Папа жив!

       В белой, просторной комнате никого, кроме него, не было. Интерьер был прост и приятен глазу: стены белого цвета, белый пол, белые занавески, белая кровать, белые одежды, аккуратно сложенные, лежали на столике, белая статуя, но цвет этот был не цветом снега или выбеленных на солнце костей, не цветом смерти, но цветом Жизни. Едва уловимый кремовый оттенок был схож с оттенком одеяния Папы. Сам Папа лежал в кровати, заботливо укрытый одеялом, рядом с капельницей, за окном стояло чудесное весеннее воскресенье, лёгкий ветерок доносил до спящего едва уловимые цветочные ароматы с улицы. Заиграла тихая классическая музыка из белого приёмника на тумбочке, приятная мелодия Johann Pachelbel – Canon in D Major, как нельзя лучше подходившая атмосфере, она была светлой и радостной. К её середине, увитый проводами, как Иисус тёрном, Папа пришёл в себя и приоткрыл глаза, фокусируя зрение. Поморгав, мужчина различил стоявшую перед собой на столе мраморную скульптуру Девы Марии, сложившую руки в молитве. - Итак, я в Ватиканской больнице, - тихо прошептал Пий XIII, полностью осознав ситуацию. - Мне стало плохо после речи, я упал в обморок... Игравшая музыка настраивала на размеренный лад и успокаивала, приводя мысли в порядок. Папа поднял голову вверх и увидел на потолке маленьких нарисованных ангелочков с картины "Сикстинская Мадонна". - Вокруг меня столпились кардиналы, даже мне на мгновение показалось, что я увидел лик Господа и... умер?       Стеклянная дверь, расписанная матовыми узорами в виде крестов, отъехала в сторону, и в палату стремительно вошла сестра Мэри. Её глаза были влажными от слёз, она подошла к кровати и осторожно обняла Папу: - Ты жив, как же хорошо! Я так перепугалась за тебя, все так перепугались за тебя! - Ради меня ты прилетела сюда из Африки? Твоему состраданию нет границ, мама. Отсев в сторону, пожилая женщина утёрла слёзы. - Мы подумали о самом страшном, что у тебя случился сердечный приступ, инфаркт или инсульт, и ты умер, но врачи сказали, что всё не так серьёзно, ты просто в последнее время сильно перенервничал. Всё будет хорошо. - Не нужно было оставлять стольких детей там ради одного ребёнка, - заметил Ленни Белардо, вечный сын. Сестра Мэри, всё ещё не веря, что всё обошлось, смотрела на своего любимого воспитанника, своё сокровище, ставшего Папой Римским. - О Боже, как же мне хочется... закурить, - начал оглядывать помещение Папа. - Врачи запретили тебе это делать, Ленни. И спорт, и кола на завтрак - только диетическое питание, никаких физических нагрузок, сигарет и нервных потрясений. В ближайшее время. - Лучше бы я умер, - откинулся назад на подушку Святой Отец. - Не говори так! Весь мир рыдал, когда увидел, что ты схватился за сердце и потерял сознание! А когда тебя, бесчувственного, унесли на носилках... Я просидела весь день рядом с твоей палатой, ожидая, когда ты очнёшься, и не только я, - горячо возразила сестра Мэри. Папа открыл глаза и внимательно посмотрел на неё, приподнимаясь. В его взгляде была вся вселенская печаль: - Быть может, ты выполнишь одну мою маленькую просьбу?.. - Всё, что хочешь! - уверила монахиня. - Закури рядом со мной, прошу. - Ленни!.. - Пожалуйста. - Даже если бы я согласилась, сигареты и пепельницу у меня отняли ещё на входе сюда вместе с зажигалкой. Лицо Папы омрачилось скорбью, но ничего сказать он не успел. Дверь снова открылась и вошли кардиналы Войелло, Калтаниссетта, личный советник Гутиеррез и другие, лучась счастьем: - Рады видеть Вас в добром здравии, Святой Отец! - А как сам я рад видеть себя в добром здравии, даже не представляете, - улыбнулся