Иллюзионисты

*** Хидан тихо матерился, злобно оглядывая зал собраний. Пейн позвал всех Акацуки на собрание, но сам явиться не соизволил. И теперь все сидели и тихо злились, каждый по своему. Итачи сидел прямой, словно палку проглотил, с плотно закрытными глазами и поджатыми губами. Рядом поглаживал Самехаду Кисаме. Дейдара что-то лепил, вполголоса огрызаясь на Сасори, который что-то мастерил рядом. Какузу считал в блокноте интегралы. А Хидан — матерился. Внезапно в углу заклубился темно-синий туман. Все, включая Учиху, удивленно посмотрели на него. Из него вышли две фигуры, активно о чем-то беседующие. — А я тебе говорю, рано еще! — Ничего не рано, давно пора открыть им правду. — Они не готовы! — Они никогда не буду готовы. Что, до пришествия Джууби ждать будешь? — Но… Фигуры вышли из тени, и оказались двумя симпатичными юношами семнадцати лет. Один, тот, что повыше, был одет в черный плащ до пят; у него были темно-синие волосы до плеч, на затылке был смешной хохолок. Он легко улыбался, чуть щуря необычные глаза — один синий, другой алый, с иероглифом Ад вместо зрачка. Непривычное лицо, пожалуй, красивое, но нетипичной, странной красотой. Заметив Акацуки, он ехидно усмехнулся, искоса глянув на другого парня. Этот выглядел привычнее. В форме АНБУ Корня, с протектором Конохи на лбу. Бледный, словно месяцами не видел солнца. Черные волосы, черные глаза — весь монохромный, будто нарисованный тушью. Он безразлично окинул взглядом собрание опаснейших нукенинов и тяжко вздохнул. — Неужели Пейн-сан наконец-то решил играть в открытую? — задал шиноби Конохи непонятный вопрос в пространство. — Ку-фу-фу, видимо, да, — тихо хихикнув, ответил его спутник. — Однако это странно, Пейн-сан. Вы решили познакомить нас со своими подчиненными? — Я решил, что будет лучше, если вы начнете работать сообща, — прозвучал голос Пейна из угла. Он и Конан вошли в зал собраний из неприметной двери в углу. — Вы оба ведь все еще намерены работать с Акацуки? — вопрос был задан странной парочке. — Ку-фу-фу, мне интересно, чем это все кончится, так что да, — ответил синеволосый. — А у меня есть выбор? — пожал плечами бледный брюнет. — Отлично, — кивнул Пейн. — Позвольте представить вам внештатных сотрудников Акацуки: Рокудо Мукуро, специализируется на иллюзиях, — широкая улыбка и легкий кивок. — И Акаши Сай из Корня АНБУ Конохи. — Сдержанный полупоклон. — Присаживайтесь оба, сейчас обсудим дело, по которому я вас позвал. — Какого хуя… — пробормотал Хидан, сверля недобрым взглядом новеньких. — Лидер-сама, вы не говорили нам, что есть внештатные сотрудники, — холодно сказал Сасори. — Потому что Сай — шпион Акацуки в Конохе. Двойной агент, иными словами. Его участие в Акацуки должно было храниться в тайне, — ответил за Пейна Мукуро, опираясь подбородком на сомкнутые в замок пальцы. — А я сам попросил, чтобы обо мне никому не рассказывали. Не люблю, знаете ли, лишнего внимания к себе. — Ясно, — Сасори равнодушно отвернулся к своим деревяшкам. Дейдара нахмурился. Итачи с любопытством посмотрел на иллюзиониста. Разумеется, он его заинтересовал, ведь Учиха считаются лучшими специалистами в области иллюзий. Как ни странно, но чакра Мукуро не чувствовалась. Вообще. Как будто ее и не было. Странный парень. О чем там говорил Пейн с Мукуро и Саем, Итачи не слушал. Шпион Акацуки, да? Стоит присмотреть за Акаши Саем. Мало ли что. Под конец Пейн обратился к Мукуро со странной просьбой: — Мукуро, окружи нас той самой иллюзией. Думаю, пора раскрыть карты. Парень прикрыл глаза. Итачи почувствовал что-то… странное. Будто бабочка крылом задела. И больше ничего. Ни-че-го. Ни следа чакры. — Сделано! — Отлично. И Пейн поведал своим подчиненным всю правду о настоящем лидере Акацуки, о его планах; которые расходятся со стремлениями самого Пейна. Который хочет заключить мирный договор с Конохой и помешать планам Обито. И вот для этого