Night memories

— «Всё временно». — Гаденький голос подсознания, кажется, опережает рыжеволосого мальчишку в пробуждении. — «Всё, что мы любим нас уничтожает». — Господи, заткнись! — Злобно рявкает тот самый и, сам не зная зачем, кидает мягкую подушку в стену. — Заебал со своими книжными цитатками… Открыть глаза получается не с первой попытки, но, когда это все же удается сделать, парень откровенно говоря жалеет: яркий свет наступившего полудня бьет в глаза, пробираясь раздражительными для человеческих хрусталиков лучиками через почти прозрачные занавески; головная боль отдает в висках неприятным пульсированием; в горле все сушит и раздирает, а воспоминания о прошлой ночи и вовсе стерты. Пак пытается встать, но сразу ощущает острое покалывание в пояснице. Поёрзав на постели уже в сидячем положении, до парня медленно доходит понимание, что тот сейчас находится совсем без одежды. Гадкий голос снова раздается в голове характерным хихиканьем, но Чимин лишь шикает на него и делает уже успешную попытку встать на ноги. Сверкая своими неприкрытыми бедрами в четырёх стенах, рыжеволосый берет первое попавшееся полотенце из шкафа и, закрыв дверцу, ненадолго зависает на своем отражении в зеркале. Растрепанные от сна волосы выглядели отчего-то слипшимися. Остатки вечернего макияжа подтеками размазались по щекам. Было заметно, что по ним же когда-то ранее стекали слезы. Губы непривычно опухшие и не такие яркие. Алые засосы, местами поменявшие цвет на темно-фиолетовый, не очень-то аккуратной дорожкой покрывают всю шею. Остался след даже под кадыком. На плечах и ребрах небольшие царапины. Неуверенно опустив взгляд ниже, Пак замечает следы белых дорожек на внутренней стороне бедра, которые уже успели высохнуть. От такого зрелища внезапно взялось чувство пустоты. Не душевной — физической. И именно в заднем проходе. — Еще скажи, что тебе не интересно откуда взялась эта красота… — Не особо громко подает голос в голове парня, пока тот оценивающе разглядывает себя в зеркале, пытаясь хоть что-то вспомнить. — Я же попросил заткнуться. — Злобно фыркает Пак, а потом все же направляется в ванную. — Как я говорил уже раньше, — заебал. — Да брось, — снова гулкий противный тембр. — Я ведь точно знаю о чём ты сейчас думаешь, и тот парень был, кстати, ничего. Хороший вкус. Только вот не пойму у него или же у тебя… — Какой еще к чёрту парень? — Чимин скорее ошарашен, чем удивлен. — Ты о чём вообще? — Высокий, чуть охрипший, с сильными руками, — если бы голос был реальным человеком, рыжеволосый больше чем уверен, что это было бы обличие блондина с ядовитой улыбкой. — Довольно симпатичный. Хотя при первой встречи я бы ему свою задницу, как это сделал ты, не подставлял. — Что прости? — На последних словах парень будто прирастает к холодному паркету. — Ого, малыш, ты и вправду ничего не помнишь? — Смеется, а Чимину становится не по себе. — Ну как же так? — Не ёрничай… — Неуверенно произносит последний, прокручивая ручку от двери в ванную. — О чем ты? Я всего лишь развлекаюсь. — Озорные нотки заметно слышимы. — Надеюсь ты вспомнишь хотя бы лицо этого парня! Помучайся пока. — Сволочь, — шипит Пак, когда понимает, что этот засевший мудак в его черепушке прекрасно всё помнит, но очень «вовремя» решает притихнуть. Откинув полотенце на стиральную машину, парень прямиком направляется в душ. Клубы пара и горячая вода приятно обволакивают тело, расслабляют мышцы, придавая мизерный заряд бодрости, которой у рыжеволосого и так хоть отбавляй. В том, что в кареглазом побывал парень, Пак убеждается как только касается пальчиками сжимающегося колечка мышц. Всё еще болит, но терпимо. Белые дорожки некогда стекавшие по бедру брали свое начало именно из анального отверстия парня, из-за чего тот самый начинает материться и обещает, если они с этим придурком когда-нибудь встретятся, то он разукрасит ему лицо отнюдь не косметикой. Намылив пару пальцев гелем для душа, Чимин прижимается к холодной стене и шипит, когда проникает ими во внутрь, вычищая «последствия» прошедшей ночи. Пальчики оказываются слишком короткими, чтобы сделать все как надо, но с горем пополам справившись, Пак алеет щеками, осознавая, что, чёрт возьми, он был с парнем. Так мало того, ещё и делал такие непристойные вещи. — Нахуй пить, — коротко произносит рыжеволосый, покидая ванную с полотенцем на бедрах. — Особенно с Чонгуком… И это становится первой ниточкой из запутанного клубка воспоминаний. Вчера у мелкого был день рождения — и не простое, а единственное раз в жизни