Дитячья Хрупкость

Казалось это так легко — взять и умереть. Некогда, мне так казалось. И я хотела этого. Я так хотела этого. После всего того, что мне пришлось пережить, я просто хотела кануть в лету. Я думала, но оказалось не так. Почему я все ещё здесь? Так же, как и он. И где Забытый лежит мёртвой массой. Жар продолжает гудеть в ушах. Не ожидала, что Пространственный Разлом будет настолько неприкрашенным. Забытый был скуп. Или, может быть, просто так моя Матушка и её братья-Основатели решили отделать тюрьму для этого монстра. Она почивает в подземелье, вместо неба — истрескавшийся камень и клубы дыма. Эта проклятая темница теперь стоит пуста, вакуум оставшийся после смерти своего изолированного узника свистит сквозь меня. Я поневоле прихорашиваюсь когда понимаю это, когда ощущаю эту пустоту. Габриэль выполнил то, что я ему поручила, и в какой-то скоротечный момент гордость переполняет меня. Но затем приходит осознание. Я мертва. Я помню как я умирала. Подо мной, море лавы отбрасывает завораживающие блики на стены, и эти блики пожирают весь мрак и всю черноту темницы, оставляя лишь истощённые тени. Тени эти перескакивают с фрагмента панциря на редкую лужицу зелёной крови и куски сваренной плоти — все что осталось от Забытого. Тени прячутся вдоль мелких морщинок у глаз, рта и носа Габриэля. Я, с другой стороны, не отбрасываю тени; ни сейчас, ни когда-либо потом, понимаю я. Мне становится грустно. Даже когда зеркала отказывали мне, у меня всегда была моя тень. Она привязывала меня к земле, к жизни. А сейчас, когда этих уз больше нет, я знаю, что мне их будет не хватать. Очень. Смогу ли я существовать если у меня нет тени? Что я буду делать? Каковы мои намерения? Это не то, что мне было обещано! Я начинаю вышагивать эту скалу, зависшую над огненным морем, вдоль и поперек. Языки пламени поднимаются ввысь. Их некому остановить. Стены измерения рушатся — Забытого больше нет. Зола должна была покрыть моё платье, но она лишь проносится мимо, сквозь меня. Нет боли и нет жара. Огонь, как и дым, здесь без запаха. Единственный запах что я могу уловить — человечий. Мой шаг становится шире. Я не понимаю. Жизнь после смерти… второй смерти? Какой абсурд. Мне было обещано небытие! Я умерла бездушным созданием, мне нечего, некого преследовать. Я не обращаю внимания на удушающий жар этого измерения. Ритмично расхаживая, я вновь слышу его запах, его человечий запах, и я хмурюсь. Я думала, что моё проклятие изничтожит его. Я обратила его при помощи изысканной, нет, легендарной крови, было бы печально если она пропала бы из-за какого-то пустяка. Тем не менее, если этот мужчина, что порешил всех Лордов Теней и Забытого, не принял бы мою кровь, то он запросто не выжил бы в поединке с демоном. А теперь он спит как ребёнок! Он лежит, не двигаясь, на том же месте где я его нашла. Обрела ли я сознание? Я была ничем какое-то время, в этом я уверена, а потом я вернулась. Поначалу, я попыталась его покинуть. Я подошла к краю скалы и продолжила свой путь, прочь, но вскоре снова очутилась подле него. И это продолжалось до тех пор пока я не признала: я обязана составить компанию Габриэлю Бельмонту. Я не знаю зачем и почему, а огонь продолжает карабкаться. Лава плещется вокруг нашего островка-гавани, трещины стелятся по камню как змейки и смог клубится у моих ног. Портал назад в наш мир висит под потолком как звезда в тусклом небе. Я призадумываюсь; услышит ли он меня если я заговорю. Но я пока что не готова высказываться. Я останавливаюсь и перевожу свой взгляд на него. В данный момент он либо спит, либо притворяется. Измерение проседает под собственным весом, крошка усыпает всю поверхность, водопады лавы струятся вниз, а Габриэль спит как убитый! Его грудь вздымается с каждым хриплым вдохом, но я не знаю. Я изучаю его запах, единственный запах, осторожно. Он человечий, что правда, то правда, но какой-то… иной? Он отдаёт чем-то странным. Воспоминание