Арс, кто твой хозяин?

      Представьте себе дикого зверя, неукротимого, хищного. Который вселяет страх и заставляет кровь стынуть в жилах. Поступь у него тихая, каждое движение плавное, завораживающее, вызывающее мурашки на коже. Его дыхание ровное, размеренное, но иногда слышны легкие рычащие звуки. Зверь смотрит остро, не моргая, глаза в глаза, отчего вы просто прирастаете к земле, боясь пошевелиться.       Хищник к вам все ближе. Тяжело дышать, воздух как будто превратился в едкий дым и, заполняя легкие, давит вам на грудь. Сердце колотится со скоростью взмахов маленьких крыльев колибри. Животное обходит вас по кругу, задевая жесткой шерстью голую кожу. Снова мурашки, леденеют руки.       Вы полностью в его власти.       Но что если я вам скажу, что у этого зверя есть хозяин? Рядом с которым этот хищник превращается в ручного, ластясь об руки, словно домашняя кошка. В ногах которого зверь сидит, как самый преданный пес. За которого он разорвёт любого неприятеля в клочья.       Одомашненный, укрощённый, прирученный.       Но такой дикий зверь не станет подчиняться даже ровне. Он склонит свою голову только перед тем, кто сильнее него. Сильнее духом и телом.

***

      Арсений. Смаковать это имя можно бесконечно долго, пробуя на вкус каждый слог, каждую букву. Ар-се-ний: короткий выдох в начале, язык прижимается к небу, и горло издает короткий рычащий звук. Начало имени грубое, резкое, а потом нежное и тягучее. Ар. Се. Ний.       Он был стаканом воды в знойный день, глотком свежего воздуха в душном помещении, он был льдом на горячей коже, он был терпкой затяжкой сигареты, он был сладкой клубникой, глотком мартини.       Арсений становился всем для тех, кто его встречал. Демон в человеческой оболочке.       Высокий, подтянутый. Кожа белая, словно альбомный лист, на котором были нарисованы все те идеальные черты, которые принадлежали этому человеку. Впалые скулы, длинные руки, изрисованные длинными дорожками вен. Глаза. Голубые, словно июльское небо, цвет чистый, взгляд невинный, почти мальчишечий.       Всё его тело было приманкой для очередной жертвы. Нет, он не был убийцей, но с маниакальным наслаждением любил играться с людьми. С их жизнями, чувствами. Втираться в доверие, становиться самым близким, завоёвывать тела и души, а потом рушить всё. Сбрасывать стеклянные сердца с высоких крыш.       Ему нравилась эта охота, но кто знал, что однажды хищник станет жертвой в чужой охоте.       Арсений даже не понял, как это произошло. Как он из неукротимого дикого зверя превратился в домашнего котёнка или щенка на привязи, если хотите.       Впервые встретив Диму, Арсений даже не думал о том, какой силы перед ним человек. Позов был спокоен, тих и расчётлив. Одним взглядом он мог раскрыть всю подноготную, поэтому актерскую фальшь Арсения он расколол неприлично быстро.       — Зачем ты так пристально смотришь на меня?       — Просто интересно, — нахальная ухмылка.       — Интересно, куплюсь ли я на твою актёрскую игру?       Занавес. Театр сгорел. Дотла.       Люди по своей натуре глупы, особенно если отдельная персона обладает таким качеством, как любопытство.       Поэтому после того, как одной фразой Дима разрушил тонкую игру Арсения, второй не нашёл ничего умнее, как продолжить общение с проницательным мужчиной. А чего ему теперь бояться, у Арсения был только свой театр, в глазах Дмитрия он пал. Терять больше нечего.       Но так наивному голубоглазому мужчине только казалось, ему было что терять.       Дима по своей натуре не был ни актером, ни игроком, ни дрессировщиком, но неподдельный интерес Арсений у него вызвал. Всё-таки было в этом паршивце что-то притягательное.       Попов оказался на деле совершенно другим человеком. Не ранимым сентиментальным романтиком, рыдающим по ночам в подушки, конечно, но достаточно чувствительным.       Вся его игра была специфической броней, которая позволяла Арсению чувствовать ровным счётом ничего. Поэтому ему было легко находить новых друзей и любовников и без стыда расставаться с ними впоследствии.       Чем дольше мужчины общались, тем больше западали друг другу в душу, как бы оба они не сопротивлялись этому.       