Его выволокли из камеры во время вечернего обхода, после чего, не размениваясь на объяснения, потащили по отсыревшим коридорам, как он, бывало, таскал мешки с алмазным песком по деревянным улочкам беспечного Изольда. За закрытыми шлемами выражений лиц стражников было не разглядеть, но уже по тому, как бесстрастно впились в чешуйчатую кожу руки в белоснежных перчатках, Дарри по прозвищу Змеиный Язык понял, что вот теперь-то ему пришла полная, извините, задница.
Нет, ожидать чего-то хорошего, угодив в самую охраняемую тюрьму известного мира, по меньшей мере глупо, но до сих пор Дарри относительно безбедно коротал дни в пустой клетке, куда еще не успели подселить соседей. Картишек не хватало, конечно, до одури, но, наблюдая бесконечные свары, отделенные от его бесценной тушки двойной решеткой, он не без искренности благодарил свою удачу да полизывал жиденькую баланду, с завидной регулярностью поставляемую в его камеру. Не совсем то же самое, что бульончик из морских раковин, которым ему пришлось перебиваться в береговых пещерах до того, как его выследили экзорцисты, но зато на Титании никто не торопился поджигать его дом за неуплату долга и не гнал прочь, отрастившего когти и длинный ящеричий хвост, из родного города! В общем-то, его существование здесь можно было назвать даже приятным – никакой работы, никаких проблем, а от души дразнить какого-нибудь тигроголового олуха, не рискуя огрести в ответ, оказалось на удивление приятно…
Хотя теперь, вяло перебирая по полу лапами, Дарри подумывал, что, видно, ему все же стоило умерить природную язвительность и стараться не отсвечивать.
Впрочем, мечтать о прошлом – тот еще дохлый номер, и теперь оставалось лишь молиться всем четырем эмпирейцам сразу, чтобы это был всего лишь перевод в новую камеру. Судя по количеству пройденных ступенек – ужасающе глубокую, темную, страшную, но все-таки пустую камеру!..
…и когда демон-ящерица, потирая ушибленную поясницу, окинул настороженным взглядом свое новое пристанище – отсыревший каменный мешок, едва заметно освещенный зарешеченным оконцем наверху – ему сперва показалось, что в кои-то веки его отчаянные молитвы были услышаны.
Хотя меньше чем через пять минут он понял, насколько ошибался.
Насколько. Он. Беспросветно. Влип!
– Слезай уже, – негромко, с какой-то сдержанной бархатистостью мазнул по уху ужасающе безобидный, почти
девичий голосок, пока его обладательница, не сводившая с Дарри голодного взгляда, вяло поцарапывала стену когтистой лапищей, – Мне сегодня не до игр.
– Нетушки, – тут же просипел в ответ скалолаз поневоле, продолжая изо всех сил держаться за едва заметные выбоины в каменной кладке, за которые умудрился зацепиться во время первой – и единственной – стычки с пожирательницей демонов, – Ты же меня слопаешь!
– Естественно, – как о само собой разумеющемся ответила та, даже с намеком на легкое удивление, – Или ты думаешь, что тебя бросили сюда ради того, чтобы ты мне песни пел? – тут в ее груди что-то заклокотало – наверное, это был смех – но звук почти тут же оборвался, после чего громадная лапа уже с силой провела по мокрому камню, высекая крохотные искры, – Слезай, говорю.
– Слушай, мы же разумные… э-э, существа, – понимая, что находится на волосок от смерти, Дарри умудрился как-то справиться с охватившей его паникой, а болтать… о, его ж недаром прозвали Змеиным Языком! – Неужели не сумеем договориться, вот… вот как тебя зовут?
– Не собираюсь представляться собственному обеду, – раздраженно фыркнула эта девица, – У тебя одно предназначение, демоненок – стать моей закуской, и чем скорее ты перестанешь упрямиться…
–
Закуской? – Дарри с деланной театральностью закатил глаза, лишь в последний миг удержавшись от порыва стукнуть себя по лбу, – Аменох милосердный, и это все, на что я, по-твоему, могу сгодиться?!