в ответ Папа. - Сколько я пролежал без сознания? - Пару дней, Святой Отец, - отозвался кардинал Войелло. - И очнулись на Пасху. - Надо же, прямо как Христос, - склонил голову Папа. - В этом году Пасха у нас, католиков, и у православных совпадает... - проговорил Папа. - Что за шум на улице? Прислушавшись к шуму, он различил крики скандирующей толпы: - Папа жив! Папа жив! - Опять, - устало приложил Папа руку ко лбу. - Как же быстро разносятся новости! - Они любят Вас, Святой Отец! Мы не могли прогнать верующих с улицы, они собрались, чтобы поддержать Вас!.. Больницу мы оцепили, на всякий случай, - сказал Гуттиерез. - Мудрое решение, - кивнул Папа и приподнял одеяло: - Эти провода и больничный костюм меня совсем не украшают, но ладно, раз я жив и здоров, то хочу показаться публике. По пояс, разумеется. - Но Святой Отец... - начал Войелло. - Никаких "но"! Я пропустил пасхальное богослужение, должен же я как-то искупить свою вину перед паствой! - возразил мужчина, отлепляя от себя провода с датчиками. Тут же в дверь вбежала медсестра, но увидев стоящего и разминающего затёкшее тело Папу, выдохнула, спросила о самочувствии, привела в порядок капельницу и вышла.       Волнуясь, как перед чтением первой речи, Папа Пий XIII, накинув на плечи больничную белую рубашку, подошёл к окну, открыл его пошире и раздвинул в обе стороны занавески. Толпа в едином порыве вскрикнула, по ней пронёсся радостный вздох, мужчина увидел самые разные плакаты с надписями, сердечками, крестами и ангелочками: "Мы молимся о тебе, Папа!", "Да здравствует Папа Пий XIII", "Я улыбаюсь Вам, Святой Отец!". Помахав всем рукой, Папа прищурился и заметил особняком стоявших в толпе группу раздетых догола злобных девушек, они держали в руках огромный плакат, буквы на нём были кроваво-красными и зловещими: "Лучше бы ты сдох, ублюдок!". Не успев удивиться, в Папу прилетело что-то розовое, закинутое чьей-то ловкой и сильной рукой, сумевшее пролететь через несколько десятков метров до него из толпы. Сняв с плеча женский кружевной бюстгалтер с прицепленным к нему брелоком в виде плюшевого кенгуру, держащего сердечко, Папа взглянул на толпу и увидел кричащих молодых девушек, стоявших ближе всего к полицейским, увидев направленный на них взгляд, они неистово закричали: - Мы любим тебя, Папа! Мы любим тебя, обними нас! Мы твои! Состроив вымученную улыбку христианского мученика, Папа поклонился, выслушал ещё одну бурю оваций и проклятий, прикрыл окно, сел обратно на кровать, положив возле себя бюстгалтер. Среди белизны палаты и черноты священников, он был как бельмо на глазу, как распустившийся бутон цветка, расцветшего через мёрзлую, чёрную землю и снег. Отцепив от него брелок, он положил его на полочку возле зеркала. - Обожание верующих придало мне сил, но ещё больший восторг у меня вызывает ненависть тех раздетых догола глупых женщин, решивших наготой выразить протест. Я прямо-таки почувствовал, что всё было не зря! - присутствующие люди рассмеялись, и когда смех отзвучал, Папа спросил: - У кого-нибудь есть закурить? - Боюсь что нет, Святой Отец, Вам нельзя, - отозвался Гутиеррез. - Увы, я бы сейчас тоже не отказался покурить, - кардинал Калтаниссетта прыснул в рот себе ингалятором. - Калтаниссетта! - повернулась к нему сестра Мэри. - В вашем-то возрасте... - Быть может, я и дожил до такого возраста благодаря курению, - прервал её кардинал. - Как Черчилль, но по виски крупный специалист здесь не я. Гуттиерез закрыл рот рукой, скрывая улыбку: видимо, весь Ватикан уже прознал о его тайном грехе к алкоголю. - Что за ересь... - вздохнул Папа, поглаживая