долбит меня в висок. Матушка отгородила целый холл в Замке, чтобы было где подвесить обветренный, пожелтевший череп дракона — он был единственный фрагментом скелета что помещался в галерее. Он висел на верёвках и проводах над шеренгой каменных женщин. Я смотрела как она их расставляет, и как добрый Замок помогал ей в этом. Они стояли немым гаремом, шёлк и золото укрывая их тела, их лица. Теперь, так же как и тогда, они не производят впечатления. Такое чувство, что для скульпторов самым важным было преувеличить женскую фигуру, что для них женщина это не более чем как груди, толстые бедра и года. Но драконам нравятся женщины, и Матушка поставила их там, чтоб порадовать их. Кое-когда она бывала такой странно заботливой. Матушка не только мне, но и всем тёмным созданиям. Тем, что не раздражали её. Но пока череп дракона висел себе спокойно, остальные части были разбросаны по Замку: отрезанные крылья, вырванные с мясом конечности и длинный, длинный хребет. Внутри того дуплистого черепа водилось что-то. Запах нескончаемой силы, разряженного воздуха и статического электричества. Тени играли в его глазницах, а сам череп продолжал покачиваться как маятник. Пыль клоками падала вниз, усеивая мрамор и тонкий ковёр между рядами дев — всех тех невест, что Святой Георгий не сумел освободить. Габриэль пахнет человеком, но в то же время от него веет тем самым душком, что присутствовал внутри тех старых костей. Я не знаю, что и думать. Что мы наделали? Огромный сталактит стонет и летит вниз со сводчатого потолка. Удар камня о камень валит Габриэля с бока на спину, но он не просыпается. Расщелины змеятся вокруг него, но он никак на них не реагирует! Я отвожу взгляд, отказываюсь смотреть на разлагающиеся в труху стены и землю, усеянную изломами с булькающей магмой. Словно побеги дикого винограда, они неторопливо, но верно подбираются к нему. Я никогда никого не обращала. Я всегда была излишне хрупкой. Конечно, я могла, постаравшись, создать нам подобных из смертных детей, но Матушка наотрез запретила мне это делать. Эта цена, этот риск — всё того не стоило. Только моя Матушка ценила моё бытие, и ценила она его так, что меня это нервировало. Я ни разу по-серьёзному не задумывалась, что когда-либо буду свободна. Но этот момент настал и я, будучи свободна, смогла умереть. Возможно, я обрела эту свободу слишком рано. Бесцельно мечась по Замку без хозяина, мне доверили следить за теми чудовищами, которых сама Матушка остерегалась. Замок был изнеженным котом; он всегда лежал у ног моей Матушки, выжидая ласки и лакомств. Без неё, он отстранился и умер, ибо у него не было планов насчёт меня. Он рассчитывал на кого-то ещё пока Забытый крутился в своих кандалах, сотрясая весь фундамент. Но сейчас, с кончиной этого зверя, у меня не осталось цели. Я — призрак. Вот упавший сталактит проедает сквозь наш островок, и лава лужицами начинает пожирать камень. Площадь нашей обители уменьшается на глазах. Наблюдая за ним, я спрашиваю себя: что за «чадо» мы непредумышленно сотворили. Был ли он результатом слияния крови, и что он него останется? Я мертва, а Габриэль спит, и я не знаю чем он от него пахнет, человеком или драконом, но одно я осмысливаю. Он умирает. Процесс этот медленный, мучительный и необратимый. Даже сейчас я могу распознать свежие морщинки, стягивающие кожу на его лице, высушивая её. Если он дёрнётся, если он пошевелится, то складывается такое впечатление, что его человечность улетучится как пепел что висит в воздухе. Это не простая метафора. Я своими глазами видела как новообращённый детёныш прогрызает себе путь сквозь слои человечьей плоти. Новые конечности, новые крылья, новые зубы. От старого тела остаётся ровным счётом ничего. Почему с ним этого не происходит? Но это измерение продолжает распадаться, и может я так и не получу ответа на свой вопрос. Он все ещё может умереть, умереть и избежать той участи, что была уготована ему. Если ничто не