совершеннолетие. Взяв на себя подготовку к особенно важному празднику, Чимин вспоминает, что договаривался с Сокджином о проведении этого события в его клубе. Пак был бы сейчас очень рад и благодарен, если бы Ким послал его в тот момент, а не любезно поддержал предложенную идею. Далее всё мутно и кареглазый вспоминает лишь момент, от которого неимоверно становится стыдно. Явно шёл не первый час веселой вечеринки. Все уже давно выпившие и особо разговорчивые. Сокджин, опомнившись, что Чонгук, как и каждый совершеннолетний, должен получить от кого-то поцелуй, начинает подкалывать напротив сидящего Тэхена. Последний же очень хотел поцеловать младшего, но стеснялся, потому что особого опыта не было, а опозориться перед тем к кому неровно дышишь уже как с пару лет, думаю не каждый захочет, поэтому замялся в первые же секунды. Почуяв это своей прекрасной задницей, Чимин, без всякого стеснения, которое к тому моменту было хорошенько залито алкоголем, подходит к одному из присутствующих приглашенных друзей Чона, который, к слову, был ненамного старше самого Пака, и с фразой «Я родился в Пусане первый!» наглядно показывает младшим как нужно целоваться. Рыжеволосый ярко помнит, как недо-незнакомец сначала впал в ступор, но потом ответил на поцелуй, из-за чего на собственных губах расцвела ядовитая ухмылочка, числящаяся у старшего Кима в разряде «блядская» и в под группе «не предвещающая ничего хорошего». Чимину очень сильно хочется визжать и прятать смущенное лицо в подушку, как маленькая девочка-шестиклассница, которой признались в любви перед глазами многочисленных учеников школы, ведь, о боже мой, какой стыд. Глубоко вдохнув и выдохнув пару раз, кареглазый вроде как успокаивается и направляется за одеждой к шкафу в своей спальне. В отражении мелькает взъерошенный парень с окончательно потемневшими отметками на коже, но Чимин старается не обращать на это внимание. Надев на себя домашние шорты и первую попавшуюся футболку из многочисленных вещей в гардеробе, Пак направляется на кухню, где, несмотря на явно давно открытую форточку, почему-то очень сильно пахнет сигаретным дымом и черникой. Это становится еще одной ниточкой к разгадке вечерних событий. Частички оставшейся памяти подкидывают в разыгравшееся интересом подсознание новые картинки. Глубокая ночь. Тёмный силуэт высокого парня у самого окна в плену лунного света. Легкий ветерок и доносящийся от него слабоватый запах черники, сопровождающей сигаретный дым. Чимин помнит лишь приятную на ощупь кожу незнакомца и объятья со спины. — Такие чистые и невинные мысли, — как-то даже расстроенно произносит голос перед тем, как сменить тональность. — Но такие блядские и хриплые стоны. — Ты знаешь значение слова «Заебал»? — Огрызается Пак, прислушиваясь к тому как всё снова утихает. Вздохнув, рыжеволосый привычным жестом руки включает электрический чайник, который в последующем капает на мозг своим же кряхтением. Достав с верхних полок баночку кофе, который Чимин ненавидел всей душой в обычные будни, парень спокойно насыпает несколько ложек горького содержимого в небольшую кружку. Голова нещадно раскалывалась, поэтому темный напиток пить бы не следовало из-за грядущих последствий, но мало кто знает, что на рыжеволосого это действует совсем наоборот. — Хочешь подсказку? — Либо таинственный голос не мог найти себе другого развлечения, либо реально хотел, чтобы кареглазый наконец всё вспомнил и умер со стыда. — Хотя мне всё-равно хочешь ты или нет, я и так, и так скажу. — Зачем спрашивать тогда? — Усмехнувшись, Пак облокачивается поясницей о тумбу из кухонной гарнитуры. — Ну давай, удивляй… — В твоё благо, если ты увидишь его, то может вспомнишь хоть что-то. — По интонации можно подумать, что жилец в голове рыжеволосого мог бы в этот момент закатить глаза. — Этот человек из кафетерия, который вы так часто посещаете с Сокджином. Ты его имя как минимум знаешь, так что не ври самому себе. Чимин знает его имя? Ну прекрасно, всё это время парень думал, что они были незнакомы. Кажется эта подсказка ввела кареглазого ещё в более глубокое заблуждение, поэтому дернувшись от звука выключения электроприбора, Пак чуть не сносит ни в чём неповинную керамическую чашку с высокой плоскости. Заливая содержимое последней горячей водой, рыжеволосый пытается сопоставить все имеющиеся факты. Высокий, сильный, работает в кафетерии, в оставшихся кусочках мозга хранится информация с загадочным именем, любит сигареты с черникой. Блять. Под такое описание многие подойдут, если не брать в расчет