Мой маленький убийца

— Кьяро. Кьяро вздрагивает от негромкого оклика Чезаре. Замирает на месте; смотрит на носки своих сапог, вопреки обыкновению избегая встречаться взглядом. Чезаре подходит к нему вплотную, берёт пальцами за подбородок, заставляя поднять голову, — и Кьяро сжимается сильнее, словно в ожидании удара. — Посмотри на меня, — мягко говорит Чезаре и, поймав наконец взгляд зелёных глаз Кьяро, добавляет: — Кьяро, что не так? Почему ты начал избегать меня… моих прикосновений… даже взгляда? После того, как ты был ранен… и Таддео тебя выходил? — при упоминании имени Таддео делла Вольпе Кьяро снова вздрагивает, и тонкие соболиные брови Чезаре сдвигаются у переносицы. — Ты поверил, что в тот день я окончательно отдал душу силам тьмы? Но… — Нет, — Кьяро быстро мотает льняной головой. — Нет, нет… нет, Чезаре, я не… — Тогда почему? — настойчиво повторяет Чезаре. Кьяро упорно молчит, и Чезаре, улыбнувшись, ласково касается ладонью его щеки. — Ты можешь рассказать мне всё. Как на исповеди. В конце концов, я ведь князь церкви, ты помнишь? — Ты возненавидишь меня, — хрипло выговаривает Кьяро, и в его глазах отражается мука, что он тщательно скрывал все эти дни. — Возненавидишь, если я расскажу. — Ты меня предал? — улыбка Чезаре становится чуть шире. — Перешёл на сторону врагов моего отца? Или соблазнил мою сестру? Что-то мне слабо в это верится. — Нет, — Кьяро судорожно сглатывает. — Нет, конечно, нет. Но, может… то, что было… ты тоже сочтёшь предательством. Чезаре хмурится сильнее. Осторожно обнимает Кьяро за плечи и ведёт к двери в свои покои. — Что ж, позволь решать мне, ладно? И не бойся. Ты мне слишком дорог… возможно, я готов простить даже предательство. У Кьяро вырывается сдавленный всхлип. Он дрожит всем телом, но, по крайней мере, больше не делает попытки сбежать от разговора — и Чезаре рад уже этому. — Я тебе расскажу, — тихо говорит Кьяро, когда Чезаре, плотно затворив дверь, усаживает его на свою кровать, садится рядом и снова обнимает за плечи. — Всё расскажу… я больше не могу молчать… а ты решай, да… Чезаре кивает, тихонько гладит Кьяро по плечу — хотя напряжение из его лица так и не ушло; до этого дня Чезаре Борджиа ещё ни разу не говорил, что готов простить предательство. Пару мгновений Кьяро молчит. А потом начинает говорить — и плакать. — Вольпе, — отрывисто говорит Кьяро, всхлипывая и даже не пытаясь утереть бегущие по лицу слёзы. — Это всё Вольпе. Тогда… когда выхаживал… Я очнулся оттого, что он меня трогал… пошевелиться не мог — раны, крови много потерял, да и травами он меня напоил… Он меня не… не взял — может, потому что я слишком слаб был… а может, и брезговал, он ведь всегда меня презирал — за то, что я не знатного рода, за то, что не с детства к тебе приставлен… и ненавидел, ненавидел за то, что ты меня выбрал, а не его… на шёлковых подушках рождённого… И тогда — отдрочил только… и потом ещё несколько раз… и в губы силком поцеловал… всё говорил, что хочет понять, что ты во мне нашёл, он ведь в тебя влюблён, давно влюблён… А мне… я кончил, да… но всё равно — противно было, мерзко… до сих пор противно… что вот так вот — с ним, не с тобой, против воли… Что ты меня теперь презирать будешь… так же, как он… — Кьяро всхлипывает громче и, качнувшись вперёд, утыкается лбом в плечо Чезаре. — Тихо, тихо… иди сюда… — Чезаре сгребает Кьяро в охапку, закутывает, как в одеяло, в алый бархат своей кардинальской мантии, усаживает к себе на колени. По