В отсутствие Ваноццы

— Похоже, мы здесь одни, Микелетто, — говорит Чезаре, окидывая взглядом просторную кухню трактира своей матери, Ваноццы деи Каттанеи. — Мать ушла на рынок, а слуг отпустила в церковь… — Говорите, одни?.. — хрипловато спрашивает Микелетто. Обходит Чезаре, становится с ним лицом к лицу и, чуть помедлив, накрывает ладонью его пах. — Да ты бесстыдник, мой Микелетто, — Чезаре усмехается, но не делает попытки отстраниться. — Прямо здесь? На кухне моей матери? — Почему бы и нет? — Микелетто тоже усмехается, легонько трёт член Чезаре сквозь ткань гульфика. Приближает лицо к лицу, касается губами шеи Борджиа, покалывая бородой. — Вы же сами сказали, что мы одни. — Микелетто… — Чезаре запрокидывает голову, подставляясь ласке. Микелетто мнёт его член сквозь штаны, щекочет бородой ухо. Чезаре тихо стонет, вцепляется в его плечи, подаётся в руку. — Сладкий мой… — шепчет Микелетто; сейчас один из тех драгоценных для них обоих моментов, когда можно забыть о субординации. Он тянет Чезаре в тёмный угол кухни, прижимает спиной к стене, закрывает рот глубоким поцелуем — и Чезаре снова стонет, притягивая его ближе. — Твой… — откликается Борджиа, когда поцелуй прерывается. Микелетто утягивает его на низкую заваленку у стены, под тёмным сводом, усаживает спиной к себе, вылизывает ухо, сильнее сжимает и потирает член сквозь плотный шёлк. — Хочешь, я тебя рукой доведу? — бормочет Корелья. — Только развяжу гульфик?.. — Да… да, хочу… хочу, мой Микелетто… — Чезаре откидывается спиной к груди любовника, чуть склоняет голову набок, подставляя ухо, и прикусывает губу, заглушая новый всхлип. — Да, любимый… — хрипло шепчет Микелетто, одной рукой распутывает шнуровку гульфика Чезаре, высвобождая налитую желанием плоть — от неё будто исходит жар, тот жар, что они способны разжигать в крови друг друга. Обхватывает ловкими жёсткими пальцами, несколько раз медленно, с оттяжкой проводит ладонью по всему стволу, приникает губами к бьющейся на шее жилке, снова ласкает ухо, покалывая бородой. Двигает рукой чуть быстрее. В темноте слышно лишь их сбивающееся дыхание. — Да, так… так, Микелетто… так хорошо… ещё… — шепчет Чезаре, кусает губы, не давая себе застонать в голос — но у него всё равно вырываются сдавленные всхлипы. Ласки мозолистой ладони Микелетто, губы и язык, ласкающие ухо, покалывание бороды, — всё это посылает по телу волны сладкого жара, и Борджиа, прерывисто вздохнув, прикрывает глаза от наслаждения. — Сколько захочешь, — шепчет Микелетто в ухо Чезаре, перебирая и массируя его яички, вновь возвращаясь к члену, лаская его то быстрее, то медленнее. Чуткий слух Микелетто Корельи не подводит его даже когда в крови бурлит страсть — он улавливает тихий скрип половицы и едва уловимый шелест юбок, когда накрывает губами ямку между ключицами любовника. Его рука замирает лишь на миг; в противоположном углу возле двери для хозяйки и обслуги трактира сумрачно, не различить тень среди теней, но он понимает, что это Ваноцца де Катанеи. Женщина тоже замирает в своей темноте. Чезаре подавляет ещё один стон, на этот раз более требовательный, и пальцы Микелетто снова приходят в движение, играют с головкой, потирают, дёргают ствол. Борджиа выгибается у него на руках, и Микелетто легко прикусывает его ухо, не сомневаясь, что женщина узнала голос своего сына, несмотря на то, что ей, возможно, не приходилось слышать его в страсти. И поняла, с кем он разделяет эту страсть. Микелетто поднимает волосы Чезаре, открывая шею, и жарко выцеловывает загривок. Призрачный шелест юбок ускользает из трактира, растворяется в наступившем утре, которое здесь совсем незаметно. Микелетто теребит пальцем чувствительную щель в головке плоти, заставляя Чезаре захлебнуться стоном. Чезаре не слышит ничего — растворившись в своей страсти, в ласках Микелетто. Он стонет, уже не стыдясь, забыв, где они, забыв, что их могут увидеть… и кто их может увидеть. Сладко вздрагивает всем телом, когда губы Микелетто касаются его загривка, заводит одну руку назад, обхватывает шею Корельи, привлекая его ближе к себе, побуждая ласкать и целовать ещё. — Микелетто… я так скоро… я так скоро с тобой… — не помня себя, выдыхает Борджиа. Микелетто целует ещё, вылизывает загривок Чезаре, легонько царапает зубами, пьёт исходящий от него жар. — Скоро кончишь?.. Кончай… я тебе помогу… любимый… — хрипловатый голос Корельи струится по коже, распаляя ещё больше. Он теребит головку члена, отрывисто ласкает ствол, второй ладонью оглаживает бедро Чезаре, притягивает его к себе крепче, побуждает откинуть голову, прижимается губами к ямке между ключицами. — Сладкий, неистовый… во всём неистовый… — Во всём… с тобой… с тобой, мой Микелетто… — выдыхает Чезаре; его голова мотается по плечу Корельи, раскидывая растрепавшиеся тёмные локоны. — Да… скоро… я скоро, Микелетто, ещё немного… Микелетто!.. — Чезаре громко вскрикивает, окончательно позабыв, что они находятся в трактире его матери, буквально падает спиной на грудь Корельи и сильными толчками