последний пункт чисто из-за того, что такой аромат мог быть случайным. А если и нет, то Пак даже так понятия не имеет кто это. — Зачем так всё сложно? — Надув и без того пухлые губки, Чимин цепляет наполненную горячей жидкостью кружку и направляется в одинокий зал. — Скажи хоть имя его, а то так играть не интересно, даже по твоим правилам. — О, понимать стал что ли? — Протянув задумчивое «Хм...», голос все же признается. — Его зовут Ким Намджун. Отпитый глоток крепкого кофе еле сдерживается, чтобы не покинуть ротовую полость парня, разлетевшись фонтанчиком по светлому паркету. Ким Намджун. Пиздец. Чимин переспал с ахрененным баристой, чей голос часами слушать готов и теперь ничего не помнит. Отставив кружку с рисунком забавного оленя на белом фоне, рыжеволосый чуть ли не стонет в голос, потому что… Ну как так? Высокий блондин, с отличным телом и в невероятно подходящей ему чёрно-белой форме с эмблемой кафетерия. Голос у того чуть басистый и с хрипотцой, а рисунки шоколадом и сахарной пудрой на сладкой кофейной пенке вообще числятся у Чимина в категории великих и недооцененных шедевров. Последний громко матерится, ведь именно чёртов Ким, мать его, Намджун сделал из милого мальчика, которому всегда нравились только девочки, настоящего пидораса. — Сдаюсь, показывай. — Грустно вздыхает кареглазый, отдавая победу в этой игре голосу в своей голове. — Ну или хотя бы помоги вспомнить. И тот помогает. Ударившись об частички памяти парнишки, последний видит перед собой картинку, от которой уже становится стыдно. Длинный наполненный дымом коридор в пурпурно-розовом освещении, иногда сменяющимся на фиолетовый и другие атмосферные цвета вечера. Здесь немноголюдно, так как основная масса сосредоточена на танцполе, нелепо растрясывая пьяные тела под различные биты мелодий, но, однако, случайные прохожие не обращают абсолютно никакого внимания на одну парочку, страстно целующуюся у стены. Мягкие губы находят чужие, сминают те, как хочется их обладателю. Юркий язычок в нужные моменты скользит между поцелуями, но не спешит встретиться с чужим, всего лишь подразнивая. Пак вспоминает как сам предлагает поехать старшему к нему, и тот, на удивление, слишком легко соглашается. Рыжеволосый упускает момент когда они успевают добраться до дома, поэтому уже сразу видит перед глазами до боли знакомую прихожую и себя, прижатого к двери и буквально повисшего на парне. Широкие ладони скользят по бокам под просторной футболкой, пока влажные и чуть припухшие губы мажут по шее рыжеволосого. Оба медленно передвигаются к спальне, лишая друг друга ненужной в тот момент одежды. Чимин помнит с какой силой его толкнули к кровати, что тот не подрасчитав расстояния плюхнулся на мягкую постель, ожидая пока уже заметно возбужденный парень нависнет над ним, продолжая выцеловывать шею младшего, оставляя отметки, тем самым присваивая кареглазого себе. Последнему же нравилось чувствовать себя маленьким и беззащитным в руках блондина. От его умелых ласк внизу всё сводило приятной болью, и Пак был готов растаять на месте из-за новых, еще неизученных ощущений. Длинные, но такие аккуратные пальчики касаются возбужденных сосков парня, надавливают на розовые бусинки и уступают круговым движениям, заменяющего их, языка. От таких манипуляций кожа покрывается мурашками. Всё такое непривычное, казалось бы запретное, но сладкое. Чимин не сдерживается, негромко стонет, грациозно прогинаясь в спинке, словно довольный кот, потому что нравится. И прикосновения, и то, чем они занимаются, и сам Ким тоже нравится. Блондин переходит ниже. Покусывает нежную кожу на впалом животике, зализывает оставленные еле видные следы, пока упирающееся в ткань обтягивающих штанов возбуждение младшего отдается мелкой дрожью во всём теле. Умелые пальчики скользят вдоль бугорка, надавливая и слегка сжимая через жесткую ткань налившуюся кровью плоть кареглазого, от чего тот, уже вовсе не стесняясь, коротко стонет в голос и просит, чтобы его поскорее избавили от этих мук и выебали, как последнюю сучку. И к его просьбе прислушиваются. Избавившись от оставшихся элементов одежды, ноги рыжеволосого оказываются излишне разведены в сторону. На губах снова остается отпечаток поцелуя, успокающего, более мокрого, отрезвляющего. Щеки начинают гореть румянцем из-за нахлынувшего чувства стыда, ведь Пак казался совсем открытым на тот момент перед обаятельным незнакомцем. Отчего-то влажные пальчики один за другим начинали погружаться в младшего, растягивая узкие, совсем неразработанные стеночки за