его лицу проходит тень, в тёмных глазах вспыхивают и гаснут золотые сполохи — но прячущий взгляд Кьяро этого не видит. — Ты не виноват… ни в чём передо мной не виноват… это ты прости… что меня рядом не было, при мне бы он не посмел… если бы знал, что я поблизости… ну иди, иди сюда… — Чезаре осторожно заставляет Кьяро приподнять голову, обнимает ладонями заплаканное лицо, стирает большими пальцами слёзы, ласково целует в губы. — Видишь, я не сержусь… мне не за что на тебя сердиться… на него только… за то, что тронуть посмел… ты мой, только мой, всё равно мой, слышишь?.. — он заглядывает в зелёные глаза Кьяро и снова его целует. Кьяро смотрит на него, краснея, измученно улыбается сквозь слёзы, трётся щекой о ладони Чезаре. — Вижу… теперь вижу… я правда не хотел… — Кьяро жмурится, отвечает на поцелуй, обнимает Чезаре за шею, благодарно к нему льнёт. — Твой, только твой… с ним… то, что кончил… просто он так трогал, я ничего не чувствовал в душе, противно только было и зло… я только с тобой… только твоим хочу быть, всегда… — Кьяро всхлипывает и отвечает на новый поцелуй, кажется, только сейчас осознав, насколько мучило его то, что, возможно, после того, что случилось, Чезаре будет чувствовать к нему отвращение. Умом он понимал, что, скорее всего, так не будет, — но всё же… — Будешь… будешь только со мной… маленький мой, хороший… мой маленький убийца… — Чезаре повторяет их давнюю совместную шутку, надеясь отвлечь Кьяро от неприятных воспоминаний, покрывает поцелуями всё его лицо, сцеловывает тёплые солёные слёзы. — Ты не виноват… не виноват, что кончил… Оно так бывает — душа отторгает, а плоть откликается… нередко бывает… Знаешь, — Чезаре начинает тихонько баюкать Кьяро в объятиях, — мне там, в Марино… Джулия Фарнезе отсосала, когда я цепями прикованный в темнице стоял… всё надеялась, что я захочу стать её любовником, а я никогда её не хотел, с самого начала понимал, какая она на самом деле… лживая, продажная, распутная… Но всё равно тогда кончил, как и ты с Вольпе, хоть и не хотел её по-прежнему… Я бы от тебя никогда не отказался, маленький, хороший… даже если бы он тебя… — Чезаре умолкает и прижимается губами к льняной макушке Кьяро. Кьяро издаёт короткий хрипловатый смешок — их шутка заставляет улыбнуться даже сейчас, — жмурится под поцелуями Чезаре, на ресницах дрожит солёная влага. Прижимается щекой к плечу Чезаре, подтянув ноги, свернувшись комочком на его руках. Слушает, вскидывает заплаканный взгляд, когда Борджиа говорит о Марино. — Мерзавка… — Кьяро крепче сжимает руки, обнимающие Чезаре. — Так и Вольпе… только рукой… ненавижу… мне казалось, что тело предало меня… сам себе был противен… Чезаре, я люблю тебя, только тебя… — Кьяро изо всех сил зажмуривается, чувствуя, как же тепло в объятиях Чезаре, как не похожи они на прикосновения Вольпе — нарочито распутные, стремящиеся вызвать желание, исследующие самые потаённые уголки его тела… губы, шепчущие в самое ухо о том, что желают пальцы, чего желает сам Вольпе… Поиграться, узнать, что же такое скрывается в белокуром убийце Чезаре Борджиа, что тот готов ради него на всё… Кьяро сильнее прижимается к Чезаре, укрытый его мантией, трётся носом о шею. Его ласково гладят по волосам, успокаивают… не предают, не испытывают отвращения. Кьяро пытается хоть немного расслабиться, и это вполне удаётся. — Твой маленький убийца… Навсегда твоим останусь… Ты прав, да, тело слабо, оно слабее, чем душа… Чезаре…. я только и