Версус в супермаркете

Дмитрий Уткин лениво прихватил с собой тележку, со злостью толкая ее вперед, входя в просторный супермаркет. << Он, блять, издевается над мною! >> Мысли путались, наваливались на слабое сознание, без спроса врываясь, обездвиживая и ловко добираясь до сердца, в попытках то сломать окончательно. Они вытесняли весь необходимый воздух, стараясь заменить на отравленный горечью, ядовитый газ, который так и норовил проникнуть глубже, начать убивать до ужаса медленно, болезненно. Обида, бессилие, отчаяние. Так можно в трех словах описать то, что чувствовал Дима, когда посмотрел новый клип комика. Боль прогонялась по крови слишком быстро, только обостряя ревность, соединяясь, становясь с ней, как одно целое. Глаза хотели поскорее закрыться, чтобы не видеть то, что происходит на экране. Чтобы не видеть, как Юра приобнимает сексуальных девушек, которые пластично выгибаются, призывая смотреть на скрытые тканью, но достаточно выпуклые части тела. Но чертовы пальцы непослушно тянулись к значку "Повторить". То, что это простой клип его не оправдывает. Сердце больно кололо, отдаваясь по всем клеткам неслабой дрожью. А он нажимал снова и снова чертову кнопку, чтобы посмотреть еще раз, чтобы который раз убедиться, что у него нет ни единого шанса хоть как-то понравиться, заинтересовать алкоголика. Хотя бы потому, что он не является девушкой. Начинало казаться, что он неисправимый мазохист. И Ларин уже не вспомнит, когда он начал испытывать эмоции, которые перестали быть связанными с понятием "ненависть", даже с понятием "желание подружиться". Потому, что эти чувства нагло поселились уже давно, это точно. Толчок. Внезапное столкновение с другой тележкой заставила поднять глаза. — Ты?!? — на одном дыхании удивленно выдохнули оба. Хованский выглядел устало, на лице не играла язвительная ухмылка. До этого времени, конечно. — О, чушка на горизонте, — с насмешкой, тот уже пытался вывести из себя бывшего соперника на версусе. — С дороги отойди, я с самым низким классом общества разговаривать не собираюсь. — Слышь, а чё мы такие дерзкие вдруг стали, а? Я тебя недостаточно выебал что-ли? Надо исправить, — задумчиво протянул Юра, пытаясь кривляться, но как-то странно рассматривал черты лица своего оппонента. << Если бы ты это говорил с прямым текстом... >> — Уйди, — голос Ларина хрипло подрагивал. << Прошу, не уходи... >> — Ути пути, небось уже испачкал свои штанишки? — с вызовом, и снова... — Чего ты от меня хочешь? — раздраженно спросил Дима, чувствуя, как от такого знакомого тембра скручивается все в тугой узел, стискивая сильнее, заставляя замереть. — Один раунд. Здесь и сейчас. Я преподам тебе в который раз хороший урок, уточка. Кучка людей уже рассматривали любимых видеоблоггеров в сторонке неподалеку, запечетляя все на видеокамеру своих телефонов, страстно о чем-то шепчаясь между собою, увлеченно наблюдая за стремительно развивающимися событиями, ведь точно знали. Сейчас будет шоу... << Я не хочу его унижать, не хочу, хватит >> — упорно шептал внутренний голос, но воспоминание о недавнем видео жестоко ударило под дых, наполняя ненавистью, и... — Согласен, начинай первым, уступаю. И тот начал... — Ты дал мне возможность первым свой раунд начать, Но ты не благородный, нет, ты просто привык прогибаться подо мной, как последняя блядь, Я тебе еще в тот раз прямо сказал, ты должен был с первого раза понять, Что батя здесь я, и такие холопы, как ты, не смеют перечить мне и возражать. Ты ошиваешься вечно рядом, мне кажется, я стал сутенером, Не называй меня "папочка", лишь называй меня Богом, Я покажу тебе рай, а потом раздавлю, указывая обратную дорогу, Ты будешь униженным, сломленным, но покорно уйдешь с моего порога. Раздражаешь меня своим ебалом пидора, Ножки подкосились, да? Подмогу зови тогда, Ты у нас такой хрупкий, изнеженный, тебе сдохнуть пора, давай, Уебок, последнее желание - закон, вот его мне сейчас зачитай! Хованский читал с яркими жестами и с неким властным ритмом, шепелявость, как ни странно, неизменно придавала раунду некую особенность, уникальность, броскость. Уже многочисленная публика разразилась громкими апплодисментами, потешая эго Юры. Все затаили дыхание, ожидая желанного продолжения. << Ты так хочешь моей смерти, да? Ты настолько меня ненавидишь? >> — хотел спросить Дима, но вместо этого нервно глотнув кислорода, пытаясь вбить себе в память образ комика, который на сердце давно уже выбитый. И невольно начал говорить то, что тщательно скрывалось все это время под семью замками... — Хочешь услышать последнее желание? Ну ладно, Хочу, чтобы ты пришел на мои похороны в костюме парадном, Хочу, чтобы принес цветы, и как бы ни звучало банально, Хочу, чтобы скучал по мне, хочу, чтоб было больно фатально. Я так хочу с лица твоего стереть надменнную ухмылку, И вместо этого хоть раз увидеть нежную улыбку, Я так хотел бы, чтобы ты смотрел на меня влюблённым, провожающим взглядом, Но ты не слышишь, и вместо кидаешь слова, обжигая, поливая мою душу ядом. Я больше не в силах соперничать, И ты прав, меня еле держат ноги, Ведь сердце бьется быстрей, заставляя меня нервничать, Ты такой, блять красивый, о Боги... Последнюю фразу Ларин прошептал, не в силах более контролировать оттенки осипшего голоса от переизбытка нахлынувших эмоций. Аудитория не издавала ни малейшего звука, пытаясь осмыслить, что только что произошло, а Юра стоял, словно вкопанный, пораженно хлопая удивленными глазами. Не став дожидаться подкола или заливистого смеха, Дима оставил тележку, протолкнулся сквозь гущу толпы и поспешно направился к выходу. Когда голову окутал свежий уличный воздух, обрушилось осознание, какую он сделал ошибку, открывшись. Идиот. — Постой. Хованский схватил кисть руки критика, резко развернул его к себе лицом и рывком впился в податливые губы, руками обвивая шею и пальцами зарываясь в темные волосы. Ларин приоткрыл рот от неожиданности, чем и воспользовался комик, углубляя поцелуй, делая его жарким, заставляя отвечать тем же страстным напором. Кожа покрылась мурашками, плотно прижимаясь к любимому телу. Нехотя оторвавшись, оба смотрели друг на друга затуманеным взором. — Что за... — фраза была оборвана коротким, но требовательным поцелуем. — Замолчи, это я так долго этого ждал, это я хотел, чтобы ты смотрел на меня таким взглядом... Каким смотришь сейчас...