Реальность

У всех время неумолимо куда-то бежит, а у нее оно сошло с ума и на каждой попытке идти дальше отбрасывает назад. Пальцы по привычке тянутся к узорчатому кулону квадратной формы и крепко сжимают его. С каждым днем картинка рябеет, а ведь когда-то она могла похвастаться отличной памятью, но ничто не вечно. С глухим стуком выдвигается шкафчик — кулон оказывается где-то там, в самом дальнем его углу, а пальцы нащупывают ручку и блокнот. Почерк прерывистый и небрежный, такой же неясный, как и мысли его обладательницы. Она в них тонет, тонет, тонет. В этих картинках сюрреализма. В одном пространстве женщина со светлыми растрепанными волосами, с просторной порванной белой рубашкой, прикрывающей ее обнаженное тело, в другом — она сама, такая же неживая, как и кукла. Та взаперти, а первая — на свободе. Обе тянутся друг к другу сквозь измерения, отчаянно и нереально. И с каждым разом стартовая точка все дальше. Они в разных вселенных. Она приходит в себя сидящей у стены, и впереди лишь комната с везде разбросанными порванными листами блокнотов, и в глаза ей бросается только что написанный ею текст. «И с головой в сомнения, а там ли я?» «И вот, внутри, зияет брешь». Она здесь. Где-то тут была. Потеряла — не нашла себя. Зато ее улыбку и голубые глаза, ей кажется, она не забудет никогда. Она вскакивает на ноги в очередном наплыве вдохновения — нужен глоток воздуха, немного времени, Боголюбский, и через месяц эти строки могут превратиться в какой-нибудь сингл. Никто и не заметит, как та самая нечаянно смогла. То был небольшой венский фестиваль, почти накануне финала шестидесятого по счету международного конкурса «Евровидение». На знакомом людям узкого круга народа и правда было не так уж и много, но Дарию не в первый раз удивляет разноплановость европейских музыкальных мероприятий: здесь, в замкнутом помещении с практически бесплатным входом, царила полная анархия, но вместе с ней и взаимопонимание выступающих совершенно разных жанров. Даше такое обычно приходилось по душе, но тогда, сидя за столиком и наблюдая за беснующимися людьми, ей совсем не хотелось «тряхнуть стариной». Всему виной отсутствие градуса — или же кризис среднего возраста — не каждый месяц она внезапно срывается и уезжает путешествовать просто потому, что хочется; нелегко понять себя, когда ты — натура переменчивая: то хочется жить сегодняшним днем, то внезапно все изменить. Как правило, одиночные поездки и одноразовые связи помогали направить мысли в нужное русло. А может, ну его, к черту, и забраться на сцену? Решение приходит спонтанно, и сцена, кажется, как раз затихла. Дария выходит из-за стола, кончиками пальцев удерживая бокал. Она идет вперед, подносит его ко рту и собирается выпить до дна, как вместо этого жидкость оказывается на ее футболке, а чей-то локоть — чуть ли не у нее в носу. Ну конечно же. — Я не буду извиняться. Если уж пьете, то делайте это за столом, — доносится до нее приятный женский голос, в котором слышны попытки быть серьезнее, чем-то есть на самом деле. Она окидывает любопытным взглядом высокую девушку со стройной фигурой, которую подчеркивает алое платье. Нуки поначалу хочется рявкнуть ей что-то грубое и язвительное в ответ, но она воздерживается. Поездка — период саморазвития, нужно держать себя в руках, иначе все без толку. — А я бы заставила, будь это проблемой, — Дария усмехается и начинает стаскивать с себя футболку, — но я как раз собиралась выступить, так что подержи ее пока у себя — она моя любимая. Под ее футболкой кожаный топ, обнажающий кубики влажного пресса. Она бы заметила удивление в ее взгляде, но глаза незнакомки скрыты маской. Эта незначительная деталь, безусловно, бросается во внимание, но, правда, какое ей вообще дело? — Удачи, — произносит ее неудача вслед, любуясь очертаниями ровной спины; Даша, конечно же, уже этого не слышит: она на пути к сцене, и уже через пару минут исполняет одну из