Что делать, если твои друзья миротворцы

Всё-таки что-то со временем забывается: например, как Тацума виртуозно умеет косить под дурачка, но не быть им. И теперь вот тоже. – Ха, я поймал, – вопит он, скатываясь с колен Такасуги с зажатым в руках трофейным айфоном. – Верни, – хмуро говорит Такасуги. Не злиться же в самом деле на этого придурка. Тацума бешено машет ему, отскакивая на другой конец комнаты, и смеётся. – Праздники созданы для того, чтобы веселиться в компании, – наставительно говорит Зура и подсаживается ближе, потрясая бутылкой. Такасуги чувствует, как начинает дёргаться даже не бровь, а половина лица, и сквозь зубы советует: – С Тацумой пойди выпей. – Я всегда знал, что ты у нас самый стеснительный... – продолжает вещать Зура, настроившись на свою инопланетную волну. Такасуги трёт переносицу и пытается вспомнить, как всё-таки здесь оказался. Ах да, его и не спрашивали. – Но ты всё равно должен будешь... – говорит Зура и осекается. – Ты куда? – Выйду покурю. – Ха, всё равно не сбежишь! – снова вопит вездесущий Тацума. – Твой айфон у меня в заложника... а, аха-ха-ха-а, Муцу, больно же. – Нечего орать. Такасуги вздыхает так глубоко, что едва не промахивается мимо двери. Взгляд Гинтоки колет плечо – но всего на мгновение. Он успевает выкурить трубку и пару раз прокрутить в голове содержимое айфона и надёжность паролей, когда дверь распахивается со снова, позволяя вылетевшему Гинтоки повстречаться со стенкой. – Будь хорошим мальчиком, – напутствует Зура. – И не возращайтесь, пока... аха-ха, Муцу, всё ещё больно. – Я просила не орать. – ...пока не разопьёте мировую! – находится Тацума и стонет, получив очередной подзатыльник. Дверь захлопывается перед носом у поднявшегося на четвереньки Гинтоки. – Хоть сакэ отдайте, козлы! – нудит он, но никто, разумеется, не обращает на него внимания. Такасуги устало раскрывает кисет и думает, что будь у него айфон, он бы точно вбил в поиск «что делать, если твои друзья миротворцы». Гинтоки, тем временем, со стонами поднимается с пола, пару раз безуспешно дёргает ручку и наконец поворачивается к нему, разом меняясь. Такасуги пожимает плечами. Не он это придумал, и что делать – тоже не знает. Между ними столько всего: не обговорить, не выбить кулаками. Ему бы хватило шанса заполучить свою двести сорок седьмую; а потом он бы точно забыл. А Гинтоки... – Не знаю я, – буркает Гинтоки. – Достали. И ты тоже достал. И айфон твой... Такасуги постукивает трубкой по бедру. – У нас ведь нет другого выхода, да? Шум в комнате становится громче: Тацума, судя по звукам, вовсю пытается отобрать планшет с песнями у Зуры, бубнящего рэп безо всякого бита. Гинтоки, тоскливо – со всем этим «не хочу», «быть», «тут», «с тобой» – вздохнув, прислоняется к стенке рядом. Потом, помедлив, съезжает, притираясь тёплым боком. – Не-а, – соглашается он нормальным голосом. Дверь вздрагивает, будто кто-то бьётся о неё головой, следом раздаётся оглушающий хохот и шкал советов. – Придурки, – заключает Гинтоки, раскидывая в стороны ноги. Мысок сапога бьёт по щиколотке, и Такасуги хочется треснуть – не то сапог, не то Гинтоки. Вот бы подраться. – ...и сразу всё было бы проще, – добавляет Гинтоки. Такасуги кивает – да, было бы – а затем всё-таки отвешивает пинок. – Пойдём выйдем, – тут же взвивается Гинтоки, вскакивая и машинально протягивая руку. – И на этот раз ты каким-то вшивым копьём не отмажешься. Я тебя сделаю! – Ты сначала сделай, – хмыкает Такасуги, сжимая его ладонь, – а потом обещай. – Точно сделаю, – говорит Гинтоки упёрто, но так тихо, что Такасуги не уверен – слышит он голос на самом деле или тот привычно звучит только в его голове. – Сделай, – разрешает Такасуги, не скрывая усмешки. – А потом я тебя. Гинтоки хмуро сопит, будто не может подобрать слов. – Бесполезно с тобой разговаривать. Такасуги высвобождает ладонь, и Гинтоки недоумённо встряхивает головой, тут же вцепляясь в запястье другой руки – чтобы удобнее было тащить. Такасуги идёт за ним, отмечая и тёмную корку на свезённом локте, и смятый воротник, и задравшийся край рубашки, и перекатывает в уме: конец или нет. Зная Гинтоки... Но тот не подводит, как не подводил никогда. Он оборачивается уже в дверях – так, чтобы его ухмылку на свету можно было бы рассмотреть и зажмурившись – и, со всех сил подчёркивая взглядом разницу в росте, тянет: – Давно хотел сказать... – Да ну, – не ведётся Такасуги. Доброжелательное, полное дружелюбия выражение немного перекашивает в "закончи эту фразу, и собирать тебя будут по всему двору". – Ага, – соглашается Гинтоки, привычно игнорируя все сигналы. – Форма у тебя такая старпёрская. Вот это я давно хотел сказать. И тон со словами у него больше совсем не вяжется. Такасуги, не выдержав, поправляет и воротник, и край, а затем протискивается мимо Гинтоки и пихает его под колено. – Идём, Гинтоки, – зовёт он, приваливаясь плечом к его плечу. – Нам нужно наконец дать тебе выиграть, чтобы потом я снова мог тебя победить.