? — прошептала Кэт, делая ударение на правильно произнесенном имени. — Хочешь, чтобы я взяла тебя прямо здесь, в кабинете, в который в любую секунду могут войти люди?       То ли от ее слов, то ли от близости, у Кары закружилась голова и пришлось уже самой опереться о стену, чтобы не рухнуть на пол. Кэт прижималась к ней всем телом, и сквозь слои ткани Кара чувствовала ее грудь, живот, бедра. В висках билось: «доигралась», и, похоже, это было действительно так.       — Ну так что? — и снова ее дыхание обожгло губы. — Что ты выберешь, Кара? Отдаться мне прямо здесь и сейчас, позволить мне делать с тобой все, что я захочу, или все-таки прекратить все это, как я и предлагала, а ты вместо того чтобы обдумать это, решила удариться в подростковые страдания?       Подростковые страдания?       Кара скрипнула зубами, мгновенно наливаясь новой порцией злости, а потом, не помня себя, схватила Кэт за плечи, с легкостью развернула лицом к стене и прижалась сзади, наслаждаясь вздохом удивления, вздохом «ты обалдела», вздохом «прекрати это немедленно».       — Что такое, мисс Грант? — спросила она, проводя ладонями по стиснутым бедрам. — Я всего лишь хочу предложить обдумать сказанное вами вместе.       — Отпусти, — прошипела Кэт.       — Ни за что.       Шипение переросло в яростное рычание, но Каре было плевать. Ярость, до сих пор бьющаяся в висках, требовала выхода, требовала доказательств. Доказательств того, что Кэт действительно не хочет, что Кэт действительно выбирает ничего не делать, что Кэт действительно все равно.       В эти секунды Кара забыла о том, что она всего лишь ассистентка, что она прижимает к стене не кого-нибудь, а собственного босса, что в этот чертов кабинет в любой момент может войти кто угодно, и тогда им обеим — конец.       Она прижималась грудью к спине Кэт и думала только о том, как сладко и трепетно ощущать близость этой женщины, этой черт-бы-ее-побрал женщины, дразнящей, сводящей с ума, а затем посылающей к дьяволу.       — Мне плевать, сколько тебе лет, — ладони Кары замерли на талии Кэт, ощутив, что блузка больше не заправлена в юбку, а топорщится поверх, открывая доступ к тому, о чем и подумать-то было страшно. — Мне вообще плевать на все, что ты там надумала в своей голове, понятно? Ты могла бы просто спросить у меня, и тогда не пришлось бы ничего выдумывать.       — Кара. Отпусти. Меня. Немедленно.       Кэт произнесла каждое из этих слов раздельно, и каждое — на выдохе, и было ясно, что все это — чушь и новые фантазии, но Кара послушно отступила назад, отпуская.       — Ладно, — сказала она резко. — Хорошо. Как скажете, мисс Грант. Хотите и дальше купаться в своих страхах в одиночестве — пожалуйста.       Кэт повернулась к ней лицом, забыв заправить блузку, и, боже мой, у Кары подкосились ноги при виде ее сердитого, нахмуренного лица с розовым отпечатком на щеке — в том месте, где мгновением раньше эта щека касалась стены.       — Ты заперла дверь? — Каре показалось, что она ослышалась, но Кэт повторила: — Ты заперла дверь на ключ?       Злость куда-то исчезла, уступив место страху.       «Господи, что я наделала?»       — Да, я… На ключ…       Она пятилась, а Кэт наступала, заставляя ее делать шаг за шагом, не видя, что за спиной. Сердце билось как чокнутое, запоздалое раскаяние огнем обжигало щеки, и было очевидно, что ничем хорошим это не кончится.       Так и вышло. Стоило Каре ощутить под ногами порог балкона, как Кэт обеими руками толкнула ее, заставляя упасть, а потом — господь всемогущий! — пальцами приподняла собственную юбку выше и села, оседлав бедра полулежащей на полу балкона Кары.       — Закрой рот, — велела она, надавливая на плечи и заставляя Кару лечь. — Больше ничего не говори, поняла?       Она опустилась сверху, и Кара вздрогнула, ощутив прикосновение горячих губ, и успела только подумать: «Кажется, мне конец».       А потом перестала думать вовсе.

***

      Ее губы оказались твердыми и влажными, ровно такими, какими Кэт представляла их в редкие минуты, когда позволяла себе расслабиться. Ее щеки порозовели от смущения, а глаза она закрыла сразу же после первого поцелуя.       Ее дурацкие очки мешали, и Кэт сняла их, отбросив в сторону, а после снова поцеловала холодные губы — на этот раз сильнее, жестче, лаская их языком и принуждая разомкнуться.       «Глупая девчонка, ты сама не знаешь, какого зверя выпустила на свободу».       Они целовались, лежа на полу балкона, примыкающего к кабинету, и Кэт стискивала грудь Кары через ткань рубашки, и шалела от нетерпения, ощущая прикосновение ладоней на спине и плечах.       С каждой секундой Кара становилась смелее: мгновение назад она лишь позволяла ласкать свои губы языком, а теперь уже сама впивалась в губы Кэт, обжигая их дыханием и влажными касаниями.       «Дьявол, Кэт Грант, какого черта ты творишь?»       Еще секунду. Еще одну секунду. Или две. Или десять. Максимум — десять, не больше.       Но десяти ей не дали. Несколько горячих поцелуев — и Кара вдруг села, заставляя Кэт выпрямиться, и прижалась лбом к ее лбу, и обняла, прижимая к себе животом, бедрами, грудью.       — Кэт, так нельзя, — прошептала она, тяжело дыша. — Если это будет так, то…       — Я знаю. Знаю.       