потревожит его сон, то огненная бездна разверзнется прямо под ним и поглотит его. Он все ещё может заполучить то, что только истинная смерть могла бы преподнести: небытие. То, чего я так сама желала. Если ничто не потревожит его сон. Чувствую ли я сожаление? Незачем раскаиваться. Знаю я лишь одно — я бы его не обратила, если он сам того б не пожелал. Матушка без устали повторяла: это и есть то, что она предлагает. Матушка никогда не похищала тех, кто не хотел идти за ней. И вновь, я вспоминаю себя. Мог бы ребёнок изъявить своё желание? Мог бы ребёнок распорядиться своей судьбой? Тем, что мы делаем? Я умерла ради того, чтобы обратить Габриэля, моего первенца и моего единственного «сына». Я знала, что моя смерть была необходима. Я сама была неизменным ребёнком, ни девушкой, и ни матерью. Я, моё тело могло отдать всего ничего, и в какой-то момент, я начала опасаться, что этого будет недостаточно, но он выжил. Выжил поединок с Забытым. Теперь демона нет, и его кровь с перламутровым отливом тому доказательство. Она испаряется, чернеет, а оставшиеся фрагменты панциря крошатся в пыль. Запах гниющего мяса душит меня. Порыв раскалённого воздуха теребит его волосы, и его веки приподнимаются. Но этот ветер не будит его. Может дать ему умереть? Я прожила достаточно долго. Дам я ли ему столько же? Позволю ли я ему исчезнуть в этом пекле? Впервые за всё это время, я замечаю жар. Воздух маревом дрожит над нами, обугливая края нашего островка и заставляя меня обратить внимание на зудящую боль в моем горле. Словно я провела несколько дней, не отведав ни капли крови. Помнится, так было в самом начале, когда Матушка обратила меня. Жажда новообращённого. Пренебрегать ею нет смысла — она лишь станет нестерпимой. Вампир раздирает свою жертву так, как жажда раздирает вампира. Я и без того была ничтожеством, и жажда бросила меня в дрожь. Матушка прижала меня к своей ледяной груди, прижала эту маленькую, уродливую тварь. Корявые ручки, опухшая головка и недоразвитые крылышки, вот всё, чем я была. Не помню были ли у меня глаза, но помню как она меня поцеловала в лоб. Легко и непринуждённо. Я была отвратительна сама себе, и я укусила её, опять и опять. А она все покачивала меня в своих объятиях. Её сердце не билось. После того, у меня всегда была Матушка. Я не ведала ни одиночества, ни жажды. Мне не приходилось спать в пекле. Почему я обязана преследовать Габриэля Бельмонта? Ведь у меня нет и не будет детей. Каково это умереть одним-одинёшенком? Каково это стать свидетелем своего же конца? Даже смертные и то ежечасно исчезают: дети исчезают в мужчин, женщин, отцов и матерей, и они совершенствуются пока они не обратятся в пыль. Но это не мой удел. И ни его тоже. И пока стояла в этих раздумьях, я внезапно понимаю почему мне нужно составить компанию Габриэлю Бельмонту. Я напомню ему, что он пока что не мёртв, я не позволю ему исчезнуть. И, может быть, в конце концов, подлинная смерть постучится к нам в дверь. Ему ещё столько надо понять, зазубрить всё то, что Матушка мне когда-либо рассказывала. Ведь он достоин моей крови, и я буду гордиться им. Я не знаю долго ли мне придётся за ним ухаживать, но я исполню свой долг как смогу. Я никогда никого не обращала, но я научусь. Всему своё время. Я топаю ножкой потому, что я готова и мне всё это приелось. Темница Забытого походит на руины. — Габриэль, я жду! — кричу я, — Поднимайся! Он слышит меня. Я наблюдаю как он наконец-то соизволяет очнуться. Морщась, он садится. Его синие глаза затянуты белесой, предсмертной плёнкой. Казалось, он будто ослеп. — Лора, — вяло говорит он, закрывая глаза и потирая лицо, — Лора, ты мертва. А я того не знаю! Какой же он ребёнок! Уже забыл того, кто обратил его. — Да, я мертва, — парирую я, — но это не значит, что мне охота валяться трупом здесь! Поднимайся. Поднимайся и иди, Габриэль! Отведи нас обратно в Замок. После некоторой отсрочки, мы идём, и гордость переполняет меня.