Perfect Zhang Yixing

Едем в длинном, баснословно дорогом лимузине, красное бордо приятно обжигает горло, твоя музыка, ты рядом. Но чего-то не хватает… Наверно, смысла в этом во всём. Мы просто с тобой живём картонными, несуществующими героями, и всё. Словно на повторе ставят один и тот же занудный фильм, заставляя проигрывать свои роли, которые с каждым дублем становятся ещё вымученнее и неправдоподобнее. Один и тот же сценарий повторяется из-за дня в день: утренняя фраза для ободрения, короткий поцелуй, работа и немного нас вечером, если ты не в разъездах. Нет больше искры между нами, ты отдалился и недосягаем, как звезда, а я сама по себе в своих грёзах. Это всё ненастоящее, такое же фальшивое, как игра на камеру, выученные наизусть фразы, белоснежные улыбки при любой вспышке и щелчке затвора. Ты говоришь что-то про ресторан на нашей любимой улочке, поправляя мои волосы, а я жалуюсь на усталость и что ужасно хочу спать. Целуешь в висок, обещаешь принять со мной ванну, снова смотришь в экран телефона, будто там и есть жизнь. Я улыбаюсь, и со стороны это, наверно, выглядит как-то неискренне и даже некрасиво. Ну и пусть. Ты всё равно любишь меня вот такую неправильную, испорченную, притворяющуюся эгоистку. И от этого ещё больнее. Как можно обманывать тебя? И себя… Но я не отпущу, буду делать себе больно от своей незаметно чисто сыгранной роли. Мне не привыкать — актрисе второго плана. Откинувшись на кресло, пальцем провожу по тонированному окну, рисуя наш дом… уютный небольшой, смотрю на проезжающие машины, на лица счастливые, беззаботные, но чаще усталые, печальные или вовсе злые. Хочу узнать, о чём они думают, что у них происходит, какая у них жизнь. Думаю, намного интереснее, чем наша пустая, скучная и такая…такая однообразная, как твои песни про эту глупую любовь. Зачем страдать, когда можно совсем не любить. Но почему-то все влюбляются, сигают с крыш, идут на преступления, пишут песни, плачут в подушку от счастья или от горя, ссорятся, мирятся. Чувствую, как прямо сейчас режет внутри философское и грустное «тогда бы со скуки люди умирали быстрее, чем появлялись бабочки». Я ведь до сих пор не соглашаюсь с ней, хоть и вижу отчетливо обратное. Уже идёт шестой год, а я всё считаю, что без чувств бы и кокона не было… Какая наивная… маленькая девочка. Мы можем всё забыть, взять передышку и улететь из Пекина, допустим, на какие-нибудь Бора-Бора. Ты отдохнёшь, посвежеешь, я, наверно, не буду так сильно злиться на твоих вездесущих фанаток, и наша жизнь заиграет новыми красками. Но ты не хочешь ничего бросать, кровь из носа, но ты будешь продолжать работать. Я не понимаю тебя, милый. Зачем так себя изматывать и меня своим состоянием? Это всего лишь работа, хоть она и делает тебя счастливее, и помогает тем, кому не повезло также, как мне с тобой. Чертова любовь всё усложняет и в без того сложном, непонятном мире, впивается осколками песочных часов прямо в сердце туда глубоко внутрь, бесстрастно вводит ртуть внутривенно, заплетает в свои прочные сети, не давая никакого шанса выбраться. Хочу быть свободной птицей, парящей высоко над океаном, которая летит к обжигающему солнцу, чтобы сгореть дотла и осыпаться пеплом, потому что без тебя нет жизни, как я не старалась… Так давай полетим вместе, только не опаляя крылья и, снизив высоту. Водитель тормозит, отчего я неохотно выбираюсь из мыслей, путаясь нарочно в их заманчивых, витиеватых паутинах. По твоему выражению лица вижу, что ты делаешь важный звонок, одними губами просишь подождать. Я машинально киваю, рассматривая сосредоточенного и такого важного. Кто бы мог подумать, что из драчуна и шалопая, вырастит такой порядочный, боец за справедливость, тошнотворно добрый Чжан Исин. Заканчиваешь разговор, кажется, на английском, обращая внимания на мою ленивую задумчивость, спешишь, как обычно, открыть дверь, нежно целуешь руку, шепчешь на ухо, какая я красивая и что очень гордишься мной. Я улыбаюсь более правдоподобно и не так устало. Обнимаешь за талию и ведёшь в наш огромный холодный особняк. — Хочу потанцевать с тобой, я заслужила, — кутаюсь в твой пиджак, пахнувший любимым Аби Руж. Хоть что-то напоминает мне о прежнем Исине, обо мне, о простых и обычных нас. — Ты же устала? — Я просто хорошо притворяюсь, — слегка улыбаюсь, поднимая глаза на тебя. — Потанцуем? — Сегодня у меня есть время, малышка. Вот что я давно хотела от тебя услышать, до того, как ты стал крутиться