Если это будет так, то об этом можно будет написать статью в учебник о сексуальных домогательствах. Если это будет так, то останется лишь признать, что максимум, на что они оказались способны, — это грязный секс на балконе посреди рабочего дня.       Если это будет так, то окажется, что все это ничего не значило. Даже меньше, чем ничего.       — Ты… — Кара запнулась, по-прежнему прижимаясь лбом ко лбу Кэт и обжигая ее губы своим дыханием. — Тебе нужно слезть с меня. Потому что твоя юбка, она…       — Кажется, это уже не совсем юбка, — Кэт выдавила улыбку. — Скорее… гм… пояс?       Она чувствовала этот тугой жгут ткани, собравшийся на талии, но еще острее чувствовала бедра Кары под своими, ничем не прикрытыми. Если бы можно было посмотреть со стороны, все это, пожалуй, выглядело бы слишком безнравственным, слишком откровенным, слишком безрассудным.       — Назови меня Кирой, — попросила вдруг Кара, и Кэт не смогла сдержать усмешки.       — Думаешь, это поможет?       — Не знаю. Но больше ничего в голову не приходит.       Ладони на лопатках, дыхание на губах, оглушающий запах возбуждения, — и вот они снова целуются, с силой, с яростью, прижимаясь друг к другу, и зная, что это уже — совсем другая ярость, не ярость «хватит со мной играть», а ярость «я хочу забрать тебя себе».       И нужно остановиться, обязательно нужно остановиться, просто прервать поцелуй, и неловко подняться на ноги, и одернуть юбку, и привести в порядок выбившуюся из-за пояса блузку, и…       В одно безумное мгновение Кэт ощущает прикосновение ладоней к коже на ягодицах, и двигает бедрами навстречу — автоматически, неосознанно, и ловит губами тяжелый выдох Кары, больше похожий на стон, и, путаясь в пуговицах, расстегивает ее рубашку, чтобы коснуться наконец горячего тела, и стискивает пальцами грудь под тонкой тканью, и снова двигает бедрами навстречу жадно тискающим ягодицы ладоням.       Колени, упирающиеся в шершавую поверхность пола, саднят, истерзанные поцелуями губы воспалились и набухли, но Кэт плевать — она вдруг понимает, что давно уже не испытывала ничего подобного, и следом за этим приходит простая и ясная мысль: «Я не хочу останавливаться».       Она кусает Кару за ухо и шепчет, стараясь, чтобы это прозвучало не угрозой, а ласково:       — Сделай со мной все, что захочешь, дорогая. Я разрешаю.       Резким движением бедер Кара сбрасывает ее с себя, но Кэт даже не успевает отреагировать: сильные руки хватают ее, ставят на колени, заставляя опереться ладонями о спинку неизвестно откуда оказавшегося рядом кресла, а затем — господи ты боже мой — эти же руки спускают до колен белье, нагло и бесцеремонно гладят снизу вверх, стискивают грудь, и снова опускаются вниз, туда, где все давно горит огнем, где все настолько воспалено и чувствительно, что от этого даже немного больно.       — Все, что захочу, да?       Кара прижимается к ней сзади, языком лаская шею, а ее руки — кто бы мог подумать, что у нее такие сильные руки? — надавливают на внутреннюю сторону бедер Кэт, вынуждая ее раздвинуть ноги шире, открыться полностью, и еще крепче вцепиться пальцами в спинку кресла.       Так она и берет Кэт — сзади, одной рукой прижимая к себе, а другой — с силой проникая между бесстыдно раздвинутых бедер. Кэт знает, что кричать нельзя, и до боли прикусывает губу, подстраиваясь под ритм движений Кары, двигаясь ей навстречу в безумном желании: больше, глубже, сильнее.       «Господи, моя ассистентка трахает меня в самой животной позе, какую только можно себе представить, на балконе моего собственного кабинета».       Это заводит еще сильнее, хотя сильнее, казалось бы, некуда. Но Кара вдруг, не прерывая своих толчков, нежно прикусывает губами ухо Кэт и шепчет: «Я влюблена в тебя так давно, что уже и не верила, что это когда-нибудь станет реальностью».       Она не ждет ответа, не ждет реакции, и от этого по всему телу Кэт вихрем проносится ядерная смесь нежности и желания, от которой бедра сами собой подаются назад, а из груди вырывается крик, который невозможно сдержать. Не открывая глаз, Кэт поворачивает голову чтобы найти губы Кары, и целует их с нежностью, ласково, прерывая поцелуй лишь на очередной неконтролируемый стон, и все это длится так долго, что тело окончательно становится ватным, скользким от пота, податливым и послушным, и когда Кара проводит языком по губам Кэт, все вдруг заканчивается — ярко, восхитительно, тесно, немного больно, но так потрясающе, как не было, пожалуй, никогда в жизни.       Кара садится и тянет Кэт к себе на колени, усаживает боком, обнимает руками, пряча обнаженные участки тела от прохладного ветра, и целует вспотевший лоб, и успокаивает сбитое дыхание.       Этот момент — он куда острее и опаснее, чем все, что было до этого, и обе хорошо это понимают, но не делают попыток сбежать. Кэт наслаждается полузабытым ощущением неловкости, выросшей из первой близости, и заботливыми поглаживаниями нежных ладоней, в которых нет ничего — ни капли! — сексуального, и громким стуком сердца под щекой, уютно прижавшейся к груди.       — Ты сказала, что давно влюблена в меня. Насколько давно?       — Не знаю. Возможно, с самого первого дня.

