Моё "правосудие".

Мияги была из тех, кто совершенно не умеет юлить или врать, глядя в глаза. Как точно выразился шеф Изутсу: У неё всё на лице написано. И Дате не мог с ним не согласиться. Он помнил с каким недоверием и удивлением она изучала его в свой первый рабочий день в отделе: Это и есть мой начальник? Серьёзно? Дате только усмехнулся тогда про себя. Да, он никогда не внушал уважения ни своим подчинённым, никому-либо вообще. Он идеально подходил под описание «странный» и люди, узнав его, обычно сторонились или старались относиться снисходительно, даже с пренебрежением к такому чудаку как он. Мияги не была исключением. Она хорошо «вписалась» в коллектив, точно копируя отношение подчинённых к нему. Девушка ворчала, когда он уходил, не сказав ни слова, в поисках новых улик или зацепок, бранила его, когда он оспаривал мнение большинства, предполагая иные версии в, казалось бы, элементарных и логичных выводах. Но было одно отличие от остальных — любопытство. Дате видел, как её глаза застывали в размышлениях, буквально слышал, как вращались шестерёнки в её голове, силясь понять ход мыслей своего начальника. Ей было интересно. — Дате-сан, вы опять пропустили собрание! Почему? — Дате привычно кривится в фальшивом недовольстве, а сам забавляясь разглядывает сердитую мордашку своей помощницы и находит это выражение лица очень милым. — Потому что они меня бесят. — уже не в первый раз отвечает он, снова возвращаясь к протоколам допросов на столе. Девушка шумно и раздражённо выдыхает и детектив улыбается, уже представляя надутые, как у обиженного ребенка, губы Мияги, и небольшую морщинку меж тонких нахмуренных бровей. И это по его мнению тоже мило. *** — Если я это сделаю, ты меня поцелуешь? — Кудо, как обычно, игриво улыбается Асуке, молодой судмедэксперт всё ещё не теряет надежды завоевать сердце новенькой. И, детектив в этом уверен, у него есть на это все шансы. — Нет. — тут же отвечает девушка и смущённо отворачивается. — Но, пожалуйста, сделай эти анализы. Дате тоскливо улыбается и старается не показывать, как его задевает эта сцена между молодыми людьми. Казалось бы, забытое чувство влечения к другому человеку всколыхнулось в нём вновь. Хотя, после расставания с Саэко, он запретил себе что-то большее, чем кратковременные отношения: его вторая «работа» просто не позволяла подобных привязанностей. Поэтому Дате делает всё, чтобы не заинтересоваться Мияги больше чем сейчас: ни к чему хорошему это не приведёт. Но девчонка, словно издеваясь, бегает за ним хвостиком, стоит ему только появиться в поле её зрения. — Дате-сан! Дате-сан! Дате-сан! Повторяет она, пытаясь обратить на себя его внимание, и детектив смотрит на неё, прищуривая глаза, словно стараясь закрыться от Мияги. Но лёд тает, он всё больше делится с ней своими мыслями, сомнениями и догадками, и Дате замечает, что взгляд Асуки меняется. Она всё чаще начинает спорить с остальными коллегами, поддерживая его точку зрения, наблюдает за ним ещё пристальнее, впитывает его опыт и знания, как губка, и он до одури счастлив, что интересен ей. Даже если этот интерес вызывает в результате только уважение, а не что-то большее и чувственное. *** «— Завтра для тебя не наступит…» Сколько раз он уже произносил эту фразу, прежде чем спустить курок и всадить дротик с транквилизатором в тело мерзавца? Дате уже сбился со счёта. Но в этот раз он молча поднимает пистолет, чтобы выстрелить в человека, сделавшего его таким, какой он есть сейчас. Его создатель — шеф Миками судорожно сжимает револьвер, отнятый у Мияги, готовясь совершить «самоубийство», но детектив оказывается быстрее, и транквилизатор попадает точно в цель, как и всегда. «Он — это я». Эту простую истину Дате понял ещё тогда, когда Миками вложил в его ладонь оружие и приказал: «— Дате, стреляй.» И он нисколько не сомневался, совершая своё первое «правосудие». Не сомневается Дате и сейчас: он сделал свой выбор, заклеймив себя вечным преступником, поверив в своё туманное «правосудие», карающее тех, кого не смог осудить закон. Когда шеф Изутсу с разворота впечатывает в челюсть Миками свой кулак, Мияги вздрагивает, но лёд в её глазах никуда не исчезает. Убийца её брата садится в машину, шурша наручниками и красуясь разбитой губой (спасибо Изутсу), а девушка переводит взгляд на Кудо и Дате, что продолжают стоят у полуразвалившегося