Кот

Шаги босых ног отдавались в тишине комнаты громким звуком. Не бормотал телевизор, не журчала на кухне вода. Казалось бы, обычные вещи, но уделять им внимание сейчас совсем не хотелось. Мужчина упал в кресло, даже не заметив, как оттуда едва успел спрыгнуть большой цветной кот. Только когда темпераментное животное с недовольным фырканьем уселось на ручку кресла, Дания повернул к нему голову. - Прости, приятель, - с усталой улыбкой произнёс Хенрик, ласково потрепав кота по лохматой голове. Кота звали Иван. Странное имя для датского животного, но Дании оно ещё три года назад, когда этот кот только появился в его квартире, показалось уместным и забавным. Дело в том, что это был русский кот. Во время очередного собрания в Москве выпал снег. Его было так много, что даже северные страны, привыкшие к морозам, неуютно ёжились и старались куда-нибудь деться от порывов ветра. Хенрик как раз перебежал необычно пустынную дорогу, когда о его ботинок стукнулся комок грязной, жидкой, неопределённого цвета шерсти. Мужчина бы и не заметил, если бы котёнок не начал орать. Именно орать, завывать тонким, пронзительно-громком голосом, прерываясь на отфыркивание от снежинок, лезущих в маленький нос. То ли потому, что этот котёнок выглядел особенно жалко, то ли почему-то ещё, но это что-то заставило датчанина подобрать этого котёнка, отмывать его в номере, выбивать для него разрешение в самолёте и в конце концов всё-таки привезти к себе домой. Кот оказался многоцветным. Рыжие, чёрные, серые и белые пятна беспорядочно расположились на желтоватом меховом фоне. Питомец сразу привык к квартире и хозяину, научился выпрашивать еду у иногда появляющихся здесь девушек, завёл привычку плавать с Данией в ванне и спать у него на шее. Он и до сих пор там иногда спит, пока хозяин не начинает задыхаться от веса откормленной кошачьей тушки. Хенрик улыбнулся, вспоминая, как кота сторонился Швеция. Бервальд нечасто бывал у Дании дома, но заходил, когда положение было совсем безвыходное. Он вообще старался лишний раз с ним не разговаривать. Но в тот раз он всё-таки зашёл, принёс бумаги, которые ему почему-то очень срочно понадобилось обсуждать. Иван не показался ему с самого его прихода, но, когда бедные швед, ничего не подозревая, сидел в гостиной, трёхкилограммовая туша спрыгнула ему на плечи с книжного шкафа. Дания прекрасно знал, что это нехорошо, и что Швеция его просто убьёт за это, но ничего не мог с собой поделать и чуть не скатился с кресла на пол от хохота, наблюдая выражение лица Бервальда, который пытался стряхнуть с себя наглое животное. Коту, видимо, тоже было смешно, и он переваливался с одного плеча шведа на другое, ничуть не собираясь оттуда слезать. Когда он наконец спрыгнул, Швеция быстро ушёл, даже не договорив о делах, которые очень срочно хотел обсуждать. Дания тоже про них забыл, потому что в прямом смысле валялся на полу, всё ещё посмеиваясь, а на груди у него стоял лохматый кот, явно гордый собой. Правду говорят, что питомцы похожи на своих хозяев. Дания сполз с кресла на пол, стащив за собой кота, и усадил себе на колени. Тот пофыркал для создания недовольного вида и затих, растянувшись на хозяйских ногах. - Может, ещё раз его сюда приведём? – фыркнула Хенрик, поглаживая кота по выгнутой спине. Кот скосил на него полуприкрытые жёлтые глаза, как будто понимая, о чём идёт речь. – А что? Было весело, да, красавец? Мужчина вздохнул. И он, и, наверное, кот, прекрасно понимали, что Бервальд никогда в жизни по доброй воле не посетит их. Не ладились у них с Данией отношения, никак. Начиная с самого детства, с тех пор, как Хенрик появился в доме Скандинавии, Бервальд косо смотрел на него. И дело было не в том, что они часто ссорились или дрались. Дания просто очень им мешал. Он