своих песен. Незнакомка с пронзительным взглядом голубых глаз смотрит на нее все это время, а Дария — на нее, что поначалу обескураживает, а затем даже придает сил. В ней загорается азарт — ей не хочется понравиться, а лишь показать, какая она есть, чтобы притворно холодная блондинка сбежала. Но этого не происходит. Она внимательно вслушивается в каждое слово, всматривается в каждое движение. А когда Нуки бодрой походкой приближается к столу, она начинает показательно хлопать в ладоши. — Занимательное и запоминающееся выступление. Видно, что спето с душой, но как-то не вяжется с твоим образом, не с полураздетым видом, — Нуки хмурится и присаживается рядом. — Я не на именитом Голосе — мне плевать, что ты думаешь. Вот ты похожа на одну из этих лицемерных сучек, которые каждый Новый Год выступают на каком-нибудь «Голубом огоньке» и говорят то, что их просят. Вот что с того? И неужели тебе хочется, чтоб я совсем разделась? — ехидно отзывается Нуки, широко улыбаясь и показательно выставляя язык. Полина глубоко вдыхает и замирает на несколько секунд: ее слова — чистейшая правда, и она уже забыла, каково это, когда люди высказывают правду в лицо и не боятся быть теми, кто они есть. Но ей это нравится, и она легко и едва заметно улыбается, хотя это не ускользает от взгляда Нуки. — Я не лицемерка; у меня к любой жизненной ситуации свой подход. — Эй, да у тебя маска на лице, и ты мне говоришь о своем «не лицемерии»? На этих фестивалях каждый обнажает свою душу, а ты скрываешь даже лицо, — У Дарии мелькает идея, что у нее наверняка есть причина скрывать свое лицо. Да и голос кажется отдаленно знакомым. — Я могла бы спеть и обнажить свою, разве этого мало? «Реальность — это то, что ты видишь». — От попсы певичек с «Голубого огонька» у меня вянут уши, — Дария морщится. — Почему же ты за одним столом со мной? — Ты симпатичная. И, очевидно, несчастная: счастливые редко ходят поодиночке. — А вдруг у меня все лицо в шрамах? Сбежишь? — Пойму, — прядь волос оказывается в стороне, и обнажается старый шрам на шее. Нуки тут же отряхивает головой и легко пожимает плечами. Заметив слегка приоткрытый рот собеседницы и опущенные брови, она почувствовала себя виноватой. Та, очевидно, хотела непринужденного отдыха, а наткнулась на эмоционально нестабильную со своими подводными камнями. — Мне жаль, и… — она не успевает договорить, как Нуки встает с места, подходит к ней ближе, наклоняется, приближая свое лицо, и незнакомка чувствует ее дыхание на ее губах, а внутри все уже давно трепещет. Дария глядит ей в глаза, но то лишь отвлекающий маневр, и в следующее мгновение маска спадает на колени. Девушка тут же опускает взгляд в страхе быть узнанной, но этого не происходит. Она неторопливо и с некой застенчивостью поднимает глаза на Дарию — ничего в ней не изменилось. — Видишь, я хитрюга, а ты уж наверняка решила, что я хочу тебя поцеловать, — обе смеются, но на этот раз Даша видит ту искорку и морщинки у глаз от искренней улыбки. Она мысленно отмечает их красоту: при тусклом освещении они кажутся яркими и выразительными. — И теперь я вижу, как ты краснеешь. Расслабься, я шучу. — Я была готова, а тут ты рушишь мои надежды… — с иронией в голосе произносит она, продолжая их словесную игру. — В каждой шутке есть доля правды. Расскажи мне свою. Полина морщится, и к горлу подкатывает ком. — Как, например, ту, что одна известная блондинка в важнейшие дни своей жизни застукала мужа с любовницей? — Нуки даже не удивляется. Есть в ней некие черты идеальной семейной женщины, но это не отталкивает, а притягивает, и возникает странное желание черты эти стереть или накрыть своими, бесовскими. — Банально. Очень сожалею об утрате мужика, то есть, мудака. Из меня тот еще философ, но разве нервы стоят страданий по человеку, которому на тебя плевать? Встряхнись, ты ведь за этим сюда пришла, а из всех историй решила поделиться именно этой. — Как только ты