***
Что-то прохладное приятно касалось кипящего лба, и Мерлин, негромко застонав, приоткрыл глаза. Взгляд был мутный, голова тяжелой, а мысли спутаны, словно клубок змей на дне лесного рва. К горлу подступила жгучая тошнота, но желудок был полностью пуст с прошлой ночи. Сколько уже прошло времени? Казалось, целая вечность. Вечность, свинцовой тяжестью вдавившая его худую грудь к самым недрам земли. — Не вздумай вставать с постели, Мерлин, — строгий, охрипший голос Гаюса раздался откуда-то сверху, но найти сам источник звука у юноши не было сил, так что он просто смотрел в деревянный потолок своей скромной каморки и как мог боролся с нахлынувшими воспоминаниями. — Ты еще очень слаб. Мерлин?.. — Да? — глухо и с неохотой встрепенулся тот, прикрыв воспаленные серо-голубые глаза и отрывисто задышав. Он надеялся, так с болью справиться будет проще. — Мне так жаль, мой мальчик... нам всем очень жаль. Только не вини себя. Понятия времени, казалось, более не существовало. Сознание было вялым, а от чувств, что бушевали у Мерлина в сердце, остались лишь голые кости, обглоданные ненасытным вороньем. Он машинально шевельнул рукой, слово отгоняя отвратительные видения прочь. "Это все еще не ваше... оставьте!" Мерлин по-прежнему молчал. Слова словно застряли поперек горла и смертоносной окалиной разъедали мечущуюся во все стороны душу. Юноше внезапно показалось, что ему стал известен доселе незнакомый ни одной живой душе язык. На этом языке говорила боль невосполнимой утраты. — Я любил его. На мгновение снова повисла щемящая сердце тишина. Воздух застыл и стал таким плотным, словно холодный, вязкий кисель. Горькие мысли, обличенные в слова, неожиданно резким движением проткнули сгустившийся воздух затупившимся клинком, вызывая страшную агонию. — Я знаю. — Гаюс, — Мерлин тяжело повернул голову в сторону пожилого лекаря и повторил: — Я любил его. Всегда. И его больше нет. В следующие мгновения слезы отчаянно заливались за сбившийся на шее красно-коричневый платок и обжигали холодом пылающую кожу. Все тело сотрясалось от боли, с небывалой силой вырвавшейся наружу. Он наивно полагал, что все закончилось для него там, близ священного острова Авалон, но все только начиналось. Рыданиям, казалось, не было предела, и где-то на задворках сознания он туманно ощущал, как Гаюс крепко обхватил его голову руками, нежно, по-отечески поглаживая черные, взмокшие от вновь поднявшегося жара волосы. — Твоя любовь спасла его, Мерлин, — сказал Гаюс наконец, когда мальчик откинулся на подушки, безвольно позволяя слезам скатываться с внешних уголков глаз. — Весь Камелот будет вечно в долгу перед этим чувством. —Я не спас его, — хрипло выдохнул Мерлин, заслонив красное от слез лицо ладонями и надавив ими на воспаленно-пылающие глазные яблоки. — Эта любовь... его погубила. Я проиграл! Я проиграл... Гаюс с великим сочувствием посмотрел на юношу. "Этот мальчик до сих пор не понял, насколько велик" — взметнулось у него в голове. Затем пожилой человек с осторожностью придвинулся ближе к изголовью кровати и мозолистой ладонью коснулся рук Мерлина. Тот нехотя отнял их от лица. — Даже великие люди порой испытывают боль сродни самим себе, мой мальчик, — задумчиво произнес лекарь и внимательно посмотрел чародею в глаза. — Но не позволяй этой боли затмить твою безграничную мудрость, Мерлин. Подобно смертельному яду, она разнесется по телу и достигнет сердца. Да страшен будет тот день, если станет разрушено то, что с таким трудом возводилось веками. — Я дал слово, что спасу его, — упрямо протянул Мерлин, сжимая рукой одеяло. Горячие губы вновь задрожали. — Спасу Камелот. Все было напрасно, Гаюс! Ничего больше не вернуть... — Магия больше не преследуется по закону, Королева все знает. — Гаюс покачал головой, внимательно всматриваясь в изможденные черты лица своего друга. — С сегодняшнего дня вступил новый Закон. Друиды теперь могут свободно жить в лесах в мире и согласии. Разве не в этом заключалась твоя Миссия, Мерлин? — Гаюс участливо накрыл своей мозолистой ладонью его руку, вглядываясь в напряженные черты лица. — Неужели ты не хотел, чтобы люди, подобные тебе, могли не бояться своей истинной природы? — Человек, подобный мне... — начал Мерлин, но внезапно замолчал, сдерживая вновь подступившие к горлу слезы. Затем, тяжело вздохнув, снова продолжил: — Король Былого и Грядущего пал от руки друида. Что теперь будет, Гаюс? — Мордред был юн, — помолчав мгновение, ответил лекарь, — юн и жаждал мести — идеальное сочетание для таких, как Моргана. Таких же, как она сама. Ярость затмила его пылкий ум, и он предпринял действия, которые стали фатальны. Ты мудр, Мерлин. Ты действовал во имя любви, а не мести, подобно Мордреду. Мерлин