Дима давно уже не верил в любовь, его сердце было неоднократно разбито, и он не хотел повторения. Арсений же и не любил никого, кроме себя, поэтому свою привязанность к Позову он начал расценивать, как что-то неестественное, больное, чужое, но нужное.       Нужное до дрожи, до изнеможения. Арсений был наркоман, Дима был наркотик. Он чувствовал, как он течёт по его венам, как заполняет все его мысли, заставляет желать только его, слушаться только его. А платой за дозу являлось подчинение.       Арсений за всю свою жизнь повидал много дрессировщиков, которые пытались приручить его. Кому-то он даже поддавался, но не ломая своё естество, скорее играя в послушного. Дима же не был похож на тех укротителей, он не использовал техники вроде: "кнута и пряника" или "плохой коп, хороший коп". Он вообще и в мыслях не держал идеи о том, чтобы сделать Попова своей домашней шавкой, Арсений сделал свой выбор сам.       Голубоглазый помнил каждую ночь, проведённую с Димой. Помнил не просто сам факт того, что у них был секс. Он помнил до мельчайших подробностей, как Позов брал его, грубо или нежно, быстро или медленно, где целовал, где гладил, где кусал, он помнил каждый вздох, каждый стон, каждое слово.       Этими ночами Арсений не принадлежал себе, он был полностью во власти хозяина своего сердца. Он позволял делать с собой всё и не смел перечить.       — А если я тебя свяжу?       — Связывай.       — А если буду лить тебе горячий воск на грудь?       — Свечи во втором ящике комода.       — А если засуну тебе в задницу инородный предмет.       — Только предупреди заранее, — ухмыляется Арсений, опуская книгу так, чтобы были видны только глаза.       — Есть хоть что-то, на что ты скажешь нет?       — Только не тебе, тебе можно всё.       — Всё? — Арсений видит недобрый огонь в глазах любимого, и от этого внизу живота завязывается тугой узел.       — Абсолютно, — почти шёпотом.       — Встань, — тон холодный, жёсткий, требующий сиюминутного повиновения.       Арсений, несмотря на своё желание молниеносно вскочить с места, медленно поднимается, откладывая книгу на стоящий рядом с креслом столик. Дразнится, ухмыляется и поднимает одну бровь.       Дима какое-то время с ног до головы осматривает мужчину, сидя в кресле напротив. Вид у него был задумчивый.       — На колени, — твёрдо.       Арсений с грацией кошки сразу же исполняет приказ.       Диме становится как-то не по себе, хотя полное подчинение его пассии ему нравится. Неужели он действительно позволит ему всё?       — Сними футболку.       Улыбка Арсения становится только шире, он медленно перекрещивает руки, берётся за края чёрной футболки и тянет её вверх.       Тягуче, медленно, открывая Дмитрию с каждым разом всё больше подтянутого бледного тела. Арсений прекрасно знал, какое впечатление может произвести его голый торс, поэтому глубоко в душе кайфовал от того, как по нему блуждает голодный взгляд любимого.       — Обопрись на руки, — карие глаза внимательно следят за каждым движением.       Попов плавно опускает сначала одну руку, проводит пальцами по мягкому ковру, затем опускает вторую. Все это время он не отрывает взгляда от Димы.       — Ползи ко мне.       Улыбка сразу пропадает с лица Арсения. Кажется, их игра принимает что ни на есть серьёзный оборот.       Непроизвольно голубоглазый сильнее прогибается в спине и переносит больше массы тела на руки. Арсений приподнимает одну руку, ставит чуть перед собой и поднимает вторую, отчего лопатки на его спине начинают выпирать. Дима сразу же проводит в голове аналогию с дикими кошками, смотря как мужчина ползёт к нему. Хотя слово "ползёт" слишком нелепо. Арсений мягкой поступью "шёл" к нему. Под бледной кожей соблазнительно перекатывались мышцы, то левая, то правая лопатки выпирали, покачиваясь от каждого движения.       Попов остановился только тогда, когда оказался у самых ног Димы. Позов медленно подался вперёд и, не разрывая зрительного контакта, провёл тёплой ладонью по загривку и шее Арсения, на что тот прикрыл глаза.       — Что же ты за зверь такой, Попов? — спрашивает Дима, проводя указательным пальцем по контуру скулы брюнета, направляясь к губам.       — А каким ты хочешь, чтобы я был? — Арсений подается руке и прижимается к кисти Дмитрия, чувствуя губами пульс мужчины.       Позов не торопится отстранять руку, лишь заворожённо смотрит, как Арсений начинает выцеловывать его ладонь. Он делал это с каким-то неподдельным трепетом, как в далёкие времена влюблённые юноши целовали руки своих хрупких дам.       Арсений сильнее сжимает ладонь мужчины одной рукой, а второй медленно ведет вверх по ноге.       От этих, казалось бы, незатейливых ласк по телу Дмитрия растекается невероятное тепло, вперемешку с возбуждением. Всё, что сейчас происходило, казалось ему слишком откровенным.       Позов отстраняет свою ладонь от губ Арсения, перенося её на подбородок мужчины, заставляя того приподняться. Попов покорно поднимается и тянется к губам Дмитрия.       Поцелуй был нежный, но от ощущения, как один язык гладит другой, дыхание обоих сбивается, а сердце ускоряет свой ритм.       Арсений обожал целовать Диму. Его губы были сухими, но приятными и на ощупь, и на вкус. Когда их поцелуи были особенно страстными, Попов мог чувствовать легкую небритость любимого, несильно царапая о щетину губы.       Арсений не может удержаться и с глухим стоном напирает на Диму, заставляя того облокотиться на спинку кресла и раздвинуть ноги, позволяя партнеру придвинуться ближе.       Позов, не разрывая поцелуй, ведёт рукой вверх по загривку Арсения и чувствует, как тот покрывается мурашками и углубляет поцелуй.       С каждым движением губ мужчинам всё тяжелее контролировать ситуацию, а желание получить друг друга растёт с неимоверной скоростью.       Попов коротко целует Дмитрия в уголок губ и начинает спускаться вниз, к шее, параллельно расстёгивая пуговицы на рубашке мужчины. Позову только и остаётся что прикрыть глаза, наслаждаясь легкими поцелуями, которые дарит ему Попов.       Добравшись до живота, Арсений отстраняется, разводит полы рубашки мужчины в стороны и ведёт широкими ладонями вверх по животу, груди и плечам мужчины. Выше по шее, заключая лицо Дмитрия в свои руки, притягивая ближе, целуя страстно, пылко, как в последний раз.       Позов буквально сгребает Попова в охапку и заставляет залезть на кресло. Арсений, не разрывая поцелуй, садится на колено Димы так, что его длинные ноги оказываются между разведённых ног мужчины.       Дмитрий кладёт одну руку на колено голубоглазого, нежно ведёт её вверх и, дойдя до упругих ягодиц, несильно сжимает, но Арсению этого хватает, чтобы тихо простонать в поцелуй. Попов начинает задыхаться от той нежности, которую дарил ему хозяин.       Дима отстраняется от губ партнера, переходя на шею, оставляя на ней метки. Арсений начинает ёрзать от ощущения горячих влажных губ на шее и, сам того не понимая, ногой оглаживает пах мужчины через ткань. В ответ на это Дима прикусывает нежную кожу Арсения за ухом, снова вырывая тихий стон с губ мужчины.       — Хочу тебя, — на выдохе произносит голубоглазый и сразу же чувствует, как сильная рука подхватывает его под колени, а вторая располагается где-то на уровне спины.       Арсений охает, когда Дима легко поднимается с кресла, крепко держа мужчину на руках.       Несмотря на своё реальное телосложение, Попов сейчас чувствовал себя как никогда хрупким. Его твёрдо держали любимые руки, и от этой мысли тепло разливалось по телу от самого сердца до кончиков пальцев.       Арсений кладёт руку на щёку Димы и поворачивает к себе, заглядывая в глаза.       — Я твой.       Дима только усмехается и пинком открывает дверь спальни. Позов подходит к кровати, осторожно укладывает на неё Арсения и отстраняется, стягивая с себя рубашку.       Попов самым преданным взглядом наблюдает за каждым движением Дмитрия и, словно просящийся на руки ребёнок, тянет руки к хозяину.       Позов резким движением бросает рубашку куда-то на пол и наклоняется к Арсению, который утягивает его в поцелуй и от нетерпения приподнимает таз, начиная тереться пахом о живот Дмитрия.       Попову казалось, что внутри него горит огненный цветок, который своими жгучими лепестками опаляет его кожу, заставляя медленно сгорать. Сгорать от чувств и ощущений, от губ, целующих шею, от рук, крепко сжимающих бёдра, от тяжёлых вздохов наслаждения над ухом.       