склада. И детектив понимает, что смотрит она сейчас на него, но от её взгляда сердце падает куда-то вниз, отчаянно колотясь где-то в желудке: всё ещё бледное, после сыворотки правды, лицо Асуки напряжено, а в холодных глазах читается вызов. Дате остаётся только догадываться, что Миками успел рассказать его помощнице, когда пытал её. Но в одном детектив уверен точно: девчонка подозревает, что он один из команды Джокера. «— Я обязательно поймаю вас и выведу на чистую воду, Дате-сан.» — вот что говорит её взгляд. Дате, как обычно, прищуривается в ответ, а у самого внутри всё переворачивается от какой-то неправильной, нелогичной, практически мазохистской радости. «Ты уж постарайся, Мияги. Я буду ждать.» И уже не важно, что Кудо стоит рядом и снова намекает на «обещанный» поцелуй, помахивая девушке рукой, сейчас Дате чувствует, что его связь с Асукой намного сильнее, чем детская игра его напарника. *** Они встречаются внезапно, в темном переулке, когда он снова вершит своё «правосудие». И Дате благодарно молится богам: в эту ночь Кудо с ним нет, напарник остался в управлении. — Сдавайтесь, Дате-сан. — руки Мияги трясутся, но она старается крепче сжать табельное оружие, направленное на него. Преступник, за которым охотился Дате, уже видит чудесные сны, раскинувшись на асфальте в паре метров от них, а девчонка отчаянно старается казаться бесстрашной и уверенной в себе. «Так и не научилась не лезть не в своё дело, глупая.» — думает детектив и растягивает губы в лёгкой улыбке, поднимая руки вверх, но не выпуская пистолета с транквилизаторами. — Бросьте оружие. — снова приказывает она, и он с радостью подчиняется. Дате испытывает непередаваемое блаженство от того, что его, наконец, поймали с поличным, но что его радует несомненно больше — это сделала Мияги. — Где я прокололся? — спрашивает он. — Нигде. — просто отвечает девушка, и черты её лица разглаживаются. — Я просто, наконец, «догнала» вас, Дате-сан. Детектив прищуривает смеющиеся глаза. Да, она несомненно «догнала» его, раз успела разгадать загадку этого преступления одновременно с ним. Наручники звонко защёлкиваются на его запястьях, а Дате подходит к ней непозволительно близко, склоняя голову к её лицу. — Ты моё «правосудие», Мияги? — выдыхает он, пристально вглядываясь в её лицо. — Смотря, что для вас «правосудие». — девушка не отталкивает, даже не старается отклониться от него, и это вселяет в него надежду. Дате решительно сокращает оставшиеся между ними жалкие сантиметры, и впивается в её губы своими. Жар моментально прокатывает по всему телу, когда он чувствует, как сбивается её дыхание, и губы размыкаются, позволяя ему больше. Он усиливает напор, жалея только о том, что наручники не позволяют обнять её и прижать к себе с силой, заявляя так на неё свои права. Когда Асука сама прижалась к нему всем телом, он рвано выдохнул в её рот, стараясь совладать со своими чувствами, а девчонка уже обнимала его, цепляясь пальцами за широкие мужские плечи. Дате с трудом оторвался от её губ, любуясь покрасневшим лицом в свете фонаря и её полуприкрытыми глазами. — Если меня осудят, будешь навещать меня? — спросил он, прежде чем прижаться своим лбом к её, и их тяжёлое, прерывистое дыхание смешалось между собой облачками легкого пара в прохладе ночного воздуха. — Что значит «если»? — наивно спрашивает она, снова нахмурившись, но не торопится отходить от него или разрывать объятья, — Я обязательно добьюсь обвинительного приговора для вас, Дате-сан. И да, я буду вас навещать. Мияги устраивает свою голову у него на плече, а Дате счастливо улыбается, поднимая глаза к ночному небу. И не важно, что сейчас он нарушил слово данное Миками: Не останавливаться и вершить «правосудие». Ему уже давно был необходим тот, кто свершит достойное правосудие над ним самим, примет его таким какой он есть: сломанного, криво заштопанного Миками тупой иглой, но ещё живого. Ему нужен был тот, кто покарает его до того, как его внутренний стержень сломается окончательно, и он не превратится в ещё одного Миками или, не дай боже, Хьюго. И вот оно стоит перед ним: его правосудие. Еле достаёт до его плеча, привычно хмурится и дует губы как ребёнок, не понимая, почему он думает, что его не посадят. А Дате уверен, что уже завтра будет на свободе, но значение имеет не то, как осудят его другие, а только её суд над ним.