***

      Устав от бесполезной борьбы с собой, длящейся уже несколько часов и заставляющей то и дело смотреть на потухший экран телефона, Кара подошла к зеркалу и громко сказала:       — Дэнверс, прекрати это. Слышишь? Просто прекрати.       Не помогло. Взгляд все равно то и дело падал на чертов не подающий признаков жизни экран, и нетерпение прожигало изнутри, и становилось просто страшно: а вдруг для нее это ничего не значило? А вдруг она передумала?       Прощание в офисе вышло скомканным и рваным: они вдруг разом поняли, что замерзли, и кое-как привели в порядок одежду, и вернулись в кабинет, а после… После Кэт заняла свое место за столом, надела очки и исподлобья посмотрела на Кару.       — Ты мне сегодня больше не понадобишься, Кира. Можешь идти домой.       Кара растерянно сделала шаг назад. Такого она не ожидала — нет, не ожидала, даже представить себе не могла… Неужели? Да нет, нет, не может этого быть. Нет!       Наверное, вся гамма эмоций тут же отразилась на ее лице, потому что Кэт вдруг сделала рукой жест, означающий «замри», а потом одними губами беззвучно произнесла:       — Я позвоню.       Кара не смогла удержать улыбку. Это было так мило — эти губы, сложившиеся в кольцо, и слегка затуманенный взгляд, и чуть приподнявшиеся в «почти-улыбнулась» уголки рта.       — Разве я неясно выразилась? — теперь уже сказанное не могло напугать. — Иди домой, Кира. Жи-вей.       Это «жи-вей» вместе с цоканьем языка чуть было все не испортило: Каре понадобилось все мужество, чтобы не наплевать на стеклянные стены (кто вообще придумал эту глупость?) и не наброситься на Кэт прямо на рабочем месте. Но она смогла: выдавила улыбку, вышла из кабинета, отметив про себя, что все-таки забыла запереть дверь на ключ, и поспешила домой, поминутно глядя на экран телефона.       С тех пор прошло уже несколько часов (целая вечность?), а экран все еще был темным и безжизненным.       — Тебе нужно чем-то заняться, — сказала Кара зеркалу. — Просто… Ну, приберись в квартире, переоденься, приготовь поесть. Займись хоть чем-нибудь.       Работа с пылесосом заняла двенадцать минут. Переодевание в домашнюю футболку и шорты — десять. При виде еды затошнило, а заваренный чай так и остался стоять на столике.       Окончательно расстроившись, Кара с мстительной силой засунула телефон между подушек дивана и ушла в ванную — лежать в пахнущей жевательной резинкой пене и растравлять свои раны, думая о Кэт.       Почему она не звонит? Неужели все случившееся так напугало ее, и она решила, что продолжение будет лишним? Или, возможно, в «КэтКо» случился аврал и она просто занята? Да, но как бы занята она ни была, на звонок хватило бы и пары минут, верно?       В голове невольно всплыли воспоминания о том, чем была занята Кэт несколько часов назад. Кара покраснела, вспомнив, что именно ей позволили делать, и как это было восхитительно-непристойно, и какой тесной и влажной оказалась Кэт, и как доверчиво и сексуально она двигала бедрами, и…       Чуткий слух уловил сигнал с первых мгновений, и Кара выскочила из ванной, оскальзываясь и разбрасывая вокруг клочья пены. Она добежала до гостиной, сбросила с дивана подушки, и жадно уставилась на загоревшийся синим экран телефона.       «Не могу перестать о тебе думать», — вот что там было написано, и эти простые слова по силе воздействия с легкостью можно бы сравнить с небольшим ураганом, пронесшимся по обнаженному телу Кары.       Сердце стукнулось в груди, к горлу подступила теплая нежность, и захотелось подпрыгнуть и закричать от радости.       — Где ты? — мокрыми пальцами набрала Кара на телефоне. — Почему ты не здесь?       Секунды, прошедшие до получения ответа, показались ей вечностью.       — Я не могу уйти из офиса прежде, чем он опустеет. Что подумают идиоты-сотрудники, увидев меня в порванной юбке?       Порванной? Кара могла бы поклясться, что не рвала никакую юбку, но — как знать? — отдельные моменты случившегося на балконе она помнила сквозь какой-то туман.       — У тебя есть пальто, помнишь? Им можно прикрыть что угодно.       Она почти увидела усмешку Кэт.       — Я буду знать, что под пальто порванная юбка. И этого будет достаточно.       Кара почувствовала, что замерзает: нужно было или вернуться в ванную, или немедленно что-то надеть.       — Хочешь, я приеду за тобой? — быстро набрала она, сдергивая покрывало с разворошенного дивана и набрасывая его на плечи. — Если ты отпустишь водителя, я могла бы приехать и забрать тебя.       На этот раз ответа не было мучительно долго. Кара успела забраться с ногами на диван, плотнее закутаться в покрывало, и даже согреться, прежде чем экран снова засветился:       — Не знала, что ты водишь машину. Ты полна сюрпризов, да, Кира?       Кара засмеялась и прочитала следующее сообщение:       — Приезжай. Только предупреждаю: никакого секса в машине. Это не гигиенично, а свою норму по распущенности мы сегодня даже перевыполнили.       Покрывало полетело на пол, Кара взвизгнула от радости и бросилась одеваться. Через голову натянула платье, опомнилась, сняла, надела белье, стянула с вешалки офисные брюки, расправила на плечах свитер, сверху накинула куртку, сунула ноги в ботинки и наконец выскочила из квартиры.       Машина долго не заводилась: слишком редко она ею пользовалась, предпочитая передвигаться пешком или на такси, но в конце концов мотор заурчал, педаль вдавилась в пол, и Кара наконец выехала на дорогу.       Путь до офиса «КэтКо» занял всего десять минут, но когда она остановилась у входа, Кэт уже была там: в наглухо запахнутом пальто и с недовольным «мне пришлось тебя ждать» взглядом.       Она быстро сбежала вниз по ступенькам и села в машину, бросив сумку на заднее сиденье таким жестом, будто делала это каждый день на протяжении многих лет.       — Привет, — улыбнулась Кара, борясь с собой, чтобы не наклониться и не поцеловать недовольно набухшие губы.       — Привет. Может, уже поедем отсюда? Или эта колымага выполнила свой лимит задач на сегодня?       Проигнорировав замечание, Кара нажала на газ и выехала на шоссе. Она вела машину, не задумываясь, куда едет, а сидящая рядом Кэт молчала, никак не комментируя направление движения.       Было так хорошо просто быть рядом и молчать — как будто все уже давно сказано, и обсуждать нечего, и тепло под сердцем как-то вдруг стало общим, и тихая музыка из приемника не раздражала, а усиливала ощущение нежности.       На перекрестке Кара повернула к заливу, миновала порт и остановилась на неприметном пятачке со знаком «Временная парковка». Кэт покосилась на нее, но ничего не сказала, и еще несколько минут они молча смотрели на темнеющую вдали гладь воды с редкими огоньками яхт и кораблей.       — Нам надо поговорить, да? — вздохнула Кара, когда молчать дальше стало невозможно.       — Похоже на то, — согласилась Кэт.       Как далеко они ушли всего за один день! От «Нам нужно это прекратить» до «Нам надо поговорить» простиралась огромная пропасть, в которой могло уместиться что угодно, начиная от разочарования и заканчивая надеждой.       — Я сказала, что влюблена в тебя, — напомнила Кара, зажмурившись. — И это действительно так. Поэтому если ты хочешь снова напоминать мне о параллелях с приставаниями Хедсона, то лучше не надо, потому что… Потому что ничего общего в этом нет. Сначала мне казалось, что есть, но сейчас я точно знаю, что нет.       Она почувствовала прикосновение Кэт — та взяла ее за руку и аккуратно сжала, успокаивая. Кара сделала глубокий вдох и открыла глаза.       — Что? — спросила она, рискнув посмотреть на сидящую рядом Кэт. — Снова будешь говорить, что это невозможно, неправильно и глупо?       — Нет. Не буду.       Одной рукой она все еще держала руку Кары, а другой вдруг потянула за пояс пальто и распахнула его, обнажив колени и действительно (кто бы мог подумать?) разорванную по шву юбку.       — Закрой рот, — велела насмешливо. — И приглуши обогрев, здесь слишком жарко.       Кара послушно покрутила колесо, пока индикатор не загорелся зеленым. Ей вдруг стало казаться, что идея остаться с Кэт наедине в тесном пространстве машины была не такой уж хорошей.       — Послушай, — сказала Кэт, прерывая приятное и пугающее направление мыслей Кары. — Нам нужно обсудить не то, как все это прекратить, а то, чего каждая из нас хочет от этих отношений, понимаешь?       — Понимаю. Но я боюсь об этом говорить.       — Почему?       Кара пожала плечами.       — Потому что я влюблена, а ты — нет. Потому что ты снова начнешь говорить о недопустимости отношений между боссом и ассистенткой. Потому что мне плевать, что ты старше, а тебе не плевать.       Кэт засмеялась и пощекотала ладонь Кары.       — И кто после этого выдумывает вместо того, чтобы спросить?       Ее рука вдруг переместилась с ладони на колено и пальцы сжали его сквозь тонкую ткань брюк. Каре внезапно снова стало жарко, хотя обогреватель — она видела — стоял теперь на минимальной температуре.       — Если бы мы решили все сделать правильно, — тихо и вкрадчиво произнесла Кэт, — то прежде всего должны были бы обсудить, как разграничить наши отношения на работе и вне нее.       — Д… Да…       — После этого, — ладонь поднялась по бедру Кары выше, опустилась на пояс брюк, а затем — под свитер, на кожу живота. — После этого мы подписали бы документ, защищающий нас обеих от обвинений в сексуальных домогательствах. — Кара ахнула, когда Кэт аккуратно сжала ее грудь под свитером. — И только потом… — губы коснулись шеи, обжигая ее дыханием, — только потом мы могли бы…       — Кэт, — голос Кары звучал слишком хрипло, но она ничего не могла с собой поделать. — Если ты по-прежнему думаешь, что заниматься сексом в машине — это не гигиенично… Если ты правда так думаешь… Прошу тебя, остановись.       Она услышала рядом довольный смешок, а после почувствовала мягкий толчок по затылку, наклонилась и со стоном погрузилась в яркий, жаркий, сводящий с ума поцелуй.       Руки действовали не считаясь с разумом — они стащили с плеч Кэт пальто, пальцы одну за другой нащупывали и расстегивали пуговицы на блузке и гладили кружево белья на груди.       — Я не договорила, — Кэт вдруг схватила ее ладони и крепко сжала, не давая коснуться. Кончиком языка провела по щеке, заставив резко выдохнуть, а потом зашептала, обжигая ухо дыханием: — Мы могли бы все сделать правильно, но не сделали. И теперь скажи мне, дорогая, готова ли ты обвинить меня в сексуальных домогательствах? Хочешь ли ты, чтобы я обвинила тебя в них?       — Кэт, пожалуйста, хватит… — Кара была готова умолять, лишь бы прекратился этот чарующий и сводящий с ума шепот, наполненный обещаниями. — Какие, к дьяволу, домогательства? Я хочу тебя так, что…       Острые зубы прикусили мочку ее уха, и, черт, Кара не могла поверить, что уши никогда не были ее эрогенной зоной. Как будто легкие удары тока пробежались по телу, распаляя и вызывая новые стоны.       — Продолжай, дорогая, — Кэт с силой сжала ее пытающиеся высвободиться руки. — Ты хочешь меня так, что?..       Кара почувствовала, как загораются огнем ее щеки. А Кэт, похоже, этого и добивалась: отстранилась на мгновение, любуясь, а затем снова поцеловала в губы. И снова отстранилась.       — Я жду, — напомнила она, дыханием лаская воспаленные губы Кары. — Закончи то, что хотела сказать.       — Я так хочу тебя, что готова умолять, — выдохнула Кара, неосознанно двигаясь бедрами на сиденье машины. — Я так хочу тебя, что все это не продлится долго, потому что там, на балконе, я была близка к тому, чтобы…       — Чтобы что? — Кэт все еще дразнила, не давая коснуться. — Чтобы что, дорогая?       Не дождавшись ответа, она наклонилась еще ближе, языком провела по уху Кары, и шепнула чуть слышно:       — Чтобы испытать оргазм вместе со мной?       Эта фраза взрывом отозвалась в голове Кары, и больше ждать стало невозможно. Она рывком вытянула руки из хватки Кэт, подхватила ее под мышки, прижала к себе и поцеловала, ладонями забираясь под блузку и лаская кожу спины.       Все стало очень быстро, и очень жарко, и очень неловко. Секунда — и Кэт уже расстегнула на ней ремень, а Кара бесстыдно приподняла бедра, позволяя стащить брюки вместе с бельем вниз, до щиколоток. Вторая — и язык Кэт протиснулся между ее губ, лаская вверх-вниз, а пальцы с силой проникли между широко распахнутых бедер. Третья — и Кара вскрикнула, подстраиваясь под ритмичные движения, вцепилась пальцами в плечи Кэт и едва не потеряла сознание от интенсивности и наполненности ощущений.       — Расслабься, — услышала она сквозь абсолютно порочные, непристойные звуки, наполнившие машину. — Расслабь бедра и дай мне все сделать самой.       Дьявол, ее рука двигалась в ритме «вдох-выдох», и с каждым движением Кара стонала в такт этому ритму, и тщетно пыталась не шевелиться, но бедра сами собой подавались навстречу толчкам, и стон постепенно перерастал в крик, и когда Кэт прикусила сквозь ткань свитера ее плечо, Кара едва не сломала ей руку, сдвинув бедра и дрожа от невообразимого ощущения, растекающегося по телу.       — Черт… — прошептала она, не в силах пошевелиться. — Черт побери…       — Кара.       Кэт смотрела на нее, прикусив губу, и в ее глазах плескалось такое желание, такой пожар, что на это почти невозможно было смотреть.       