хотел, чтобы поскорее оказаться рядом с тобой… верил, что ты найдёшь меня или самому удастся сбежать… если он не скажет тебе, что я у него… — Хороший мой… верный… прости, что не мог тебя сразу у него забрать… — Чезаре гладит волосы Кьяро, лицо, плечи, снова целует губы. — Вот и мне тогда так казалось… в Марино… что тело предало… Мой, только мой… люблю тебя… Хочешь, прямо сейчас докажу?.. — Чезаре улыбается, снова берёт лицо Кьяро в ладони, целует долго и глубоко. — Ты не виноват… я знал, что всё равно придёшь… — Кьяро почти безотчётно льнёт к Чезаре, по-кошачьи ласкается о его руки, раскрывает губы поцелую. — Зато мы друг друга не предадим… Хочу… хочу, Чезаре… Чтобы забыть, как он лапал… — Кьяро вскидывает голову и обвивает шею любимого руками. — Не предадим, никогда не предадим… мой, только мой… мой маленький убийца… иди сюда… — Чезаре мягко опрокидывает Кьяро на свою кровать — алая кардинальская мантия соскальзывает и расплёскивается на простынях кровавой лужей — целует глубже, забирается ладонями под его одежду, ласкает тело. — А тогда… с Джулией… я жалел, что у меня в семени кантареллы нет… как в крови… что отравить её не могу, шлюху продажную… Забудь, забудь… мы вместе… навсегда вместе… — он прикусывает мочку уха Кьяро, вылизывает ушную раковину, дразнит соски. Кьяро порывисто зарывается пальцами в тёмные пряди Чезаре, выгибается под его ладонями, отвечает на поцелуи. — Твой маленький убийца… любого за тебя убью… Да, её бы ядом… и Вольпе… я укусил его один раз… он сначала отпрянул, побоялся, наверное, что во мне уже кантарелла от тебя течёт, от того, что мы с тобой… а потом понял, что ничего не случилось, и продолжил… Но мне нравится твоё семя, нравится, когда ты в меня… Твой… да, Чезаре… — Кьяро сладко вскрикивает от лёгкого укуса, ёрзает под Чезаре, тянет с него одежду. — И мне нравится… в тебя… наполнять тебя, делать своим… — Чезаре раздевает Кьяро донага, покрывает короткими быстрыми поцелуями его грудь, лижет соски, прикусывает. Мнёт ягодицы, пробегается пальцами по горячей влажной ложбинке между ними, подносит пальцы к губам Кьяро. — Оближи… только моим будешь… и я… таким, как сейчас… только с тобой… — Да… — Кьяро смотрит на Чезаре лихорадочным взглядом — с жаждой забыть, жаждой ласки, понимания, что он нужен, любим. Облизывает губы, касается ими пальцев Чезаре, посасывает их, вбирает в рот. — Сделай своим, да… своим единственным… Люблю… — Сделаю… только моим… и я тебя… мой маленький убийца… — Чезаре проводит влажными от слюны пальцами Кьяро между ягодиц, трёт края входа, проскальзывает сразу двумя пальцами внутрь, отводит второй рукой со лба Кьяро светлые пряди волос, целует его скулы, губы, двигая пальцами в тесном проходе, сгибая их и разводя в стороны. Кьяро коротко, тихо вскрикивает, принимая пальцы Чезаре, смотрит на него взглядом, в котором боль и стыд начинают сменяться блаженством, тянется за поцелуями — порывистыми, жаркими, — лихорадочно гладит волосы Чезаре, путаясь в них. Обнажённые бёдра льнут к бёдрам кардинала. — Хороший… сладкий… чистый… что бы ни случилось, всё равно чистый… мой… только мой… — шепчет Чезаре, ласкает Кьяро взглядом отливающих золотом тёмных глаз, скрещивает в нём пальцы, разводит их в стороны, наконец медленно вытаскивает. — Готов?.. Готов, мой маленький убийца? — Чистый… для тебя хочу всегда быть чистым… — эхом отзывается Кьяро, коротко всхлипнув от удовольствия. Чезаре любит его, всё равно его, Вольпе мог лапать сколько