и нужен двойной агент, который обеспечивает связь с Пятой Хокаге. До сих пор через него велись активные переговоры на тему мира между ними, но активизировался Данзо — и Сая было решено вывести из игры. Так что временно шиноби будет жить здесь. По безэмоциональному лицу Акаши нельзя было сказать, что он по этому поводу хочет сказать. Но вот Хидан хотел как следует выматериться, ведь шпион будет жить в его комнате — как будто свободных больше нет в их логове?! О Мукуро было только вскользь отмечено, что он будет тоже здесь жить, вместе с Учихой. Итачи чуть нахмурился, но ничего не сказал. Впрочем, так даже проще. Можно спокойно выяснить ответы на интересующие вопросы. *** — Какой ты интересный, — было первыми словами, которые произнес Мукуро, когда Итачи вошел в свою комнату. Ах нет, теперь еще и в комнату этого парня. В данный момент он сидел на кровати Итачи, чинно сложив руки на коленях и с любопытством разглядывая Учиху. Итачи немного недовольно глянул на него. Навязанный сосед, несмотря на всю свою загадочность, не радовал. Гений клана ценил уединение и больше всего на свете ненавидел навязчивую компанию. — Покажешь свой Шаринган? — склонил голову набок Мукуро. — Зачем? — холодно ответил Итачи. — Интересно, — пожал плечами парень. Провел пальцем под правым глазом: — У меня ведь, как видишь, нечто похожее на Шаринган есть. — Что это? — Хм? Ты про мой глаз? О, это интересная история. Но страшная. Могу показать фрагмент, если ты не против, — Мукуро улыбался. — Иллюзия? — Итачи прищурился. Рискованно. Нет, он не так наивен, чтобы поверить этому странному юноше. — Не доверяешь? — поинтересовался Мукуро, склонив голову. — Правильно делаешь. Там, где я раньше жил, иллюзионистам никто в здравом уме не доверяет. А мне — так особенно. Итачи молча отвернулся и прошел к шкафу. Снял плащ и сложил на полку — бытовые мелочи и в организации ужасных и опасных нукенинов есть. Учиха ощущал кожей взгляд Мукуро — испытующий, горячий, беспокойный, как его усмешка. И его молчание чувствовалось по-особенному; будто тот ждал ответа на незаданный, но вполне очевидный вопрос. Не выдержав многозначительной тишины, Итачи устало спросил: — И почему же тебе не доверяли особенно? — Во всем виноват мой прапрапра… и еще несколько раз прадедушка. Он предал предка моего босса, и с тех пор весь его род считают сборищем хитроумных предателей. Обидно, не так ли? — Рокудо наигранно расстроенно шмыгнул носом. «Как похоже на Учиха. Если бы не действия Мадары, к нашему клану относились бы иначе». — Вот как, — сухо ответил Итачи. — А теперь пересядь на свою кровать. Я устал и хочу отдохнуть. — Занудный ты тип, как оказалось, — вздохнул парень, перемещаясь на свою кровать. — А такой интересный… Интригующий. Красивый… Учиха молча лег, укрылся и отвернулся к стене. Он не видел, как разноцветные глаза сверкнули интересом и возбуждением, но услышал тихий смешок. Интуиция подсказала ему, что новый знакомый еще преподнесет ему сюрприз. *** — Значит так, мудак: комната моя, поэтому слушайся меня, как мамку родную, иначе зарублю нахуй, — решительно сказал Хидан Саю, сидящему на своей кровати. — Во-первых, не мешай моим ритуалам во славу Джашин-сама. Во-вторых, не смей будить меня, отродье, или отправишься в ад. В-третьих, не смей мне указывать, иначе принесу в жертву, блядь. Усек? — Я все понял, Хидан-сан, — с приятной и ничего не выражающей улыбкой ответил Сай, кивая. — Бля, ты можешь так не улыбаться? Бесит. — Простите. — Лицо Сая приняло равнодушное выражение. — Я читал, что улыбка может помочь поладить с людьми. Мне не нужны проблемы, так что я решил расположить к себе членов Акацуки. — Твоя фальшивая улыбка тебе в этом не поможет, — фыркнул Хидан, развалившись на кровати. — Мукуро-кун часто мне говорит, что я ненатурально улыбаюсь и советует тренироваться. — Пацан дело говорит. А теперь завали хлебало, я спать