как-то сразу ворвался в привычный уклад строгой северной жизни. В нём всего было «слишком». Слишком шумно, слишком громко, слишком быстро. Он не умел сидеть на месте, убегал куда-то без разрешения, распугивал скот и вообще пытался хоть как-то найти себе развлечение в тихом посёлке. Швеция такого не одобрял. Хенрик всегда был слабее. Он резко отличался от широкоплечих основательных Швеции и Норвегии, вечно молчаливых и как будто постоянно задумчивых. Он выглядел тоньше, хоть и не уступал Бервальду в росте, постоянно куда-то дёргался, даже когда сидел, ему обязательно нужно было постучать ногой или пальцем. Он не был вредным ребёнком, просто так получалось само. Братья сразу его не приняли, держались своей компанией, а он постоянно пытался к ним вклиниться. Он мог часами наблюдать, как Бервальд размахивает мечом или боевым топором и тихо завидовать. Силе, скорости, выносливости. Сам он Швеции в поединках всегда проигрывал. В общем, их отношения не сложились с десяти лет. Кот встал и принялся топтаться на месте в поисках удобного положения, а Дания прислонился спиной к креслу. Он уже пожалел, что не принялся что-нибудь делать – в голову лезли ненужные мысли. Но сгонять кота не хотелось, да и настроения делать что-либо полезное не было. Мужчина закрыл глаза… Он точно не помнил, в каком году это произошло, но просторный зал выдел перед собой отчётливо до сих пор. Отблески факелов плясали на каменных стенах, хотя помещение в освещении не нуждалось – снаружи горело всё, что ещё могло гореть. Хруст падающих деревянных стен окрестных построек отчётливо слышался в гулкой комнате. Последнее, что мелькнуло у него перед глазами перед падением, был дверной проём, в котом появилось напуганное лицо Финляндии. И откуда она там только взялась? Ей не место в этой войне. Но Айно всегда была упряма вопреки своему невинному виду. Она пробралась сюда вслед за Швецией, не слушая его уговоров и приказов. Даже если он и был её мужем, она прекрасно обходила его указания. Боль не сразу расползлась по телу. Она началась где-то в спине, от правого плеча почти до поясницы, и постепенно заполнила собой всё тело. Хотелось корчиться, кричать, деться куда-нибудь от этих ярких бликов. Кровь из разбитой головы стекала на глаза, мешая смотреть. Дания стиснул зубы, приподнимаясь на руках, но тут же повалился обратно в собственную кровь, застонав от резкой вспышки боли в спине. Удар острого лезвия пришёлся удачно, вскользь, чудом не задев позвоночник. Но удар был в спину и именно эта мысль не давала Хенрику потерять сознание. Он с трудом повернул голову, пытаясь увидеть, кто стоит за спиной, и наткнулся взглядом на окровавленное лицо Швеции. Как всегда, спокойное и почти ничего не выражающее. Датчанин снова повалился на пол и из последних сил повернулся на бок. Конечно, он всегда проигрывал ему. Он всегда первым вступал в бой и всегда проигрывал. Эта война тоже была развязана им. Таким войнам Дания потерял счёт. Он никак не мог отказаться от идеи собрать семью вместе, и Бервальду это надоело до зубной боли. Он никогда особо не сдерживался в сражениях, а теперь, похоже, решил покончить с ним раз и навсегда. Хенрик практически смирился с этой мыслью. Что ж, он погибнет в бою, Скандинавия мог бы гордиться им. Он хотел лишь посмотреть брату в глаза напоследок. Какие-то голоса смешались в один сплошной звук, Дания уже не различал, кто и что кричал. Он видел лишь неподвижную фигуру шведа и неожиданно вяло подумал, что устал. От войн, от попыток что-то доказать семье. Он всегда стремился на их уровень, хотел быть похожим на них, заставить себя уважать. А получал лишь презрение или недовольство. И ради чего он старался все эти годы? Стоило получить топор в спину, чтобы понять, что всё было зря и он