колени в белых штанах. - Такое чувство, что у меня не колу с вишней и сигаретами отняли, а отлучили от Церкви! Это же просто ересь, запрещать что-либо Папе! - Колу с вишней, чуть-чуть, вам можно. Не больше пары глотков, исключительно ради поддержания душевного здоровья, - положил в карман ингалятор кардинал. - Вот что я ожидал услышать от вас всех, а не этот сентиментализм! Семга сама по себе вещь очень вкусная, но в большом количестве она вредна для желудка, как и всякая тяжелая пища. Поэтому-то однажды во время большого улова семги возле Гамбурга полиция запретила домохозяевам кормить прислугу семгой больше одного раза в неделю. Вот бы вышел такой же приказ относительно сентиментальности!! И это я не сейчас придумал, между прочим, это заметил до меня ещё в девятнадцатом веке Серен Кьеркегор.       В палату вошла медсестра с подносом, на котором в стеклянном больничном бокале была налита коричневая пузырящаяся жидкость. Папа кивнул ей, взял бокал, отпил и глубоко вздохнул: - Теперь можно жить, утро началось хорошо. Лучшее лекарство. - Уважаемые гости, вам было разрешено всего лишь зайти сюда на пять минут, а вы тут провели в несколько раз дольше, - сказала недовольная медсестра. - Они скоро уйдут, не беспокойтесь, - приложившись к стакану, уверил мужчина. - И я тоже скоро уйду, - продолжил он про себя. - Кола - от представителя компании, производящий этот напиток. Несколько тонн теперь всегда будут на кухне в Вашем распоряжении, - сказал Войелло. - Я не принимаю подарков из жалости, - тут же отставил стакан в сторону Папа. - Это дар не из жалости, Святой Отец, это дар из уважения, - возразила сестра Мэри. Пий XIII задумался и сделал ещё глоток: - Хорошо. Я приму его. А этот... предмет одежды повесьте где-нибудь в рамочке в папском хранилище, это тоже дар, но дар от чистого сердца, пусть немного и непристойный, вызывающе-откровенный, провокационный, но от этого не потерявший свой смысл. Старая зажигалка больше не годится, так что если кто-нибудь мне захочет подарить новую, то я не откажусь. - Специально для Вас я закажу серебряную зажигалку Zippo с Вашими личными символами Папы. Но только после того, как Вы окончательно поправитесь, Святой Отец, - произнёс кардинал Войелло. - Превосходно! А теперь, прошу вас всех, оставьте меня одного... Сестра Мэри, останьтесь ещё на минуту. Кардинал Войелло, бросив быстрый взгляд на сестру Мэри, ушёл последним из палаты.       Когда все ушли, пожилая монахиня села на постель и посмотрела во внимательные глаза своего воспитанника: - Нет худа без добра, мама, вот ты вновь и встретилась с Войелло, пути Господни неисповедимы. Не правда ли, что это забавно? Так у тебя теперь будет неделя, чтобы обсудить с ним некоторые очень, очень важные вещи. Понизив тон и насладившись тем, как она смутилась, Папа продолжил, сменив тон с добро-смешливого на серьёзно-тревожный: - Скажи мне, неужели я и вправду святой? Неужели моя молитва спасла меня, я не молился о себе! Почему Господь решил оставить меня на земле, а не взять к Себе?       Сестра Мэри сложила ладони на кресте, склонив голову. Шум по радио затих, наступила относительная тишина, прерываемая отдельными криками из далеко гудящей толпы, но двое не замечали этого шума, они сейчас были не на земле, а где-то в более высоком месте. Там, куда не доносятся чужие голоса. - Господь и в этот раз совершил чудо, но не потому что ты молился, а потому что все эти люди, и я, и Войелло, и Гутиеррез, и даже недавно умершие люди, которые были так дороги тебе, просили за тебя, увидев тебя по телевизору, услышав по радио, услышав о тебе от