буду, — велел Мацураси, закрывая глаза. Сай молча склонил голову набок, разглядывая Хидана с едва пробивающимся сквозь маску равнодушия любопытством. Хотя кто знает, о чем думает художник? Если правда, что глаза — зеркало души, то его душа утонула во тьме. *** Мукуро оказался очень удобным соседом. В бытовом смысле. Единственном недостатком было его острое нежелание просыпаться утром — он мог спать до обеда, а если его будили, то начинал язвить и издеваться над всем живым вокруг и становился абсолютно невыносимым. А так — идеал. Готовит, убирает, грязную одежду не разбрасывает, личных вопросов не задает. Итачи, правда, слегка нервировал его пристальный взгляд. Мукуро, ни капли не стесняясь своего интереса, открыто разглядывал его тело, просто смотрел на него перед сном. Итачи очень остро чувствовал взгляд разноцветных глаз. От него становилось очень тепло. Не раз он пытался осторожно выспросить секрет странной силы Мукуро, но ответ был неизменен: покажи мне силу Шарингана, тогда я расскажу тебе все. Не то, чтобы Итачи сильно волновали способности Мукуро, но им ведь еще работать вместе. В АНБУ Учиха твердо уяснил — незнание и непонимание боевых товарищей может привести к очень неприятным последствиям. Показать свою силу тоже, в принципе, следовало бы. Но природная скрытность требовала спрятаться, как в раковину, от этого юноши с разныи глазами и улыбкой кицуне. Впрочем, как говорится… — Мукуро, если я покажу тебе Цукиеми — ты расскажешь мне, откуда ты? - …вода камень точит — О, ты предлагаешь сделку? — обрадовался Мукуро, до этого момента валяющийся на своей кровати с книжкой. — Хорошо, но рассказывать будет слишком скучно, — капризно надул губы Рокудо; опять дурачится, вздохнул Итачи. Его сосед порой вел себя как ребенок. — Лучше я тебе это покажу. Хорошо? Итачи кивнул. Он не чувствовал опасности. Мукуро его настораживал… Но он не был ему врагом и не собирался вредить, это точно. Цукиеми Рокудо впечатлило. Но немного не так, как рассчитывал Итачи. Мукуро восторженно улыбался и утверждал, что место, которое он увидел, восхитительно жуткое, иррациональное, идеально подходящее для пыток и морального угнетения. — Рад, что тебе понравилось, — Итачи с иронией посмотрел на Мукуро. — Конечно, понравилось. А теперь — моя очередь, да?.. — иллюзионист усмехнулся; но не так, как прежде. Мрачно, жестко. В глазах вспыхнул огонек безумия. Рокудо взмахивает рукой. В глазу иероглиф «ад» сменяет иероглиф «один». Обстановка меняется. Белые стены, стерильное оборудование. Люди в белых халатах суетятся вокруг привязанного к операционному столу мальчика. Мальчик лежит неподвижно, на приборе, показывающем сердечный ритм, прямая линия. Внезапно он открывает глаза. Свет гаснет. Крики, нечеловеческие вопли, хруст костей, тошнотворно мягкие звуки, с которыми безвольная плоть падает в лужу крови… Свет загорается. Мальчик стоит посреди комнаты, окрашенной в алый, по щиколотки в крови. Один глаз — большой синий, красивый; в нем пылает боль и обида — за что? Другой — алый, как кровь на стенах, на полу, на коже и одежде; он горит ненавистью и насмешкой. Мальчик кривит тонкие дрожащие губки в злой усмешке. Из синего глаза катятся прозрачные хрустальные слезы — слезы ребенка, за которые бездушные люди заплатили жизнями; из красного текла кровь — цена за силу, нечестную, нечестивую, проклятую, необходимую. Тихо, только слышно, как капает кровь… — Вот так я и получил силу… — легкомысленно звенит голос Мукуро. — Не нравится? Итачи вдыхает пропитанный запахом крови воздух, чтобы ответить, но не может произнести ни слова. Вместо этого он шагает к мальчику. Протягивает к нему руки. Касается щек, стирая слезы и кровь. Удивленно расширенные зрачки — мальчик смотрит на взрослого, как на что-то невозможное. Как будто он раньше не видел добрых взрослых. — Прекрати! Громко кричит Мукуро где-то на задворках подсознания, и