просто свихнулся на почве единства с семьёй. Хенрик криво усмехнулся, роняя голову на окровавленный пол. Фигура Швеции шевельнулась, и датчанин уже приготовился к неминуемой смерти. Но неожиданно маленькая ладонь убрала волосы с его лба. Дания удивлённо приоткрыл глаза. Перед ним на коленях стояла Айно, Бервальда в поле зрения не было. Кажется, девушка что-то говорила или кричала, но мужчина ничего не слышал, только неровный стук собственного сердца, эхом разносившегося в голове. «Что, малыш, едем домой?» - подумал Дания, не в силах ничего произнести. Вокруг почему-то стало темно, но потом яркий свет снова прорезал зрение, возвращая назад боль, которая уже стала удивительно привычным состоянием. Хенрику очень хотелось потрепать малышку по голове, как он делал сотни раз до этого, сказать, что её хмурый супруг будет ругаться и чтобы он шла за ним. Но он снова проваливался в вязкую темноту. Он успел увидеть только испуганное лицо Айно и вяло подумал, что она его потом побьёт… Мужчина зевнул, выныривая из своих мыслей. Кот не больно впивался когтями в его ноги, блаженно жмурясь. - Эй, приятель, - тихо позвал Хенрик и постучал пальцем по урчащему коту. Тот не отреагировал, привычный к странным выходкам хозяина, а лишь продолжил дырявить хозяйские джинсы. Дания улыбнулся и встрепал кошачью шерсть, вызвав бурю негодования и получив пару царапин. Кот гордо соскользнул на пол и сделал оскорблённый вид, усевшись к мужчине задом. Но очень скоро сменил гнев на милость и вернулся, миролюбиво протаранив головой хозяйскую ладонь. Он давно смирился, что его человек странный и на него иногда находит потребность в ласке, но собственная гордость не давала терпеть все щипания, валяния на полу и таскания на руках, и кот иногда показывал, кто в доме хозяин. Но, конечно, долго злиться на человека было нельзя, потому что он тоже умел обижаться и потом закрывал дверь в ванную, так что кот поплавать не мог. Часто они даже играли – кто дольше выдержит и не начнёт жалеться. Не выдерживал обычно кот. Если бы он сам мог доставать себе еду, он бы долго держал марку, но он не мог и поэтому шёл мириться. Довольный своей победой Хенрик позволял ему спать под одеялом. - Что, не нравиться? – усмехнулся датчанин и ласково погладил кота по голове. – Ты знаешь, что уже ночь? Кот знал, но не ответил. Ему было, в общем-то, всё равно, день сейчас или ночь. Но он широко зевнул, как будто соглашаясь с хозяином, но тут же захлопнул пасть, зная, что ему запросто могут сунуть палец в рот. - Вот именно, - кивнул Дания, поднимаясь. Он очень любил своего кота. В такие вот вечера, когда обычное приподнятое настроение улетучивалось, кот всегда помогал ему снова подниматься на свою волну. Точнее, кот вёл себя как обычно, а настроение себе поднимал сам Дания, но ему всегда казалось, что этим занимается именно кот. Даже иногда смотрит на него, как на идиота, как будто говоря: «Из-за чего ты переживаешь? Тебе что, делать нечего?» И Хенрик всегда был с ним согласен. - А и дьявол их побери, в самом-то деле. – фыркнул мужчина, включая в комнате свет. Волна грусти прошла, и он снова без особого труда и причины заставил себя улыбнуться лампе. Почему бы и нет? Она же ему светит. Дания опять фыркнул, чуть не рассмеявшись. И откуда он такой взялся, с такими мыслями? - Пошли, красавец, - датчанин кивнул коту в сторону кухни и удалился из комнаты, принявшись что-то тихо напевать. Кот Иван снова сладко зевнул, потянулся во все стороны и медленно пошёл за хозяином, распушив пёстрый хвост. Он знал, что его сейчас покормят, что разрешат сидеть на столе рядом, пока хозяин не допил кофе, которым, видимо, всю жизнь только и питался. Потом его погладят, помоют в глубокой ванне и пустят спать под одеяло. Это был очень умный кот.