выплёскивается в его руку, вздрагивая в судорогах страсти. Микелетто удерживает изогнувшегося от экстаза Чезаре, чувствует, как горячее семя течёт по его пальцам, ещё немного ласкает обмякающий член, отчего Чезаре почти жалобно стонет, прижимается губами к его уху. — Ты лучше всех…. люблю… — шепчет он и гладит Борджиа ладонью по груди. — И я тебя… — отзывается Чезаре. Блаженно вздыхает, прикрыв глаза, позволяет себе ещё пару мгновений отдышаться в объятиях Микелетто. — Хочешь… хочешь тоже? Хочешь, я тебе отсосу? — так и не зашнуровав гульфик, Чезаре соскальзывает на колени, смотрит на сидящего Микелетто снизу вверх, проводит ладонями по его бёдрам. — Хочу… — Микелетто смотрит на растрёпанный силуэт Чезаре в темноте — на его стороне света больше, чем под сводом потолка, укрывающего своей тенью Микелетто, — гладит по щеке, касается большим пальцем губ. В паху ноет, Корелья откидывается спиной на стену, устраиваясь удобнее, и широко расставляет ноги, предоставив Чезаре возможность самому развязать его гульфик. — М-м-м… — Чезаре на пару мгновений прижимается к гульфику Микелетто щекой, трётся, чувствуя сквозь плотную ткань горячую упругую плоть. Улыбается, тянет за завязки гульфика зубами, помогает пальцами напряжённому стволу высвободиться из плена ткани, легонько дует на него и тут же обхватывает плотным кольцом губ. Микелетто издаёт гортанный стон, запрокидывает голову, зарывается пальцами в волосы Чезаре, плавно подаётся бёдрами в жаркую глубину рта. В какой-то момент он думает — хорошо, что Ваноцца приходила раньше. Зрелище собственного сына, ублажающего ртом своего наёмника, было бы для неё слишком. Чезаре что-то приглушённо мычит, кладёт руки на бёдра Микелетто, поглаживает их сквозь ткань штанов. Проходится губами по всей длине члена, наслаждаясь солоноватым привкусом и знакомым пряным запахом, запахом Микелетто, запахом единственного мужчины, перед кем Чезаре Борджиа становится на колени. Обводит языком выступающие венки, дразнит щель на головке члена, чуть надавливает кончиком языка, раскрывая её. — Чезаре… — Микелетто хрипло выстанывает имя своего господина, плотнее прижимает его голову к своему паху, массирует сильными пальцами затылок. Кровь огнём струится по жилам, язык и губы Чезаре сводят с ума, — они всегда сводили друг друга с ума ночами, сплетаясь в своей страсти, своей любви. И сейчас этот тёмный угол трактира Ваноццы деи Каттанеи им обоим кажется слаще самых роскошных постелей Рима. — Я скоро, любимый… скоро… Чезаре согласно мычит, плотнее сжимает кольцо губ, пускает член Микелетто за щёку, расслабляет горло, даёт проникнуть глубже. Слизывает выступившие на головке первые капли, массирует рукой тяжёлые бархатистые яички, перебирает, взвешивает в ладони, поглаживает Микелетто второй рукой по бедру. Микелетто запрокидывает голову, глядя полузакрытыми глазами в темноту, утробно стонет — и сам не замечает, как начинает плавно и ритмично двигать бёдрами. — Да… ещё немного… Чезаре… Чезаре… — он накрывает руку Борджиа на своём бедре. Чезаре прикрывает глаза, позволяет Микелетто плавно трахать свой рот, обводит языком его член, чувствуя, как пульсирует горячая упругая плоть, готовясь излиться наслаждением. Микелетто ещё несколько раз погружается в рот Борджиа и выплёскивается в его горло, сжав пальцы на затылке, тяжело дыша, подавив низкий протяжный стон. Чезаре сглатывает всё до капли, вылизывает обмякающую плоть, медленно отстраняется. Коротко трётся щекой о бедро Микелетто, смотрит снизу вверх, не спеша подниматься. — Микелетто… когда мы… когда ты меня… ты вроде на миг приостановился… никто не заходил?.. — спрашивает Чезаре и бездумно проводит языком по припухшим губам. Микелетто глубоко вдыхает — пережитое наслаждение всё ещё не затухло в крови, — чуть рассеянно гладит Чезаре по щеке, потом коротко кашляет. — Приходила… ваша мать. И… кажется, она всё поняла… хотя, возможно, и не всё разглядела. Поняла, с кем вы… что я… — Поняла… что ты меня?.. — по щекам Чезаре разливается густой румянец; он неловко поднимается, начинает оправлять свою одежду. — Микелетто… она… долго здесь стояла?.. Микелетто поднимается на ноги и кивает, глядя теперь на Чезаре снизу вверх. — Не очень. Она ушла вскоре после того, как я продолжил… продолжил тебя ласкать. — Мать… она понимает, да… — Чезаре со смущённым смешком на миг склоняет голову Микелетто на плечо, притягивает его одной рукой ближе. — Хотя я всё же немного пристыжен тем, что она нас видела. — Может, мне следовало сказать?.. Но… — Микелетто пожимает плечом. — Но да, она понимает… хоть и сочтёт твоего наёмника бесстыжим. — Нет… не следовало, — Чезаре проводит ладонью по спине Микелетто, вжимается лбом в его плечо. — Я бы не хотел, чтобы ты отвлёкся. А мать понимает и то, что я не менее бесстыж, чем мой наёмник, — он обхватывает лицо Микелетто ладонями и целует его в губы, делясь привкусом семени. Микелетто отвечает на поцелуй крепко и терпко. Они ещё успеют всласть нацеловаться — ведь в ближайшее время Ваноцца не вернётся.