тугим колечком мышц, находящемся между двух упругих половинок, заставляя кареглазого шипеть и целяться за белую простынь. Ничего не бывает, как в сказках. И Чимин это знает. Количество выпитого алкоголя совсем не приглушает получаемую боль в заднице, а хаотично покрывающие кожу младшего поцелуи совсем не отвлекают. Вцепившись короткими ногтями в спину блондина, рыжеволосый стонет то ли от даже сейчас уже невыносимой боли, то ли от непонятно-приятного ощущения, внезапно расплывшемуся по телу коротким импульсом, заставляющем вздрогнуть и снова красиво прогнуться в спине, прижимаясь грудью к груди старшего. Чимин тихонько хныкает, когда чувствует, как чужие пальцы уже совсем свободно скользят внутри, задевая всё тот же комочек нервов, а возбужденная до максимума плоть больно дергается, желая скорее получить разрядку. По щекам кареглазого текут слезы, когда пальцы потихоньку заменяются довольно твердым и внушающим размером членом старшего. Чимин царапает смугловатые плечи парня и закатывает глаза, потому что, блять, больно. Слишком больно. По сравнению с этим, недавняя «пытка» была мелочью. Ким что-то шепчет, пытаясь успокоить, пока движется неглубоко и плавно, а младший лишь кусает свои губы чуть ли не до крови и пытается хоть немного привыкнуть. Хочется остановить это всё и послать к чёрту, потому что терпеть невозможно. Но в ад к этим созданиям посылают самого младшего, когда размашистым движением бёдер толкаются вперед, проникая почти до самого основания. Пак громко вскрикивает, казалось бы срывая голос, весь сжимается и полосит усыпанную очаровательными родинками спину блондина, на что тот лишь шипит, но успокаивающе целует лицо рыжеволосого, собирая губами мокрые дорожи слёз. Обоим больно, но что поделать. Просторная кровать начинает поскрипывать, когда плавные движения вновь возобновляются, а широкие ладони оглаживают напряженное хрупкое тело. Пальчики на ногах подгибаются и из груди вырывается хриплый стон, когда старший вновь заходит излишне глубоко, задевая несчастный комочек нервов, из-за которого боль смешивается с садистским наслаждением. Руки внезапно заводятся над головой, переплетаясь пальцами с чужими, а губы накрываются новым поцелуем — мокрым, сладким, по-хорошему опьяняющим вновь. Податливое, но еще не совсем привыкшее к новым ощущениям, тело с каждым толчком бедер вжимают в кровать, возбуждая еще больше, делая тем самым приятно. Чимин кусается, закатывает глаза и громко высоко стонет, когда его шею в добавок ко всему покрывают новыми отметками, против которых он ничего не имеет. Всё в один миг кажется таким нереальным. Перед глазами плывёт, а предметы вокруг кружатся. Рыжеволосый сходит с ума, сгорает внутри, потому что становится слишком хорошо, от чего душно и совсем нечем дышать. Всё становится как-то слишком для младшего, поэтому тот долго не выдерживает — кончает намного раньше, пачкая животы обоих. Ноги в миг становятся ватными, но Пак, обхватив руками шею старшего, находит силы, чтобы окольцевать бедра последнего. Внутри во много раз чувствительнее, чем было до этого. Голос уже совсем пропал, а сил чисто на что-то, кроме поддерживать себя в сознании, уже не оставалось. Кареглазый шумно вбирает воздух в легкие, потому что горячая жидкость начала заполнять всё изнутри, отчего младший сам готов был второй раз кончить, не отойдя от предыдущего оргазма. На тот момент рыжеволосому казалось, что эту ночь он никогда не забудет, но нет, блять, всё-таки забыл. — Ну как-то так, — самонадеянно начинает голос в голове, пока младший прячет покрасневшее лицо в своих крошечных ладошках. — А еще он оставил свой номер, который лежит сейчас буквально перед твоим носом. Хотя, если быть точнее, несколько минут назад ты поставил на него кружку… Иногда всё-таки причудливый человечек, поселившийся в черепушке Чимина перестает вести себя, как мудак, поэтому последнему он и нравится, но, однако, факт его присутствия заявляет, что с рыжеволосым не очень-то все в порядке. Но, упустив это, последний заинтересовано смотрит на кофейный столик, где действительно под забавным рисунком на керамике располагался небольшой листочек с аккуратно выведенными цифрами. Отставив уже немного остывший напиток в сторону, Пак, взяв бумагу в руки, замечает еще и небольшую фразу в уголке, не очень разборчивую, но более менее понятную. — «А всё в любви прекрасно», — цитирует младший, строя недовольную мину, потому что эта фраза встречалась ему в какой-то очень популярной книге. — Ещё один сказочный долбаеб на мою голову…