родственников и друзей, и увидев тебя с Небес. И потому, что ты успел сделать лишь сотую часть своих праведных дел. Ленни, твой Путь, твоя великая история ещё только началась. - Я как рок-звезда, недостижим, вроде бы умер, но я жив, - ответил Ленни Белардо. Сестра Мэри, поцеловав его в лоб, покинула палату. Оставаться здесь было больше нельзя. Мужчина, взяв халат, ушёл в душевую, а когда вернулся, прислушался к раздававшейся по радио музыке и узнал знакомую песню юности. Depeche Mode–Personal Jesus. Когда он слушал её, он не до конца понимал её смысл, и уж и не помышлял о том, что когда-нибудь эта песня станет о нём. "Обрети веру Твой личный Иисус Слышит твои молитвы И заботится о тебе. Твой личный Иисус Слышит твои молитвы. Он всегда рядом. Незнакомое чувство… Ты совсем один, Обычный человек, Подходишь к телефону и Снимаешь трубку. Я сделаю тебя верующим. Давай, Проверь меня. Облегчи свою душу Исповедью. А я отпущу тебе грехи, Ты же знаешь, я умею прощать. Обрети веру. Обрети веру. Твой личный Иисус Слышит твои молитвы И заботится о тебе. Твой личный Иисус Слышит твои молитвы. Он всегда рядом." - Я всегда рядом. Кто-то называет меня Иисусом. Я простил некоторых грешников. Я позаботился о людях. Я слышу все молитвы, и когда я молюсь, почему-то Бог мне отвечает. А в этот раз Бог услышал молитвы всех тех, кто молился обо мне, - подумал Папа. ...Пока Папа одевался, он всерьёз задумался над тем, а не подговорил ли кто диджея на радиостанции поставить для него эту музыку, может быть, это сделала Софи? Или это были происки Войелло? Или, быть может, сестра Мэри, зная о том, что он слушает, вновь из любви сделала это? - Как бы то ни было, музыка меня подбодрила, - напевая себе под нос мелодию, мужчина переоделся в традиционную одежду, и чтобы поправить волосы, подошёл к зеркалу. Из зеркала на него смотрели, улыбаясь, Дюсоле и Спенсер. А позади них стояли все предыдущие Папы Римские с таким же добрым выражением лиц. Замерев от неожиданности, Папа моргнул и увидел, что в зеркале никого, кроме него, не было. Лишь тёплый ветер колыхал белые занавески, падали лучи яркого солнца на него, окутывая ореолом света. - Я знаю, что Вы рядом. Я знаю что Ты рядом, Господь, что Ты не оставишь меня. Я продолжу начатое.       Надев на себя белый пилеолус, шапочку священника в тон к белой сутане, Папа прислушался к новой мелодии, заигравшей по радио. Это была композиция Devlin – Watchtower. - Подходящая музыка для начала нового дня, - мужчина сделал музыку погромче, несколько раз кивнул головой в такт мелодии, положил в карман солнечные очки, брелок с игрушечным кенгуру и покинул палату, в коридоре его тут же ослепили вспышки папарацци и улыбка Софи. Сколько она его прождала здесь вместе с сестрой Мэри? Её измождённый вид косметика скрывала едва-едва. Что было в её взгляде? Сочувствие? Сострадание? Надежда? Восхищение? Или совершенно невообразимое чувство - любовь?.. А он шёл и шёл дальше по коридору, навстречу солнцу и людям, его лучи, нежно касаясь белой сутаны, продолжали освещать его, сотворяя нимб и крылья... Он был будто ангел Господень, будто сам Господь, Ему было совершенно плевать на охи и ахи врачей, у святого нет времени на смерть и болезни.       Подмигнув фотографам и улыбнувшись, пройдя мимо, Он остановился возле входа, надел солнечные очки, дал знак, и двери больницы перед Ним распахнулись. Его залил яркий, слепящий свет, Он вышел на улицу и приветственно поднял руки.       Было Светлое Воскресенье и в этом году верующие праздновали сразу два праздника: воскрешение Иисуса, Господа, и Его наместника на Земле, Папы Пия XIII.