Итачи проваливается во тьму. В ней мелькали лица, руки, голоса. Чей-то женский голос истерично визжал, молил, просил, рыдал. Кто-то приказывал: «Убить». Детский голос напевал незатейливую песенку, хихикая… Из тьмы проявился огромный зал без окон, освещаемый лищь факелами. Маленький Мукуро стоял на коленях перед огромными фигурами, закутанными в черные плащи и бинты. На шее мальчика — тяжелый ошейник, от которого тянется цепь к рукам безмолвных фигур. От них веет жутью и холодом. А у мальчика — насмешливая улыбка и ни капли страха. Он кричит безмолвию назло: «Вы, стражи Вендиче, сажаете за решетку ребенка, который отомстил за себя и других детей! Что же вы не пришли раньше, когда нас мучили, почему не забрали наших убийц?! Я был вправе убивать этих тварей!!!» Но его не слушают… Миг — и вот он, уже взрослый, стоит напротив испуганного паренька с огнем на руках. Мукуро покручивает в руках трезубец, ехидно скалясь. Вокруг причудливо переплетаются, сводя с ума, миражи. И за иллюзорным огнем не видно, какая ломкая улыбка у иллюзиониста, как она слаба, какая страшная усталость в глазах… Они устало закрываются, когда стражи в черных плащах волокут его по земле обратно в тюрьму. Обратно — в холод и темноту. Стылая вода вокруг… Тьма и пустота… Так холодно… Хочется кричать, но нечем: тела он не чувствует. Хочется плакать, но слез больше нет. Хочется умереть, но нет сердца, которое бы могло остановиться. Есть лишь обнаженная душа, беззащитная перед стужей мрака… Хлесткая пощечина вырвала Итачи из чужих воспоминаний. Он тяжело дышал, обнаружив, что полулежит на своей кровати, опираясь на локти, а не угасает в колбе с водой. Над ним стоял хмурящийся Мукуро. — Не стоило так глубоко залазить в мою душу, Учиха Итачи, — немного раздраженно, немного нервно произнес парень. — Ты мог заблудиться в ней. — Где это могло быть? — выдохнул Итачи, разглядывая лицо Рокудо. Шрамы на лице, вероятно, прикрыты иллюзией. Он ведь видел, что вокруг правого глаза Мукуро — уродливый шрам, будто вокруг него штопали наспех грубой темной ниткой. Но сейчас кожа была чистой. — Не в вашем мире. В другом, — покачал головой иллюзионист, присаживаясь на свою кровать. — Расскажи мне. — Почему тебя это интересует? Итачи молча пожал плечами. Просто. Другой странный мир. Населенный, похоже, не самыми лучшими людьми. — Ну, если только позволишь заглянуть в твою душу, — лукаво прищурился Мукуро. — Тебе интересен я? — приподнял бровь Учиха. — Я столько о тебе занятного слышал, что мой интерес естественен, — хмыкнул Мукуро. Помолчав, начал говорить негромко и размеренно: — Мой мир в технологическом смысле ушел далеко вперед вашего. Однако чакры у нас нет. Есть Пламя, — в ладони его зажегся в пол-ладони высотой синий огонек. — Оно бывает семи видов: Небо, Ураган, Дождь, Гроза, Солнце, Облако, Туман. Я — Туман. Люди с таким атрибутом могут создавать иллюзии. Благодаря опытам, которые надо мной проводили, я могу создавать реальные иллюзии. Да и вообще, много чего умею… О Пламени знает ограниченное число людей. Простые обыватели об этом не знают. Те, кто обладают Пламенем, объединены в Семьи. Семьи, по сути, напоминают кланы шиноби, но меньше, и, как бы сказать… В общем, занимаются они не совсем легальными делами. В давние времена мафия — так эти семьи себя зовут — была щитом для простых людей от преступности. Сейчас мафия порой очень успешно ее заменяет. Те стражи, которых ты видел — стражи неприступной семьи Вендикаре, куда отправляют преступивших законы мафии — омерту. Я убил не только тех тварей, что ставили над нами эксперименты, но и всю семью, к которой они принадлежали, и не спрашивай, как семилетнему мальчику это удалось. Мукуро замолчал, переводя дыхание. Рассказ «слегка» разбередил ему душу. А он-то думал, что старые раны затянулись… — Я ненавижу мафию, — тихо произнес Рокудо, опустив голову. — Я хочу ее уничтожить. Но… Ты