угодно, Кьяро всегда будет принадлежать Чезаре, а Чезаре Вольпе — никогда. — Готов… — отрывисто кивает юный ассасин. — Возьми… сделай опять своим… — Сделаю… сделаю, мой хороший… любимый… только мой, всегда мой… — Чезаре осторожно поднимает ноги Кьяро, укладывает их себе на плечи, проводит ладонями от голеней к бёдрам, сжимает ягодицы Кьяро и медленно толкается в горячую глубину его тела. — Мой… — Твой, твой, твой… — как заклинание, бормочет Кьяро. Он выгибается дугой — тонкой, хрупкой и в то же время сильной, — когда Чезаре погружается в его тело; закидывает руки наверх, вцепляясь пальцами в край подушки, приподнимает голову, смотрит затуманенными глазами. — Чезаре… Чезаре… ты со мной… снова со мной… — Кьяро словно не может в это поверить. — С тобой… всегда с тобой… никогда тебя не брошу… что бы не… кто бы не… — Чезаре накрывает обе руки Кьяро одной своей, впечатывает их в подушку, сплетает пальцы, придерживает второй рукой ногу Кьяро на своём плече и начинает двигаться — поначалу медленно, плавными глубокими толчками, каждый раз выходя почти полностью, оставляя в пульсирующем кольце мышц одну только головку и снова до упора погружаясь в тело ассасина. — Да, кто бы не… — повторяет Кьяро, бездумно облизывает губы, смотрит в отливающие янтарём глаза Чезаре. От проникновения по телу расходятся сладкие волны. Ему так нравится отдаваться Чезаре, нравится принадлежать, нравится быть его маленьким убийцей… Преданный и любящий, Кьяро тянется за поцелуем и получает его. Вольпе ничего не досталось. Не досталось любви Чезаре Борджиа, не досталось ласки. На него он никогда не смотрел, как на Кьяро. И даже от самого Кьяро не досталось ничего, кроме нескольких вынужденных оргазмов и поцелуев в искусанные губы. Кьяро не был с ним таким, как с Чезаре сейчас, каким он бывал с ним вообще. Ассасин не может сдержать злорадной усмешки, тут же прерванной новым стоном. — Вольпе никогда ничего не достанется… а-а-а… Чезаре… — Не достанется… никогда… только благодарность за службу… и только… больше ничего… — Чезаре резко качает бёдрами, вырывая у Кьяро новый громкий вскрик, сильнее вжимает его руки в постель, поглаживает ногу, быстро целует в колено. Тугой пульсирующий жар обнимает его плоть, сводит с ума вместе с полной страсти отзывчивостью Кьяро. Таддео делла Вольпе никогда не удалось бы вызвать у него столько эмоций, не удалось бы отогреть ледяное сердце Чезаре Борджиа, демона с лицом ангела, в чьих жилах течёт яд. Таддео и впрямь не достанется ничего. — Да… — стонет Кьяро в ответ то ли на слова Чезаре, то ли на его действия. На глаза наворачиваются слезы от щемящего чувства, от желания, от нежности. Он выше поднимает бёдра, стремясь раскрыться ещё больше, впустить Чезаре глубже, хоть он и так уже входит в него до упора раз за разом. Он уже и так глубоко — глубоко в сердце Кьяро. Молодой ассасин стонет, не стыдясь, запрокидывает голову, светлые пряди в беспорядке рассыпаются по подушке. — Твой, твой… навечно… — Навечно… — эхом откликается Чезаре, и, должно быть, будь сейчас на месте Кьяро кто-то другой, это слово могло бы его и напугать — потому что когда слышишь подобное из уст Чезаре Борджиа, то можешь считать, что продал душу дьяволу. Но Кьяро только счастливо всхлипывает — и Чезаре продолжает двигаться, то сильно и часто, то медленно и с оттяжкой, заставляя Кьяро извиваться под ним, заполняя собой его тело и душу. Кьяро беспрерывно стонет под толчками Чезаре, его голова то