Арсений был огнём, а Дима горел вместе с ним.       Тело к телу, голые, возбужденные, совершенно открытые. Нет рамок, нет запретов, есть только они вдвоём и чувство между ними.       Арсений жадно глотает воздух, поддаваясь растягивающим его пальцам. Как и всегда Дима мастерски совмещал грубость и ласку, отчего крыша Попова давно улетела, снесённая ураганом, носящим имя Дмитрий.       Голова голубоглазого шла кругом, воздуха не хватало, истома пронизывала всё тело. Это было только самое изножье наслаждения, но сегодня в планах у обоих было покорение вершины.       Попов протяжно стонет и вцепляется в плечи мужчины, когда чувствует как Дмитрий заполняет его.       Позов вдыхает порцию горячего дыхания прямо в шею Арсения и начинает плавно двигаться, слушая короткие вдохи и выдохи, перемешанные со стонами.       Попов чувствует, как все его тело бьет мелкая дрожь и покрывается испариной. Глубоко, нежно, одновременно грубо, его руки и губы везде, по всему телу. Хочется наконец получить долгожданную волну оргазма, но растягивать наслаждение не менее приятно.       Арсений вытягивается струной, поднимает руки над головой и выгибает спину чуть ли не до хруста. От этого действия меняется угол проникновения, и голубоглазый уже задыхается от собственных стонов.       Дима, приподнимается, продолжая двигаться, и давит ладонью Арсению на грудь, заставляя того лечь спиной на постель. Попов покорно поддаётся несильному давлению и обеими руками вцепляется в руку мужчины, словно это было единственным, что держало его рассудок в реальном мире.       Словно в бреду Арсений повторял одно и то же слово, чувствуя приближающуюся разрядку.       Толчки резкие, частые, выбивающие воздух из легких. Ближе, выше. Арсения накрывает с головой.       — Хозяин, — на выдохе.       Дмитрий останавливается, опирается обеими руками о кровать, нависая над Арсением. Грудь Попова часто и высоко вздымается от глубоких вдохов, тело бьёт мелкая дрожь.       — Как ты меня назвал? — тяжело дыша.       Арсений медленно открывает глаза и смотрит на мужчину над ним, который в свою очередь прожигал взглядом грудь Попова, боясь заглянуть в голубые глаза.       — Как. Ты. Меня. Назвал? — каждое слово чеканится ровно и чётко, отчего по телу Арсения снова бегут мурашки.       — Хозяин, — тихо говорит Попов и вздрагивает, когда Дима резко впивается в него пронзительным взглядом карих глаз.       Позов сжимает в кулаки простынь под собой и сжимает зубы, отчего желваки начинают ходить ходуном.       Кровь Арсения стынет, ему страшно, но он в предвкушении дальнейших действий мужчины. И, честно признаться, весь теперешний вид Дмитрия неимоверно возбуждал.       Позов медленно разжимает кулаки и поднимается, выходя из Арсения.       — Встань на четвереньки, — не просьба, приказ.       Попов, не разрывая зрительного контакта, переворачивается и принимает желаемую позу.       — Хозяин... — усмехается Позов, кладёт руку на поясницу Арсения и ведёт ей медленно вверх по позвоночнику, надавливая с каждым сантиметром все сильнее. В итоге Арсений лёг грудью на постель, становясь ещё более открытым.       — Ты сам нарвался, Попов, — спокойно говорит Дмитрий и входит в Арсения жёстко, без предупреждения.       Голубоглазому только и остаётся что открыть рот в немом крике, чувствуя как грубо, но вместе с тем жарко его берёт Дмитрий. Арсений больше не чувствовал грани между болью и наслаждением, не чувствовал связи с реальным миром и не мог собрать мысли в кучу. Сейчас существовали только его ощущения, только тяжесть тела на его спине, вгрызающиеся в шею зубы, грубые руки, разворачивающие к себе лицо, сухие от частых вдохов губы и настойчивый язык, проникающий в рот. Существовал только Он, а Арсений был для Него.       Казалось, что время в одну секунду остановилось, когда Дмитрий и Арсений одновременно издали протяжный стон.       Это была их вершина, их пик, выше только небо.       — Мой, — тяжело дыша говорит Дима, целуя подрагивающее тело под ним.       — Твой, — тихо, словно дуновение ветра, словно короткий выдох.       Эти слова таят в воздухе, обволакивая вместе с темнотой ночи обоих мужчин.