приподнялся на локтях и осторожно присел на жесткой кровати, подперев подушкой спину. Голова все еще сильно кружилась. Его тошнило. — Он мстил не только Артуру, — глухо ответил юноша, с болью осознав, как давно не произносил это прекрасное имя. "С того самого момента, как..." — Он отомстил и мне. — О чем ты говоришь? — Гаюс настороженно приподнял кустистые брови и посмотрел тем самым взглядом, которым оценивал степень опасности. — Однажды... — Мерлин зажмурился, пытаясь воссоздать в памяти смутную картину из прошлого. Перед глазами возник образ темноволосого мальчика в друидических одеждах, убегающего от погони. — Однажды я предал Мордреда. — Каким образом? — Я хотел убить его, Гаюс. — Мерлин тяжело вздохнул и прикрыл напряженные глаза. — Килгарра сказал мне когда-то: в этом мальчике Артур найдет свою погибель. И я должен был это предотвратить. Любым способом. Мордреду было десять или одиннадцать, я точно не уверен... не важно. На лагерь друидов напали, и я... я хотел задержать Мордреда, не дать ему уйти от смерти. Я использовал магию, и он споткнулся о ветку. Мимо летела стрела. Но цели своей так и не достигла. — Он понял? — Да. Мордред обернулся и мысленно передал мне: "Эмрис, я никогда этого не забуду". В его глазах вспыхнуло пламя, которое до сих пор сжигает мне душу. — Мерлин мгновение помолчал, а потом добавил: — Словно ты тонешь, и никто не кинет тебе веревку... — Ты не виноват, Мерлин. И никогда не был виноват ни в чем. Есть вещи, которые мы не в силах предотвратить, как бы мы того ни хотели. — Я сожалею, что не послушал Килгарру тогда! — в сердцах выпалил Мерлин, и слезы бессилия вновь потекли у него по щекам. Грудь сдавили едва сдерживаемые рыдания. — Дракон сказал мне о страшном союзе Мордреда и Морганы, но я наивно полагал, что этого никогда не произойдет... я был таким самонадеянным, Гаюс! Я думал, моя магия сильнее Судьбы, считая, что мы сами вершим жизнь своим выбором... — Так и есть, — Гаюс ободряюще погладил Мерлина по черным волосам. — Ты выбирал, ты всегда действовал по велению сердца. Значит, в тот момент убивать мальчика было нельзя, его судьба должна была быть иной. Ты не мог решать это за него, Мерлин. Даже если цена этого выбора была непомерно высока. — Это стало великой жертвой, — Мерлин поднял горячий взгляд, всматриваясь в испещренное морщинами мудрости лицо. — Я был ранен тем же клинком, Гаюс. Когда-то я сказал Артуру, что умру вместе с ним. И теперь я знаю, что сдержал свое обещание. — Тебе не следует говорить так, Мерлин. Подожди... — Гаюс привстал с кровати, ласково прикоснулся ладонью к черным волосам и молча вышел за дверь. Затем вернулся с тарелкой чечевичной похлебки и деревянной ложкой в руках. — Помнишь, я обещал, что буду ждать тебя с твоим любимым блюдом? На вот, поешь. Только не за столом, тебе еще нельзя вставать. А после... — Гаюс поставил на ящик рядом с кроватью склянку со светло-фиолетовой жидкостью, — выпей это. Настойка лаванды поможет тебе заснуть без сновидений. Они сейчас ни к чему. Мерлин благодарно посмотрел на Гаюса и ощутил, как непрошеные слезы раскаленным обручем сдавливают горло. Он внезапно осознал, что это расставание окажется намного тяжелее, чем он думал прежде.***
— Мерлин? Ты куда-то собрался? — обеспокоенно окликнул его Гаюс, когда юноша складывал свою сумку с провизией и теплой походной одеждой. — Тебе нужно сегодня больше спать, организм еще не достаточно окреп для новых путешествий. — Спасибо, Гаюс... — Мерлин выглядел подавленным и не хотел встречаться с ним взглядом. Он прекрасно понимал, что Гаюс обязательно прочтет его мысли по выражению лица, как он это безошибочно делал много лет до этого дня. — Я полностью здоров. Ты же знаешь, моя магия... — Ты уезжаешь. Мерлин вздохнул и медленно повернулся к старому лекарю. Серо-голубые глаза наполнились слезами. — Да. — Я знал это, мой мальчик. Я знал это с первого мгновения, как взглянул на тебя, когда ты вернулся. — Я буду навещать тебя, Гаюс... — Мерлин, — лекарь внимательно вгляделся в лицо юноши, словно стараясь запомнить каждую черточку, — мы оба знаем, что это наша последняя встреча. Я уже давно немолод, и конец мой близок, когда как путь твой долог. Подойди ко мне, я хочу обнять сына, которого у меня никогда не было. — Гаюс... Объятия были крепкими и долгими. Мерлин не хотел уходить, но он знал, что семена его миссии были заронены в плодотворную почву, и больше ничто не держало его на этой земле. Старый мужчина и юноша думали об одном и том же — о новом рассвете, который они встретили вместе, ради которого они жили и к которому шли — каждый своей дорогой, но рука об руку. — Прощай, Мерлин. Прощай, мой друг. И помни, что когда-нибудь он воскреснет.