– Именно так, – последовал невозмутимый ответ, – Впрочем, если у тебя есть другие предложения…
– Да сколько угодно, любезная госпожа, сколько угодно! Скажем,театральные представления? Незадолго до того, как меня упекли за решетку, я даже пробовал себя в роли комика, хотя не могу сказать, что добился на этом поприще особых успехов…
– Неинтересно, – впрочем, весь его запал сдулся, как проколотый мяч, едва он услышал равнодушно-холодный голос, после чего демоница, отойдя на несколько шагов назад, пригнулась, явно готовясь прыгать, – Что ж, не хочешь по-хорошему – будем по-плохо…
– Стой-стой-стой-стой! – заверещал Дарри, с такой силой колошматя по стене хвостом, что лишь каким-то чудом не лишился оного, – Не горячись! Может, тебе больше по душе героические баллады? Сказания древних времен? Я знаю их много, очень много! «И дракона пасть разверзлась – выше солнца, дальше тучи!..»
– «И на бой тот вышел Радден – самый смелый, самый лучший, Рыцарь чести, рыцарь сердца, он дракона вызвал биться. Чтобы над родным Логрессом черный змей не смел кружиться…» – спустя почти полминуты негромко донеслось в ответ, – «Сага о Раддене Победителе Дракона».
– Совершенно верно, госпожа, совершенно верно! – тут же ухватившись за очередную соломинку, попытался отвлечь ее разговором Дарри… однако без особого успеха – еще через пару мгновений сложившаяся в огромный кулак красно-черная рука что есть силы вмазалась в стену, и даже кривые ящеричьи когти заскользили по мокрым валунам, пока мигом заткнувшийся демон силился зацепиться понадежнее.
– Лафи рассказывал мне ее гораздо лучше тебя, – прорычала демоница, и столько жгучей ненависти звучало в ее низком голосе, что даже у Дарри невольно перехватило дыхание, – Лафи столько раз читал эту балладу, что помнил назубок все двадцать четыре восьмистишия… он мечтал когда-нибудь добраться до столицы, чтобы самому увидеть меч Раддена в королевском дворце, и его плащ, обгоревший в драконьем пламени… – тут она внезапно замолчала, свирепо засопев, после чего в каменном мешке снова воцарилась тишина.
Влажная. Хрусткая. Угрожающая. Так замолкает лес перед последним броском голодного волка на ничего не подозревающего кабана. Так молчит полузадушенная мышь, которую, извиваясь и хлеща хвостом, запихивает в глотку проголодавшаяся гадюка.
И, чтоб его хвост собакам достался, именно этой жалкой мышкой демон-ящерица себя и чувствовал!..
– Петь…
– А? – внезапно прозвучавший в тишине не-вопрос оказался настолько внезапным, что Дарри едва на пол не свалился!
– Петь, – чуть громче повторила демоница, уткнувшаяся лицом в колени и сейчас выглядевшая как вполне обычная девчонка, грязная и ободранная до самых ушей, – Умеешь?
– Э-э-э… – протянул, было, тот, явно гадая, не кроется ли за ее словами какая-нибудь каверза… но тут – и-и-ик! – это чудовище под ним слегка дернулось, мигом напомнив, что в его положении и на ходу колдовать впору научиться! – Умею! Конечно, умею! Может, любовный романс? Или что-нибудь на морскую тематику? А как насчет…
– Колыбельную.
– Э?
– Спой. Мне. Колыбельную.
– Э-э-э?!
Ну ладно, удивиться один раз за день, когда его вытащили из любимой камеры и бросили на съедение кровожадному монстру – это еще нормально.
Удивиться дважды, обнаружив, что монстр вполне умеет говорить, выглядит как семнадцатилетняя девчушка и плачет от тоски по какому-то там Лафи – это уже подозрительно.
Но удивиться трижды, когда тот же самый монстр, по слухам, сожравший уже с полсотни демонов всех мастей и размеров, попросил свою несостоявшуюся закусь спеть колыбельную!..
Кх-х-ха-а-а…
Впрочем, был ли у него особый выбор? Дарри не привык особо далеко загадывать на будущее – если ты сирота, живешь от подработки до подработки и частенько заглядываешь в игорный притон, то быстро понимаешь, как ужасающе мимолетна своенравная удача – но вырвать у судьбы еще хотя бы день, полдня, пару часов жизни?
Он был трусом, о да. Проще было бы разжать когти и поскорее умереть…
Но вместо этого он – запел. Низко и невпопад, подвизгивая и задыхаясь на особо высоких участках мелодии.
И лютое чудовище, обреченное пожирать таких же чудовищ, сидя в осклизлой каменной яме, молча слушало его незамысловатую песню, медленно погружаясь в зыбкую дремоту…
* * * * *
– …неплохо получается, Дайл.
После чего на мгновение – всего на мгновение – мелодичные звуки, окутавшие полуют «Ван Эльтии», сменились звенящей тишиной, чтобы чуть погодя…
– Б-б-б-босс!