мотается по подушке, то он приподнимается и смотрит на Чезаре взглядом, полным обожания и удовольствия, приоткрыв рот, часто дыша. — Люблю… люблю… Чезаре, поласкай… я скоро… а-а-а… — Да… да, иди сюда… хороший, отзывчивый… ласковый… — Чезаре пробегается пальцами по члену Кьяро, обхватывает его ладонью, начинает ласкать, не сильно попадая в такт своим движениям. Поглаживает второй рукой живот Кьяро, массирует яички, просовывает руку под ягодицу и сжимает её. По щекам Кьяро текут слёзы — так ему сладко, горячо, так захлестывают любовь и страсть. Он бормочет что-то неразборчивое, толкается навстречу рукам Чезаре, насаживаясь на его плоть, вскрикивает его имя. — Ещё… ещё немножко… — Давай… давай, маленький… хороший, сладкий… любимый… Чистый… только мой… давай вместе… — шепчет Чезаре, склоняясь к Кьяро и покрывая его лицо поцелуями. На миг у него мелькает мысль — Вольпе же не говорил Кьяро ничего подобного?.. Нет, вряд ли… да и на лице Кьяро не мелькает неприятных воспоминаний… Чезаре снова погружается в тело любимого, плотнее сжимает руку на его члене и накрывает губами губы. Кьяро и вправду не вспоминает сейчас о Вольпе, тот остаётся на краю сознания, а всё остальное заполняет Чезаре — и удовольствие, что становится все сильнее. Вольпе не звал его так, не был ласков по-настоящему — лишь умело ласкал, называл котёнком, с издёвкой и презрением… и завистью. Кьяро готов был поклясться, что в голосе Таддео делла Вольпе была зависть. Он понимал — с ним Кьяро никогда не будет таким, каким был с Чезаре. С Вольпе Чезаре никогда не будет таким, каким был с Кьяро. Ассасин что-то вскрикивает, дрожит и, выгнувшись дугой, выплёскивается в руку Чезаре, бьётся под ним, чувствуя, как плоть Чезаре тоже начинает пульсировать в нём. — Кьяро… — выдыхает Чезаре. Снова подхватывает Кьяро за ноги, под колени, ещё несколько раз с силой толкается в тесное сжимающееся нутро и тоже изливается, заполняет Кьяро собой, своим семенем, каким-то чудом не отравленным тем ядом, что струится в его жилах. Падает на Кьяро, накрывает губами его рот, жадно вылизывает языком, лихорадочно гладит ладонями щёки Кьяро, скулы, за ушами. — Хороший… любимый… Кьяро мычит — блаженно, порывисто, — открывает рот широко, точно выброшенная на берег рыба, позволяет себя вылизывать, смыть слюной всё, что оставил Вольпе. А потом по его щекам вновь начинают бежать слёзы, он плачет навзрыд — эмоции просто выплёскиваются, не разбирая пути. Ему хорошо, хорошо, свободно, но он плачет, вцепившись в плечи Чезаре, счастливый, что они снова вместе. — Любимый… чистый… мой… — повторяет Чезаре, слизывает слёзы Кьяро, подхватывает их губами. Он даже не говорит Кьяро не плакать, он понимает, что сейчас тому легче от слёз, что они очищают и несут спокойствие — и только обнимает Кьяро, прижимает к себе, гладит… так, словно это он, Чезаре, должен защищать Кьяро, а не наоборот. Защищать от Таддео делла Вольпе — и от любого другого, кто осмелится посягнуть на его маленького убийцу. Кьяро всхлипывает, зарывшись в в Чезаре, щекоча подбородок светлыми растрёпанными прядями. Слёзы мешают говорить, но он всё-таки произносит: — Люблю тебя… люблю… — И я тебя… Кьяро… мой маленький убийца… — шепчет Чезаре, гладит Кьяро по плечам, по худой спине, по-прежнему держа в объятиях и не собираясь отпускать. Кьяро тихонько и сладко стонет сквозь слёзы, зарывшись в объятия Чезаре, не желая разъединяться. И зная, что больше Чезаре не отдаст его никому. Никогда.