Чёрный бриллиант

На Палантас опустился вечер, тёплые весенние сумерки, расцвеченные багрянцем заходящего солнца. Рейстлин, недавно обосновавшийся в проклятой башне Высшего Волшебства, пил горький травяной отвар и читал. Благодаря жертве одного из учеников Фистандантилуса богатая коллекция магических книг за столетия не пострадала от рук черни и светлых жрецов. Часть души мага при этом воспоминании дрогнула и отвлекла от текста. Рейстлин недовольно скривился, остро ощущая отвратительный вкус напитка. «Нет. Я хочу быть один. Никаких учеников. Не мешай мне! Довольно Карамон отвлекал меня от важных дел». «И теперь ты всё навёрстываешь, Маджере, — в голове раздался тихий смех. — Потому и не спишь второй месяц». Молодой маг не стал отвечать на колкость, вместо этого вернулся к чтению, не оставляя места в своём сознании для вынужденного сожителя. Разговор был уже третьим за последние месяцы. Наедине с собой Рейстлин вдруг осознал, что истинное мучение — это одиночка и лидер, заключённые в одном теле. Ему было сложно выносить даже общество нескольких недалёких и болтливых друзей Карамона, он искал тишины и покоя, тогда как Фистандантилус прежде был окружен людьми, ждущими его совета: влиятельными горожанами, жрецами, многочисленными учениками, готовыми исполнить любую прихоть. И каждый из магов желал устроить дальнейшую жизнь их общего тела по-своему. Спустя небольшой промежуток времени Рейстлина снова отвлекли, но на сей раз это был не Фистандантилус, — если только он не выбрался из тела и башни полюбоваться на звёзды в обществе старых приятелей, призраков умерших магов. Хор серебряных колокольчиков разлился мелодичным перезвоном от подножья до самой Галереи Смерти, врываясь в каждый кабинет, возвещая о появлении незваного гостя. Рейстлин в замешательстве закрыл книгу: он был уверен, что преодолеть Шойканову Рощу без его позволения невозможно. А разрешения он не давал… не считать же язвительного ответа Ладонне. Что же он ей сказал-то? Мгновенно переместившись вниз, маг распахнул тяжёлые врата и пристально вгляделся в сгустившийся у подножья башни мрак. Тьма шевельнулась и исторгла из себя едва различимую высокую фигуру. Рейстлин моргнул, пытаясь рассмотреть в силуэте природу гостя, прежде чем решить, позволить ли тому войти. Бесшумные движения, знакомый, едва слышный шелест бархата, запах трав без оттенка тления подсказали, что перед ним носитель чёрных одежд — и, вероятно, живой. Но тьма струилась за пришедшим следом, оборачивала плечи, скользила по мантии, подвижная и неуловимая для взгляда, странная — неощутимая для магического чутья. Ещё шаг навстречу — и Рейстлину потребовалось всё самообладание, чтобы не отступить назад, увидев, как блеснул свет, отразившись в глазах на бледном лице гостя, а затем — каскадом бликов в десятках глаз окружающего его тёмного ореола. — Меня зовут Даламар, — порождение Бездны помимо множества глаз имело приятный, хоть и срывающийся от волнения голос. — Возьмите меня… в ученики. Я бы хотел… изучать Искусство у самого великого мага Ансалона, — торопливо закончил гость. «Эльф. Всего лишь глупый молодой эльф», — подсказал Фистандантилус. — Войди, — сухо распорядился Рейстлин, наблюдая дивную метаморфозу послушно шагнувшего на свет пришельца. Вселяющая трепет тёмная субстанция оказалась невероятно длинными чёрными волосами, развевавшимися от сквозняка, а горящие потусторонним светом «очи» на ней — чёрными бриллиантами. Безупречно отшлифованные камни, оправленные в серебро; тонкая, старинная работа — целое состояние, украшения, достойные детей Говорящего со Звёздами. Но если память не изменяла магу, у Лорака была только дочь, пусть и той же масти, что юноша, стоящий перед ним. Бастард? — Господин, ты позволил мне прийти к тебе, но не отдал распоряжения Стражам пропустить меня, — не встретив и капли сожаления в оценивающем взгляде вероятного наставника, Даламар стушевался, опустил глаза на покрытые воспалёнными ссадинами руки, будто он сам допустил оплошность, шагнув в Шойканову рощу. Левое предплечье украшал тяжёлый браслет-наруч серебряного литья с вездесущими чёрными камнями, слишком массивный для