…смениться грохотом от падения далеко не легонького штурмана на жалобно заскрипевшие деревянные доски.
– К-кракена т-тебе в зад, н-нельзя же так… п-п… п-подкрадываться! – от испуга и без того шипящий голос ящера стал еще менее внятным, тогда как Велвет, вполне удобно расположившаяся на фальшборте прямо за его спиной, лишь усмехнулась про себя, довольная и одновременно огорченная тем, что ей удалось заставить тягостную песню утихнуть.
– А ты у нас все такой же трусоватый тип…
– Оставь в покое мои маленькие слабости, Твое Владычество, – тут же огрызнулся взявший себя в руки Дайл, – Не всем же из нашей команды быть чокнутыми самоубийцами, с голыми руками захватывающими военные крепости!
– Или нагловатыми демонами, в одиночку планирующими штурм морского порта, дабы отомстить бывшим товарищам, – парировала Велвет, невольно улыбнувшись – и Дайл, видно, сам не заметил, как растянул чешуйчатые губы в ответ.
– По крайней мере, я не собираюсь повторять ничего подобного.
– Так и меня пока что в Вортигерн не тянет, – пожала плечами новоявленная Владыка Бедствий, откидываясь на узкое «ложе» из хорошо заполированной деревянной доски, – По крайней мере, не раньше, чем мы доберемся до Зексона… долго еще плыть, Дайл?
– Несколько часов, если только ветер не поменяется. Так что можешь спокойно отправляться спать дальше.
– Как раз собиралась задремать… – после чего не без хитринки она добавила, – Впрочем, в последнее время мне почему-то совсем плохо спится. Споешь мне колыбельную?
– Д… д… да ну тебя, босс! – и куцый огрызок, который только-только начал отрастать у Дайла вместо потерянного хвоста, завертелся не хуже мельничных крыльев! – Я ж… я ж для себя! Себе! Самому! А ты… п-п… п-п… п-подслушивала, да?!
…Он долго ругался. И пыхтел. И выстукивал по штурвалу когтями, что-то недовольно бурча себе под нос. И Велвет почему-то улыбалась, слушая его болтовню.
Потому что он был жив. Потому что был демоном. И потому что она все еще не смотрела на него, как на возможный завтрак.
Душа того ящера, который попытался выменять у пожирателя чудищ собственную жизнь – где она теперь была, поглощенная левой рукой беспощадного монстра? Голод, с которым Велвет была вынуждена мириться на протяжении трех лет тюремного заключения, было не так-то просто одолеть, и ту битву она проиграла… собственно, она и не особенно пыталась ее выиграть. Демон оставался демоном, какие бы сладкие речи ни вел его длинный язык, и мало-помалу алкающее крови чудовище, в которое Велвет превратилась после Алой Ночи, обрело власть над человеческим разумом, после чего не помогли ни песни, ни крики – лишь хруст разрываемой плоти, лишь жаркая волна, прокатившаяся от кончиков когтей по всему измученному телу…
Кто знает, может быть, однажды Дайл тоже станет для нее всего лишь закуской? Или Рокуро? Или малышка Камоана? Медисса? Орт с Руссом? Грифон?..
Велвет не знала. Не хотела знать. Не хотела верить чудовищу, которым по собственной воле пробыла почти три года, ненасытно поглощая одного демона за другим. А ведь они тоже кричали от боли. Они умоляли. Они просили сохранить им жизнь.
А она притворялась глухой…
Она и сейчас притворяется. Холодным и бесчувственным монстром. Подлинной Владыкой Бедствий.
Но все же – не забывает. Всех, кого пожрала. Всех, кого уничтожила на своем пути к мести. Всех, кто по-прежнему идет за ней, доверяя ее решениям, прикрывая ей спину, улыбаясь, если вдруг она в поисках поддержки обернется через плечо.
Потому что они ее не забудут. И тот демон на стене каменной темницы – не забудет, как она поглотила его, единственного, кто за три долгих года разглядел в ней человеческое сердце.
Ради него. Ради всех, кто пожертвовал своими жизнями, чтобы дать ей шанс изменить свою судьбу – она возьмет ножницы и самолично вспорет уже сотканную ткань, и по живому разрежет до тошноты идеальную картину мира, чтобы никогда не дать ей шанса стать пугающей реальностью.
И красной нитью, детской колыбельной, в кровь изранив пальцы и искусав губу – но она сошьет свою судьбу заново, потому что сама так решила.
Потому что это и есть ее ответ.
Конец.