Кара судорожно сглотнула, выгнулась, натягивая на покрытое потом тело брюки, и положила трясущиеся руки на руль. Через секунду машина уже ехала по шоссе, потоки света фар падали на чернеющие на обочине деревья, и в душе играло и пело ощущение такой правильности происходящего, какой она не испытывала никогда за свою свою жизнь. День 3       Кэт проснулась от того, что кто-то касался пальцами ее ног. Нежно, почти невесомо, — по голеням, затем по бедрам, а после — по коленям. Она охнула и перевернулась набок, привычно потянулась к туалетному столику за очками, но тут же вспомнила, что очки они разбили вчера, когда ввалились сюда, пьяные от ощущений.       — Привет, — с растрепанными волосами и сонными глазами Кара выглядела так мило и уютно, что Кэт немедленно притянула ее к себе и поцеловала в смешно сморщившийся кончик носа.       — Привет. Что именно ты подмешала вчера в мой латте? В своем обычном состоянии я не такая буйная.       Кара засмеялась, забираясь к ней под одеяло и прижимаясь обнаженным, горячим телом.       — Если что-то и подмешала, то мы явно пили это вдвоем. Я тоже не отличалась буйством. До прошлой ночи.       Она осторожно погладила Кэт по спине, опустилась ладонью к ягодицам и сжала, продолжая улыбаться.       — У меня болят колени, — пожаловалась Кэт. — Думаю, в ближайшие дни придется носить брюки.       — А мне точно понадобится шарф, — Кара отбросила волосы назад и продемонстрировала ярко-красные следы на шее. — Хотя, помнится, кто-то ночью категорически заявлял: «Никаких отметин, дорогая. Только попробуй».       Да, что-то такое Кэт припоминала. Кажется, она сказала это, когда они свалились прямо на ковер в гостиной, так и не добравшись до дивана, и ласкали друг друга, не снимая одежды.       — Мы так и не обсудили, что будем делать с этим дальше, — продолжила Кара, продолжая поглаживать Кэт под одеялом. — Может быть, нужно сделать это сейчас?       — Может быть, — согласилась Кэт, выгибаясь навстречу ее рукам.       — Я хочу сказать… Работа, и Картер, и моя сестра, и друзья… Что мы будем с этим делать?       Кэт вздохнула и, перекатившись, выбралась из-под одеяла. Осмотрела комнату в поисках одежды, мысленно усмехнулась, обнаружив только свисающую со спинки стула блузку, и оглянулась, ловя испуганный взгляд Кары.       — Дорогая, — сказала она, улыбнувшись. — Мы уже нарушили все существующие в мире правила, верно? Давай отложим все важные разговоры на вечер, потому что нам давно пора в офис, а перед этим мне нужно попасть домой и переодеться.       Кара немедленно повеселела, сбросила с себя одеяло и потянулась, вызвав у Кэт новый прилив желания.       — Ты можешь спрятать порванную юбку под пальто, — напомнила она. — Или и вовсе пойти на работу в одном пальто. Под ним все равно ничего не видно.       Кэт закатила глаза и поспешно отвернулась. Соблазн был велик, но на утро были назначены важные встречи, которые никак нельзя было пропускать.       Собрались быстро: по очереди сходили в душ, избегая смотреть друг на друга, оделись — Кэт и впрямь пришлось прятать следы разрушений под пальто, но хлопковый шарф на шее Кары слегка примирил ее со сложившейся ситуацией.       — Думаю, нам лучше приехать на работу порознь, — смутившись, сказала Кара, когда обе уже стояли у дверей и Кэт набирала на телефоне номер водителя.       — Да, дорогая. Я тоже так думаю.       Они не поцеловались на прощание, даже не обнялись, и, оказавшись на заднем сиденье собственной машины, Кэт неожиданно испытала облегчение. Похоже, она недооценила Кару: думала, что утро пройдет не так гладко. Однако, никаких обид, никаких вопросов о будущем, кроме робкой попытки обсудить отношения, — девочка оказалась на высоте.       «Девочка не такая уж и девочка, — напомнила себе Кэт, когда, заехав домой и приведя себя в порядок, добралась до офиса и вошла в лифт. — Похоже, с ней может быть интересно не только в постели».       Она старательно приводила себя в состояние «я переспала с ассистенткой», и понимала это. Только так можно было облегчить возвращение в офис, только так можно было сосредоточиться на работе, только так можно было хотя бы постараться выбросить из головы пугающие и непристойные мысли.       — Доброе утро, мисс Грант.       Стоило ей выйти из лифта, как Кара привычно бросилась навстречу и протянула стакан с кофе. Забирая стакан, Кэт на секунду коснулась ее пальцев, и поразилась дрожи, прошедшей от позвоночника вниз.       — Кира, зайди ко мне через десять минут и прихвати расписание, — велела она, прогоняя ощущение. — Позвони отцу Картера и узнай, во сколько он завтра привезет его домой. И я не поняла, ты сегодня одевалась не на обычной барахолке? Твой шарф выглядит… неплохо.       Уходя в кабинет, она знала, что ей в затылок смотрят все до единого сотрудники редакции. Что ж, пусть смотрят, пусть гадают, с чего это мегера сегодня в хорошем настроении.       Бросив сумку на стол и удобно устроившись в кресле, Кэт привычно потянулась за очками и усмехнулась: второй раз за утро забыла, что с ними произошло. Она открыла ящик стола в поисках запасных, выудила их из чехла, надела, и после этого смогла наконец проверить сообщения в мобильном и электронной почте.       — К черту, к черту, и это к черту, и это тоже… — бормотала она, безжалостно удаляя ненужные письма. — Гм…       Среди мусора попалось сообщение от Хедсона с просьбой о скорой встрече. Надо же, увлекшись ассистенткой, она умудрилась забыть о старом мудаке и его предложении.       — Кира, позвони секретарше мистера Хедсона и назначь встречу на ближайшее время, — распорядилась Кэт, когда Кара появилась в ее кабинете. — Закажи мне новые очки, точно такие же, как старые. Уточни у Джеймса, готовы ли фотографии, и если да — я хочу увидеть их как можно скорее.       Она подняла голову и посмотрела на Кару. Та записывала указания в блокнот — старательно и сосредоточенно, и на мгновение Кэт показалось, что она сошла с ума и вчерашней ночи просто не было.       Ей вдруг захотелось убедиться.       — Ты не спросишь меня, что случилось со старыми очками, Кира? Странно: обычно ты даже чересчур любознательна. Но не сегодня?       — Простите, мисс Грант, — губы Кары тронула тень улыбки. — Этой ночью я мало спала.       — Вот как? Смотрела до утра ток-шоу для тех, кто страдает бессоницей?       — Нет. Если у вас больше нет поручений, я могу?..       — Да. Иди. И на будущее: рекомендую тебе являться на работу выспавшейся.       Она успела поймать взгляд Кары, скользнувший от ее глаз к груди, и спрятала усмешку.       Нет, не привиделось и не приснилось. Все это было, и день, и ночь, и жаркий шепот, и доверчивые ласки, и…       — Мисс Грант, простите, — едва успев уйти, Кара вновь заглянула в кабинет. И теперь она больше не улыбалась. — Там пришел мистер Хедсон, и…       — Пусть войдет.