показательно разделась у меня на глазах, мне все стало предельно ясно. — Как и мне, когда ты показательно возмущалась моим полуголым видом, пока слюнки текли от моего пресса. Представить себе не можешь, на что я способна, — игриво шепчет ей Дария, приближаясь на опасно близкое расстояние. Она резко отдаляется и наблюдает за реакцией — неясно. По правде говоря, Даше самой неясно ровным счетом ничего. Что может быть банальнее встречи с обычной блондинкой с самой, что ни на есть обыкновенной, историей? Но ничто не казалось таким реальным что для одной, что для другой. Как прогулка по ночной Вене вдоль зданий опер и музеев, как шелест листьев ее весенней природы, дуновение легкого ветра, от которого развевались волосы ее таинственной и жутко заинтересованной ею незнакомкой. Она недовольно морщилась, а затем улыбалась, а Нуки лишь внимала и запоминала, понимая, что вечно это длиться не будет. Потому что вскоре за ними захлопнулась дверь дорогущего номера отеля, и Дария вновь убедилась, что девушка-то ее совсем непроста. Именно она инициирует страстный поцелуй, не в силах себя больше сдерживать, и проводит языком по губам, легко кусается, коготками уже царапая спину. Нуки не замечает, как падает спиной на мягкие матрасы, и чьи-то ловкие пальцы расстегивают и резко стягивают с нее джинсы. — А я ведь говорила, что… — но тут уже оказывается заткнута сладкими губами. Впервые ей радостно с того, что ее перебивают, как скользят влажной дорожкой по ее животу, нашептывая нелепости. От них щекотно — Нуки смеется и, кажется, ощущает себя самую малость счастливой. Неизвестно, кто они такие: без имен, без прозвищ, с чистой репутацией. Просто те, кто есть, вне этой реальности, наедине друг с другом. Она — ее чертов свет, который выгибался от каждой неумелой ласки, стонал от одного лишь шепота на ухо пошлых фраз; свет, который изгонял ее тьму — это самое чувство было бесценным и не менее эгоистичным. Поездка приобрела некий смысл, но так казалось лишь до определенного момента. — Уходи, пожалуйста, — произносит ее незнакомка еще запыхающимся голосом, с трудом сдерживая себя от проявления ненужных эмоций. Сколько времени прошло? Никто не считал, но уже светало. А когда-то казалось, что торопиться некуда. Дария не возражает. Сколько раз она сама так поступала — не сосчитать. Хоть раз это должно было вернуться, но кто же знал, что будет так… больно? Бумеранг задел сердце и засел там глубоко. Вытащишь — боль умножится. Она не может уйти без оглядки. Позади — спина той, на чьи глаза наворачиваются слезы, но иначе никак, впереди — неизвестность и кулон, который она позаимствовала с ее тумбочки. Так, на память. С тех пор остается лишь выдумывать несуществующие сюжеты, которые не сбудутся никогда. Но это ничего, ведь она по натуре свой сочинитель и творец. Как и ее девушка на одну ночь. Двадцать третьего мая ее лицо заполонило всю ее музыкальную ленту: гордость России, девушка, занявшая второе место на Евровидении, Полина Гагарина. Взгляд таких далеких голубых глаз уже не казался родным, а улыбка представляла ничто иное, как фальшь: она уверена, потому что видела реальность, потому что умеет отличать правду от лжи. А история про мужа-изменщика стара, как мир, и она давно встречается с другим, с неким фотографом. В тот день хотелось бить стекла, рвать и метать, и, наверное, писать. «Реальность — это то, во что веришь!» Время несется, а Полина из памяти не то что бы не вылезает, она там просто уютно устроилась, избрав самую дальнюю комнату. Со временем пришло и понимание, что они из двух разных миров, и в чьем-то одном другая будет всегда не в своей тарелке. Но Полина была вечным источником вдохновения, поэтому Нуки не переставала использовать ее именно в этом ключе: забыть, как теплая рука касалась ее щеки, все равно невозможно. «Сойти с ума, и на краю воздать свою Вселенную!» «Поверить в сон, и в этот раз, чтобы и он поверил в нас!»