видел шатена с оранжевым пламенем? Он — Небо. Такие становятся главами Семей в мафии. Тсунаеши еще ребенок, но он Наследник крупнейшей мафиозной семьи. И ему нужен Хранитель Тумана. Его отец шантажом вынудил меня стать им. Я же беглец. Преступник. Мне пообещали свободу. Ха, — он невесело усмехнулся. — Чуть подлинее цепь сделали. Но Тсунаеши — хороший мальчик. Он добрый и светлый. Я не хочу его убивать. Так что… Моя мечта — уничтожить мафию и весь тот прогнивший мир — не сбудется. По крайней мере, пока я следую за Тсунаеши. Здесь я потому, что мой знакомый любит путешествовать по мирам, но одному ему скучно, поэтому он берет меня с собой. Ваш мир меня заинтересовал, и я решил задержаться. Бродил тут, пока меня Пейн не встретил. — А если в твоем мире возникнут проблемы? — Бьякуран об этом узнает и переместит меня обратно. А вообще… Мне у вас нравится, — признался парень, неловко улыбаясь. — Честнее, чем у нас, что ли. У вас еще помнят о том, что такое честь, достоинство, справедливость… — Не всегда, — вздохнул Итачи, прикрывая глаза. Это все надо обдумать. Он только что узнал слишком много, и нужно время, чтобы переварить. — Нэ, а можно мне теперь заглянуть в твою душу? Ты увидел больше, чем я хотел показать, так что это будет честно, — снова легкомысленный тон. — Ты прав… — тихий вздох. В глазах вспыхивает Шаринган, и Мукуро затягивает в прошлое Итачи. Коноха, дом, тренировки… АНБУ, заговор отца, Саске… Шпионаж, роковая миссия, подготовка к ней, Саске… Убийства; кровь, кровь, кровь, крики, обвинения… Покорно склонившая голову мать, прямая спина отца… Черные глаза Саске… Ложь. Когда Итачи выныривает из собственных воспоминаний, по которым его протащило вместе с Мукуро, то обнаруживает, что щеки Рокудо — мокрые. Он моргает, и из глаз катятся новые слезинки. — Почему ты плачешь? — Мы похожи, — глухой голос. — Но в тебе нет ненависти к миру, что породил твою боль. — Ты больше похож на Пейна, чем на меня. — Может. Но наша боль, — Мукуро внезапно оказывается очень близко, обхватывает ладонями лицо, нависая над Учихой, — боль невиновных, но объявленых преступниками. Разве нет? Только ты чувствуешь себя виноватым, а вот я — нет. И ты смирился; а я — нет. Еще нет. И я все еще жажду мести, а ты — никогда об этом не думал. Ты Свет, ну, а я — Тьма. — Ты ребенок, — шепчет Итачи, проводя ладонью по мягким волосам Рокудо. — Ты просто ребенок, которого в детстве искалечили. Ты просто хочешь тепла. Вот в этом мы правда похожи. На щеки Итачи упали горячие капли. Мукуро улыбнулся сквозь слезы. — Но разве это кто-то заметит? — Нет. Кроме нас самих. — Будешь… моим другом? — неуверенно, с затаенной надеждой. Кивок. Мягкая улыбка. Теплые пальцы стирают слезы с щек. Мукуро прикрывает глаза, позволяя до странного похожему на него шиноби обнимать себя. Они кажутся разными, но лишь внешне; глубоко внутри они — одинаковы. Они это разглядели друг в друге и пожелали не отпускать столь похожего человека. Разве это так плохо — желать тепла, ответной улыбки, доброго взгляда? За что наказывать ребенка, воспротивившегося жестокости? За что казнить человека, предотвратившего войну? Они замкнули глубоко внутри себя свои боль, желания, надежды. И открылись только друг другу — похожие, умеющие улыбаться сквозь боль и слезы, проливающие кровь чужую и свою тоже. И захотели остаться с друг другом — ведь можно быть собой с этим человеком, он уже видел твою душу, он такой же, он несет в себе ту же боль… Разве это плохо? Если еще есть в мире справедливость — они это заслужили. *** Хидану с соседом тоже повезло. Тихий, не мешает, не болтает. Если бы не его равнодушная физиономия, которая дико бесила жреца, все было бы вообще идеально. Пока однажды он не проснулся от сдавленных стонов, доносящихся с соседней кровати. Кажется, его мучил дурной сон. Хидан вначале пытался не обращать на возню и стоны внимания, но потом