***

      Кара наткнулась на него, едва сделав шаг в сторону своего рабочего места, и от неожиданности уронила блокнот. Хедсон даже не пошевелился, чтобы помочь ей поднять, — казалось, ему доставляет удовольствие, что секретарша вынуждена присесть перед ним на корточки, а затем неловко выпрямиться.       — Китти на месте? — спросил он доверительным тоном, оглядывая Кару от макушки до груди. — Мне срочно нужно ее видеть.       — Мисс Грант просила позвонить вашей секретарше и договориться о…       — Дорогуша, — перебил Хедсон. — Разве я спрашивал, о чем просила мисс Грант? Я спросил, на месте ли Китти.       — Простите. Я сейчас узнаю, готова ли она вас принять.       Кэт оказалась готова, и Каре пришлось проводить Хедсона в ее кабинет, предложить кофе, и только после вернуться за свой стол. У нее из головы вылетели все указания, отданные Кэт минутами ранее: сердце билось как бешеное при виде того, как Хедсон с комфортом устраивается рядом с Кэт на диване, треплет ее за щеку и разваливается, закинув ногу на ногу.       Она не слышала того, о чем они говорили, но могла видеть лицо Кэт. И то, что она видела, совсем ей не нравилось.       Рядом с Хедсоном Кэт почему-то казалась меньше, чем была самом деле. От расслабленности, которой светилось ее лицо утром, не осталось и следа. Кара сжала руки в кулаки, увидев, как она кладет ладони на собственную шею, намереваясь, очевидно, снова себя поцарапать.       «Ублюдок. Что ты делаешь с ней? Что такое ты ей говоришь?»       Сквозь стекло было видно, как Хедсон берет Кэт за руку и склоняется к ней, а она отодвигается от него в самый угол дивана, и испуганно озирается, и тянется за стаканом с остывшим кофе, но не находит его, и пытается встать, но он тянет ее за руку и заставляет снова сесть на диван.       «Да чтоб тебя».       Кара одним движением выскочила из-за стола и решительно вошла в кабинет. Оба посмотрели на нее: Хедсон — с любопытством, Кэт — кажется, сердито.       — Мисс Грант, вы просили предупредить, когда Джеймс появится на работе, — с вызовом сказала Кара. — Так вот, он появился.       Хедсон поднял брови вверх, сделавшись еще отвратительнее, еще гаже.       — Милая, разве вас не учили стучаться, прежде чем войти в кабинет босса? Китти, ты плохо воспитываешь своих сотрудников. Надо быть с ними построже.       На лице Кэт мимикой отразилось: «Кара, уйди отсюда», но Кара не собиралась слушаться. Она чувствовала, что оставить Кэт наедине с этим уродом будет большой ошибкой, и знала, что не должна этого позволять.       — Мисс Грант…       — Спасибо, Кара, — правильно произнесенное имя поразило ее до глубины души. — Ты можешь идти.       — Нет.       Усмешка сползла с лица Хедсона, он отпустил руку Кэт и повернулся к Каре всем телом.       — Милая, ты что-то перепутала? Тебе же велели отправляться на свое рабочее место, если это можно так назвать. Что там у тебя в списке дел? Забрать вещи из химчистки, почистить туфли и купить боссу презервативы? Так вперед, не заставляй Китти ждать.       Кара замерла, приоткрыв рот.       — И ты позволишь ему так говорить со мной? — взглядом спросила она у Кэт. — Серьезно? Ты правда ему позволишь?       А Хедсон тем временем продожил:       — И не обольщайся тем, что Китти начала с тобой спать. Нашей кошечке захотелось свежего тела, и только. Это ничего не значит, верно, милая?       Она как будто пропустила удар в живот, и теперь могла только хватать губами воздух, не в силах сделать и вдоха. Господи, Кэт рассказала ему? Она рассказала ему за те несколько минут, что они провели здесь вдвоем?       И как, черт побери, это было?       «Привет, Хедсон, присаживайся, кстати, я трахнула свою ассистентку»?       — Кара.       По лицу Кэт разлилась бледность, даже губы как будто посинели, но Каре было все равно. Она сжала губы, через нос втянула побольше воздуха, будто собираясь что-то сказать, но не стала. Выдохнула, кивнула, развернулась через плечо и вышла из кабинета, не оглядываясь.

***

      В конце дня к Кэт зашел заместитель по кадрам.       — На подпись, — объявил он, помахивая тонкой стопкой бумаг. — И имей в виду: найти тебе новую ассистентку будет очень непросто.       Она не удивилась: поняла, что так будет, еще до того, как Кара покинула ее кабинет. Хедсон еще что-то говорил ей вслед, но Кэт не слушала: она сидела на чертовом диване и удивлялась, почему в груди так холодно и больно, и почему она не встает на ноги и не идет следом за Карой, чтобы остановить ее, чтобы не дать ей собрать со стола личные вещи, чтобы она не смела так решительно и быстро идти к лифту с коробкой в руках, чтобы…       Документы она подписала не глядя. Хотелось поскорее остаться одной — тем более что остальные сотрудники уже разошлись по домам, и в общем зале притушили свет, но даже так сквозь стекло было хорошо видно заваленный бумагами стол, небрежно отодвинутое в сторону кресло и снятую трубку телефона, из которой наверняка до сих пор доносились жалобные гудки.       Отвращение — липкое, мерзкое, похожее на запах давно не мытого тела — накатывало с каждым взглядом, брошенным на этот хаос, и было ясно, что лучше вообще не смотреть, но не смотреть было абсолютно, категорически, никак невозможно.       Рука сама собой потянулась к валяющемуся рядом мобильному, но пальцы лишь скользнули по гладкой поверхности и замерли, так и не нажав ни на одну из кнопок.       В груди до сих пор теплилось что-то странное, пугающее, беспокойное, а в голове крутилась только одна-единственная, но слишком назойливая мысль:       «Как, черт побери, все могло настолько испортиться за какие-то жалкие три дня?»       Кэт вздохнула и откинулась на спинку кресла, разминая под столом уставшие ноги. Сегодня, когда Хедсон вошел в ее кабинет и по-хозяйски развалился на диване, ей захотелось убить его. Но он что-то говорил, затем взял ее за руку, и она… испугалась.       Он всегда так действовал на нее — еще со времен, когда она, тогда еще неопытная журналистка, впервые пришла устраиваться к нему на работу. Он и тогда был ублюдком: наглым, талантливым, уверенным в себе ублюдком, шовинистом до мозга костей, переспавшим с половиной женской части редакции.       