в шоу-бизнесе, словно белка в нескончаемом колесе встреч, поездок, контрактов. Твоё внимание и время для меня ценнее, чем всё остальное. Включаешь музыку, приглушая свет и, щёлкая пальцами, приближаешься, показывая свою обаятельную ямочку. Откуда в тебе столько энергии? Весь день был на съёмках клипа, а потом на презентации фильма со мной. Я до сих пор поражаюсь тебе и навряд ли перестану. Закрываю глаза, ощущая на шее разгорячённое дыхание от алкоголя, лёгкое касание ладони на плече, которая спускается по обнажённой спине, задевая слишком откровенный вырез, а другую на икре и твоих ловких пальцев, снимающих высоченные туфли. Я расслабляю галстук, расстегиваю верхние пуговицы, притягиваю к себе, целую не как на камеру, а безбашенно страстно, как я люблю. И ты мне всё разрешаешь, поддаешься моему напору, сумасшедшему ритму и, наконец, сдаёшься, зарываясь в волосы. И как от такого отказаться? Мы кружимся, растворяемся в друг друге, шепчем приторно-сладкие фразы. Мне этого достаточно: твоей искренней правдивости и моей отвратительной лжи. Пусть будет так, чем, вообще, никак. Танцуем до струящегося пота, до головокружения и отбитых ног. Нам очень хорошо сейчас. Почти. И пусть весь мир подождёт, пока мы вместе, ведь ты со мной, так близко, рядом, мой. Я не позволю никому влезть сюда, в оставшийся ещё нетронутый уголок. Сейчас только ты и я и больше никого. Мы танцуем, великолепное Шато Шеваль Блан, твоя первая песня в колонках, и ты смотришь только на меня. Но всё равно не то. Я не хочу об этом думать. Просто давай насладимся друг другом, как раньше, просто устав, повалимся на пол, поговорим о будущем, о тебе, обо мне, о твоём строгом отце, о моей любвеобильной матери, обо всех странностях и запутанностях во взаимоотношениях между нашими семьями, обо всем, но только не о работе. Это угнетает, парализует и истощает ещё больше. Мы крутимся, разгоняя кровь, твоя улыбка такая яркая, обворожительная, а глаза светятся то ли от внутреннего света, то ли от бра. Я до сих пор не могу понять, откуда ты черпаешь силы. Может, ты вовсе не человек, а ангел? Тогда мне повезло с тобой вдвойне. Но мне не хватает тебя, милый, мне не хватает твоего внимания. Ты постоянно на съёмках, концертах, встречах, и твои мысли заняты всем, но не мной. Я тебя вижу только вечером, крадущегося к кровати. Спасибо, что ты хоть ночью рядом, когда мы одни и для всех нас нет. Спасибо, что мы с тобой разговариваем, целуемся, наслаждаемся любовью, утопая в друг друге с ночи до утра, и снова разговариваем про то, что умирают киты, от загрязнённой воды, попадают в сети дельфины, про бродячих животных, про сирот, обделенных родительским теплом, и матерей-одиночек, которые пьют и колются. В наших дискуссиях рождается твой новый благотворительный проект, что тебя вдохновляет, а меня от воодушевленного загорающегося тебя. Я знаю цену твоей работы, ради кого всё это. Они заслуживают лучшей жизни. Я каждый день думаю о тебе и даже на съёмочной площадке не перестаю, когда орёт чуть ли не в ухо режиссёр. Дошло до того, что брызгаюсь в тайне твоими духами; а вечером валяюсь в твоей кремовой сорочки от Карла в той самой, которую купили, когда гуляли по узким улочкам Вероны; вдыхаю ваниль сухую, горьковатую, невкусную, но тем и прекрасную и жду тебя, чтобы потанцевать, поговорить про то, что мы делаем мир лучше. От этого становиться немного теплей и легче на душе, хоть разговор и не о нас совсем. Да, я ужасно ревную тебя ко всем и ко всему. Это и правда смешно, даже глупо. Ведь ты до кошмарности правильный без единого изъяна, ни к чему не придерешься. Прекрасен во всём от уложенных волос и золотых запонок, до согревающих объятий и заботливых, ласковых глаз. Но что мне делать? Я будто заперта в клетке, ожидая освободителя. Ты приходишь, когда я уже почти заснула или когда включаю нашу песню и танцую от безысходности, когда снова отдали главную роль не мне, или отец, напившись, звонит и ругается на ветряную мать, такую же эмоциональную, как и я. А ты подходишь сзади всегда незаметно, обнимаешь так крепко, настолько нежно, что я перестаю дышать, чтобы почувствовать тебя каждой частичкой тела, целуешь в плечо, добавляя ко всему мурашки по коже, говоришь что я самая лучшая и единственная, а я думаю, как бы не заплакать. И это повторяется бесконечное количество раз. Нет сил больше этого терпеть: твоей чересчур правильности, трудолюбивости, открытости, доброте ко всякому