тонкокостного эльфа. А правую, сильнее пострадавшую в битве с мёртвыми руку берегли тонкий золотой обруч на плече и перстень на безымянном пальце. Все украшения были бесценными артефактами, собранными членами Конклава по всему Ансалону. Драгоценности совершенно не подходили друг к другу, и обвешанный ими Даламар чувствовал себя жертвенной елью, обмотанной кишками минотавра. Но свою задачу они выполнили — сохранили жизнь; чего нельзя было сказать о здоровье и чувстве собственного достоинства. Молодого колдуна так не трясло с самого Испытания. Рейстлин наконец вспомнил разговор, случившийся несколько месяцев тому назад в Вайретской Башне. После того, как число Стражей пополнилось на добрый десяток смельчаков, рискнувших по внушению Конклава попробовать усмирить «ренегата», он покинул Палантас, чтобы прекратить поток добровольно-принудительных самоубийств среди и без того малочисленного магического молодняка. Представ перед Конклавом, он по всем правилам объявил о смене цвета мантии, и магам не оставалось ничего, кроме как принять это заявление постфактум. Оставить его в покое они, тем не менее, не пожелали. Впрочем, такой поворот Рейстлин предвидел. — Ты должен допустить к себе ученика, — настаивала глава Чёрной Ложи. — Твои знания бесценны, а здоровье — уж извини!.. — Хорошо, — внезапно легко согласился Рейстлин и, не успела Ладонна поинтересоваться, в чём подвох, продолжил: — Но только одного. Пусть это будет самый талантливый из новичков Чёрных мантий. Умный, внимательный, учтивый. Грамотный, разумеется; читающий и пишущий на нескольких языках. Я не стану тратить время на то, чтобы преподавать ему азы. Знающий травы и алхимические элементы, с хорошим обонянием, чтобы смог отличить ядовитый гриб от съедобного, а камень от соли. Наделённый редким сильным даром, — Рейстлин на миг замолчал, переводя дыхание и думая, что ещё добавить к сказанному. Вспомнив о Карамоне, продолжил: — Сирота. Без братьев, сестёр и прочих отвлекающих своей заботой родственников. Одиночка. Никаких весёлых компаний и пассий в своей башне я не потерплю. Магия должна быть его единственной страстью. На меньшее я не согласен, — наконец закончив, Рейстлин направился к выходу. — Ничего не забыл? — язвительно поинтересовалась Ладонна ему в спину. Маг замер на миг — и обернулся: — Ах да. Ещё это должен быть эльф. Не старше ста лет. В тот момент ему казалось, что сочетание всех качеств — абсолютно невыполнимое требование. Отличная идея! И не отказ, и не согласие. Так что разговор он с чистой совестью забыл сразу, как только вернулся к своим исследованиям. И вот это сочетание несочетаемого — по всей видимости — стоит перед ним. Зная Конклав, можно не проверять, все требования к ученику учтены с дотошностью, присущей старикам. Но он проверит, ещё как проверит! Ведь теперь единственный способ избавиться от ученика — заставить того сбежать прочь. — Ступай наверх и выбери комнату себе по вкусу, — приказал Рейстлин, предвкушая ужас эльфа от предстоящих открытий. От грязных, тесных, обветшавших за триста лет келий для юных магов, от брошенных в панической спешке истлевших вещей, от останков питомцев и результатов экспериментов. Он и предположить не мог, что Даламар, обрадованный неожиданной щедростью и уступчивостью хозяина Башни, не подумает о скромных нижних каморках, а беззастенчиво отправится сразу наверх, к покоям архимагов, и, придирчиво осмотрев, найдёт самый шикарный из них достойным своей персоны. Следя за послушно поднимающимся по ступеням нежданным учеником, Рейстлин отгонял навязчивые мысли, что за такими волосами не поймешь, надето что-то под ними или нет. И если Даламар все же решит остаться, как быстро они окажутся во всех зельях, включая отвар от кашля? А ещё можно будет проверить, не станет ли чуть менее горьким этот отвар, заваренный эльфийскими руками. С Карамоном ведь становился. Да и магов Конклава можно будет подразнить, поводить за нос, заставить понервничать… «Вот видишь. Пройдёт совсем немного времени, и тебе понравится», — довольно посулил Фистандантилус. Рейстлин понял, что помощи в избавлении от ученика не дождётся. И не надо. Сам справится!