Долгие годы ушли на то, чтобы заслужить если не его уважение, то хотя бы видимость. Долгие годы ушли на то, чтобы он перестал прилюдно шлепать ее по заднице и называть сладкой кошечкой. Годы ушли, а страх, как выяснилось, никуда не делся.       Они редко общались: встречались на заседаниях совета директоров, сталкивались в фойе официальных мероприятий, но это вполне можно было пережить, и Кэт постепенно привыкла к тому, что больше не вздрагивает, когда он появляется рядом, не пытается убежать и спрятаться, а смело смотрит в глаза, кивает и идет дальше.       Так было до тех пор, пока две недели назад он не пригласил ее в свой офис и не сделал то самое предложение.       — Китти, — говорил он, посмеиваясь. — Я знаю, что у тебя железные яйца и только ты способна вести вперед линкор, который я собираюсь построить. Твоя медиа-империя — только капля в море, а я предлагаю тебе весь океан разом.       От перспектив кружилась голова: переехать в Нью-Йорк, возглавить самый крупный в США медиа-холдинг, управлять не одной компанией, а десятками, взойти на самый верх политической и общественной жизни, стать не королевой, а императрицей СМИ.       Еще пять лет назад Кэт бы с легкостью согласилась, наплевав на то, как действовало на нее присутствие Хедсона. Теперь же она сомневалась.       Нет, он не предложил ей спать с ним или что-то вроде, он не делал сальных намеков и не приглашал провести выходные за городом. Предложение и впрямь звучало как что-то исключительно деловое, дальновидное, но вместе с тем от него по-прежнему исходили флюиды наглости и хамства, и Кэт по-прежнему никак не могла от них защититься.       А теперь он обидел Кару…       Само собой, едва войдя в офис, он сразу понял, что между ними произошло. Талантливый и прозорливый сукин сын — он всегда видел ее насквозь.       — Серьезно, Китти? Трахать секретаршу? Я думал, это не в твоем стиле.       Она знала, что должна немедленно поставить его на место, посмеяться над предположением или насмешливо послать к черту, но… не могла.       А потом он обидел Кару.       Кару, которая с самого первого дня искренне и тепло заботилась о ней, Кару, которая с легкостью сносила все ее придирки и плохое настроение, Кару, которая приносила ей маленькие пирожные из кафе напротив, оставляла их на столе и убегала, не слушая несущиеся вслед насмешки.       Кару, с которой дружил ее замкнутый в себе сын, Кару, которая улыбалась даже тогда, когда стоило бы плакать, Кару, рядом с которой было так спокойно и тепло проводить вечера, рядом с которой одиночество не казалось таким уж пугающим и острым, рядом с которой хотелось просто сидеть и молчать, изредка обмениваясь спокойными и теплыми взглядами.       Все дальнейшее — напряжение между ними, желание, даже откровенные сексуальные взгляды и жесты, — все это было уже потом, после, и имело куда меньше значения. От секса Кэт с легкостью могла бы отказаться. А от всего остального?       Она тяжело вздохнула и снова посмотрела на телефон. Ничего. Да оно и понятно — кто бы стал звонить в такой ситуации? Зачем? Разве что высказать накопившуюся обиду и злость, но это было совсем не в стиле Кары.       — Привет.       Кэт не поверила своим глазам. На всякий случай сняла очки, протерла их салфеткой и надела снова. На пороге ее кабинета стояла та, о которой она не переставая думала весь этот день. И, похоже, она пришла вовсе не затем, чтобы высказывать обиды. Тогда зачем же?       — Я принесла тебе ужин, — сказала Кара без улыбки, входя внутрь и опуская на журнальный стол пакет. — Подумала, что теперь, когда я на тебя не работаю, мы наконец-то сможем поговорить.       Волна нежности была такой сильной, что Кэт не успела себя остановить. Она вышла из-за стола и шагнула к Каре, ненавидя себя за жалкую улыбку и раскрасневшиеся щеки.       Секунда осознания, что ее сейчас унизительно оттолкнут, а потом вдруг — теплые объятия, и мягкая ткань под щекой, и руки, уютно обхватившие плечи, и тихое:       — Прости, что ушла вот так. Я… рассердилась.       Господи, она еще и извинялась! Кэт закрыла глаза, вдыхая в себя ее запах и едва удерживаясь от того, чтобы поцеловать.       «Достаточно ошибок на сегодня, — сказала она себе. — На этот раз ты сделаешь все правильно».       Они сели на диване — как и всегда, когда оставались в офисе одни. Но на этот раз Кэт крепко держала Кару за руку и не собиралась отпускать.       — Я не говорила ему о нас, — сказала она, смело глядя в глаза. — Он сам догадался. Я для него — открытая книга, и он всегда с легкостью считывал все мои эмоции.       Кара кивнула.       — Прости, что не оборвала его, когда он начал нести всю эту чушь. Я знаю его очень давно, и он всегда действовал на меня так. Только он один во всем мире, понимаешь? Рядом с ним я всегда становлюсь глупой студенткой, ищущей свою первую работу.       — Тише, Кэт. Не надо.       — Нет, я хочу сказать до конца. Он предложил мне переехать в Нью-Йорк и возглавить огромный медиа-холдинг. Честно говоря, я думала, что моя карьера окончена и я достигла потолка, но это… Это даже не шаг вверх, это взлет на такую высоту, о которой я и не мечтала.       — Кэт…       — Я отказалась.       Она усмехнулась, увидев, как широко распахнулись глаза Кары, как поднялись ее брови, а губы сложились в аккуратное «О».       — Да, дорогая, я отказалась. То, что случилось сегодня, заставило меня о многом задуматься, и в первую очередь о том, нужен ли мне этот карьерный взлет.       — Не нужен? — глупо спросила Кара.       — Нет, не нужен. Я получила все, чего хотела: «КэтКо», этот город, моих недотеп-сотрудников, от которых больше проблем, чем толка. Здесь я возвращаюсь домой в девять вечера и провожу выходные с сыном. В Нью-Йорке я буду ночевать на работе и постепенно забуду, как Картер выглядит. Одного ребенка я уже потеряла, второго терять я не намерена.       Она помолчала, прислушиваясь к себе.       — И есть еще кое-что.       Кара вопросительно подняла брови.       — Ты.       — Я?       — Да, ты, — кивнула Кэт. И продолжила торопливо: — Я не обещаю, что у нас все получится, потому что по сути ты совсем меня не знаешь и не представляешь, какой на самом деле я могу быть задницей.       Кара засмеялась, но Кэт жестом остановила ее.       — То, что ты видишь на работе, — это еще полбеды, — серьезно объяснила она. — Я могу быть гораздо хуже. Но почему-то мне кажется, что тебя это не отпугнет, что ты сумеешь остаться рядом, и этого достаточно для того, чтобы я была готова рискнуть.       — Рискнуть? — растерянно переспросила Кара.       — Да.       Она за руку притянула ее к себе и заглянула в глаза. Несмотря на ровный тон голоса, поддерживать который было отчаянно сложно, Кэт понимала, что боится. Боится реакции, боится ответа, боится, что все это окажется Каре совсем не нужно.       И правда — тоже мне, сокровище, свернутая на работе женщина в два раза старше и в три раза злее, не умеющая держать в узде свой отвратительный характер и уставшая от собственного одиночества, но предпочитающая его любым изменениям в жизни.       — Я не вернусь к тебе на работу, — прошептала Кара, и ее глаза из растерянных стали испуганными. — И ты никогда больше не станешь коверкать мое имя. А еще если мы поймем, что все это серьезно, я не позволю прятать меня, и тебя прятать не буду тоже.       Кэт ждала продолжения, но его не последовало. Кара смотрела на нее, ожидая ответа, и вдруг стало ясно, что продолжения не будет, что эти смешные условия — это все, что ей нужно, это все, что отделяет их друг от друга.       — Ты невероятна, — тихо сказала Кэт, одним движением двигаясь ближе. — Ты просто невероятна. И, думаю, ты ошиблась, когда сказала, что из нас двоих влюблена только ты.       Кара выдохнула что-то неразборчивое, всхлипнула и обняла Кэт за плечи.       И долго-долго они сидели на диване, обнявшись, молчали и слушали, как совсем близко, за окном, рывками ударял в оконное стекло ветер. Пять лет спустя       — Миссис Дэнверс, ваш кофе.       — Спасибо, Сьюзен. Отмени, пожалуйста, все вечерние встречи, я хочу сегодня уехать домой пораньше.       — Конечно, как скажете. Только…       Кара подняла голову, посмотрела на ассистентку и мысленно улыбнулась. Милая молодая девочка, недавно закончившая колледж — она до сих пор боялась любых изменений в расписании и не рисковала появляться перед Карой без планшета в руках.       — Что такое, Сьюзен?       Она не успела ответить: за спиной мелькнула ярко-бежевая тень, дверь качнулась на петлях, и через секунду в кабинет стремительно ворвалась загорелая, сверкающая улыбкой и блестками на туфлях Кэт Грант.       Кара выскочила из-за стола, едва не свалившись на пол, и практически упала в распахнутые объятия, с головой погружаясь в знакомый запах кожи и ощущение прикосновения волос к щеке.       — Откуда ты здесь взялась? — прошептала она, прижимая Кэт к себе так тесно, как только могла. — Я собиралась послезавтра встречать тебя в аэропорту.       — А, — Кэт хмыкнула и, отстранившись, коснулась ее губ быстрым поцелуем. — Я устроила Картера в колледже, провела пару дней на пляже и поняла, что хочу домой.       Рядом послышалось покашливание. Кара скосила взгляд и жестом показала Сьюзен: «Иди».       — Простите, миссис Дэнверс, но я хотела спросить — возможно, миссис Грант захочет выпить кофе?        — Предложи мне это через час, Сузи, и тогда, возможно, я соглашусь. А сейчас брысь отсюда и закрой за собой дверь. И чтобы в течение этого часа миссис Дэнверс никто не беспокоил.       Сьюзен как ветром сдуло, и как только дверь за ней захлопнулась, Кара позволила себе рассмеяться.       — Зачем ты пугаешь моих сотрудников? — спросила она, помогая Кэт сбросить с плеч легкий плащ и утягивая ее за руку в сторону дивана. — У тебя свои есть, их и пугай.       — Не смогла отказать себе в удовольствии, — уже в шаге от цели Кэт извернулась и толчком заставила Кару лечь, а после со стоном устроилась сверху. — Я соскучилась, детка. Неделя на Восточном побережье была бы куда приятнее, если бы ты поехала со мной.       — В следующий раз так и будет, — пообещала Кара, помогая Кэт расстегнуть пуговицы на своей рубашке. — А сейчас заткнись и иди ко мне. У нас есть всего час, а неделя — это и правда слишком много.       Конечно, с мыслью о продолжении рабочего дня пришлось попрощаться. Сначала они долго занимались любовью, потом пили кофе, и Кэт рассказывала о Картере, сделавшем первые шаги во взрослую жизнь. После оказалось вдруг, что уже слишком поздно для того, чтобы работать, и пришлось ехать ужинать, потому что «дома шаром покати», «я собиралась в магазин только завтра», и «если мы доберемся до дома, то никакого ужина просто не будет».       На выходе из ресторана их поймали фото-репортеры, и пришлось еще двадцать минут потратить на улыбки и позирование перед камерами, и только после этого Кара наконец смогла усадить Кэт в машину и отвезти домой.       — Знаешь, — сказала она, когда поздно ночью они вдруг решили выпить вина и, замотанные в простыни, вышли на балкон чтобы полюбоваться звездным небом, — думаю, идея уволиться тогда из «КэтКо» была самой лучшей в моей жизни.       Кэт засмеялась, поцеловала Кару в висок и покачала головой.       — Нет, детка. Твоей лучшей идеей было не делать стеклянных стен в кабинете на новой работе.       — А если серьезно? — Кара мягким движением ладони заставила ее посмотреть на себя.       — А если серьезно, то твоей лучшей идеей было вернуться в тот вечер в редакцию и позволить мне осознать, что ты — это самое чудесное, что случалось в моей жизни, и что я не прощу себе, если упущу такую возможность.       Они улыбнулись одновременно и на секунду прижались друг к другу губами.       — Фу, — первой сказала Кэт. — Какой дешевый пафос.       — Точно, — согласилась Кара, улыбаясь. — Но что поделаешь: ты всегда становишься слегка пафосной, когда говоришь, что любишь меня.       И Кэт Грант, королева медиа, нахальная и жесткая бизнес-леди, разменявшая пятый десяток и только что отправившая сына в колледж, не нашла, что на это возразить.