живому существу. Я больше так не могу, Исин. Чувствую себя настолько чёрствой, ненужной, отвратительной рядом с тобой, что иногда подумываю оставить тебя и тихо уйти. Но проклятая привязанность, а может оставшаяся всё ещё любовь на донышке, которой напиханы под завязку школьные мелодрамы, или обгрызанный кусочек совести, не даёт так бесцеремонно поступить с самым совершенным для меня человеком. Я, правда, пыталась уйти честные шесть раз, может семь или больше. Я уже сбилась со счёта, когда писала очередную записку и складывала её в стол, а потом топила прежнюю себя в красном и сухом. И как можно бросить такого идеального мужчину по всем параллелям и меридианам, вечно где-то летающего, зависающего в своей вселенной, где все живут долго и счастливо? А временами я, вообще, тебя сравниваю с беззащитным маленьким котёнком. Кто будет о тебе заботиться? Ты же по своей забывчивости и самоотверженности можешь уснуть одетый и голодный и вдобавок заболеешь, если снова вдохновлённый выйдешь на лоджию с чистыми листами, не выключишь свет и телевизор, наверняка, будет тараторить всю ночь. Кто сделает тебе массаж спины, как ты любишь? Кто будет по вечерам тебя ждать на кухне, засыпая на столешнице, а потом утром целовать в кончик носа, любуясь сонным растрёпанным и таким по-домашнему красивым?Готовить завтрак, залезая снова под тёплое одеяло, дыша в шею, грея холодные ступни о твои ноги, чего ты совсем не любишь, но ради меня терпишь. Господи ты всё терпишь и разрешаешь мне. Я не хочу от тебя уходить, пустоту нечем будет заполнить. Но мне очень мало тебя. Хорошо, что ты не видишь мои слёзы, иначе бы лишился своей работы. Я уважаю её, как бы то ни было, ценю твоё желание сделать мир лучше, дарить радость, но мне безумно не хватает тебя, даже когда ты рядом. Ты и сейчас, словно ожившая иллюзия прошлого. Давай на день или, может, на целую неделю забудем про всё, представим себя, не отягощёнными жизнью подростками, подурачимся, поиграем в догонялки, разиграем, как раньше пьесу «Ромео и Джульетта». Чтобы только ты и я и одно дыхание на двоих в отцовской старенькой студии. — О чём задумалась? — отдышавшись, валишься на кровать, потянув за собой, прижимая к себе. — Я хочу улететь с тобой. — Куда? — Далеко, за пределы Китая. Ты ничего не отвечаешь, улыбаешься, перебирая волосы на макушке. Так приятно… Твои ласковые руки всегда успокаивали, как бы мне плохо не было. Хочу больше… хочу ещё. — Как насчёт Кубы? — Мне нравится, — завлекаешь в нежный поцелуй, от которого сносит напрочь крышу. И так хочется растворится, растаять в твоей нежности, тёплых губ, в твоём присутствии, но въевшаяся роль не даёт в полной мере насладиться тобою, чтоб её… — Может, прямо сейчас? — шепотом спрашиваю. — Хочешь ночью? — так же интимно и тихо. Посмотрев на твои завораживающие поблескивающие глаза, заторможено, как и ты, киваю. — У меня во вторник встреча с записывающей компанией в Шанхае, — игриво кусаешь за подбородок, — и открытие детского дома, — спускаешься к шее и ниже... — А мы утром прилетим. Только один денёк, Исин. — Ты устанешь, — целуешь трепетно в висок так, как можешь только ты. Твоя забота меня иногда выбешивает. Чересчур идеальный характер всё портит. Или это я неидеальная, неподходящая для тебя? Куда я смотрела, когда выходила замуж за принца? Ты же явно мне не подходишь. И сейчас ничего не исправить. И я не хочу ничего менять и ранить тебя, а отдавать кому-то — паршивая ложь моей героини. — Хочу как в медовом месяце. — Это было ребячество, — улыбаешься. — Тогда мы отрывались по полной на отцовской яхте, кричали всё что придёт в голову и нас не заботили косые взгляды, как сейчас. Тогда мы были настоящими и свободными, я не ледяной королевой, а ты непедантичным мужчиной. Хочу снова окунуться в это время, пусть даже и безумное, но настоящее и живое, — обнимаю тебя, утыкаясь в шею. — Ты никогда не говорила, что у нас проблемы. — Потому что разучилась… — Моя малышка, — целуешь горячее чем обычно, — родная, я всё сделаю для тебя, как ты хочешь. — Значит, полетим? — жмурюсь, словно наш рыжий кот. — Да. Чмокаю в нос, радуюсь, а в сердце что-то разрывается от твоего «да». Я эгоистична, знаю, хочу больше тебя, и не собираюсь делить с фанатами, работой или еще с кем-либо, хочу всего полностью с головы до пят, и сердце с душой без остатка тоже. Чтобы ты был только мой, как раньше, и мы бы не играли роли популярного певца и актрисы второго плана.