сдался. И окончательно озверел. Да что ж такое, день был нереально тяжелый, напарник задолбал, ужин невкусный вышел, а тут еще и спать не дают! Вскочив, Хидан, мысленно обещая Саю путешествие по всем кругам Ада, грубо тряхнул парня за плечо. Тот, хрипло вздыхая, мотнул головой. Глаза были плотно зажмурены, по щекам текли черные слезы. Губы Сай закусил до крови, сквозь сон пытаясь сдерживать стоны. Хидан, зло выругавшись, снова встряхнул его. Акаши резко распахнул глаза — угольно-черные белки, красная радужка без зрачка. Из уголка губ вытекла чернильная струйка. — И что это, блядь, было? — спросил Мацураси, затачивая свою косу. Все равно ведь уже проснулся, спать больше не хочется — что еще делать? Разве что хотелось узнать, что за хрень произошла только что. Сай, правда, не выглядел, как человек, который готов что-либо рассказывать. Он сидел, укутавшись в одеяло и уставившись в пространство невидящими пустыми глазами, до ужаса похожий на сломанную куклу. Впрочем, Хидану было глубоко наплевать, что Сай мог, а что нет. Он ждал объяснений. Акаши облизнул губы и тусклым голосом начал рассказывать. Про Корень. Про то, как там ломают волю и стирают чувства. Про запечатывающие техники его клана, которые так желал Данзо, но которые так и не получил. Ибо для их использования нужно было взять под контроль свои чувства, а это было невозможно, ведь его чувства были загнаны вглубь души и заперты там. Вырвавшись на волю, они бы убили Сая. Однако те тренировки что-то нарушили в нем. И теперь по ночам сила Сая выходит из-под контроля, как и чувства. — Но проснувшись, я ничего не ощущаю, никаких эмоций, — Сай зябко пожал плечами. — Это неудобно. Мукуро пытался мне помочь, но у него ничего не вышло, он слишом осторожничает. Мне нужен сильный катализатор, что-то, что вызовет сильные чувства, и в то же время — жесткий контроль. Хидан прервался на минутку и хмыкнул. — Контроль? Бля, знаешь, мне сейчас в голову почему-то пришла мысль о БДСМ-штучках. Ты ж не этот контроль имел в виду? — Я знаком с БДСМ культурой, — задумчиво сообщил Сай и озадаченно примолк. А Хидан внезапно подумал, что ему охренеть как пошел бы ошейник и кандалы. И кляп. И коленно-локтевая поза. «Секса давно не было», — печально поставил сам себе диагноз джашинист. — А может, и сработало бы… — Чего ты там бормочешь, глиста в обмороке? — Хидан-сан, а вы не хотели бы заняться со мной сексом? В БДСМ-тематике, — выдал Сай с невозмутимым выражением лица. Мацураси выронил свою косу, вытаращился на Акаши, а затем громко заржал. Нет, ну этот странный парень ему определенно нравится! Сказануть такое с такой миной… А что? Он не против. — Предупреждаю сразу, — Хидан оскалился, мгновенно оказавшись рядом с Саем. Опрокинув его на спину на кровать, он навис над ним, опираясь на руки. — Будет больно. — Мне не привыкать. Так даже лучше, — тихо ответил Сай и прикрыл глаза. *** — Я видел нечто невероятное, — загробным тоном сказал Мукуро, входя нетвердой походкой в их с Итачи комнату. Учиха удивленно посмотрел на него поверх книжки. Он еще ни разу не видел Мукуро таким шокированным, с широко раскрытыми глазами, ярким румянцем и отстраненным выражением лица. — Что же ты такого у нас увидел, Мукуро? — Я зашел в комнату к Хидану, поболтать с Саем. И увидел… — Что? — Итачи нахмурился. От джашиниста можно было ждать чего угодно. Мукуро присел на край кровати Учихи, нервно теребя рукав своего любимого черного плаща. — Как они с Саем целуются. Сай сидел у него на коленях, оба полуголые, тьма-тьмущая засосов, что у одного, что у второго, и они явно не собирались останавливаться на поцелуях, — Мукуро снова впал в глубокую прострацию. Итачи успокоился, мимоходом отметив, что на бледной, тонкой коже Рокудо очень ярко выделяется румянец. Ярко и привлекательно, честно говоря. — Хм, не ожидал такого… Ты переживаешь о Сае? — Да. У него проблемы… Итачи, ты же знаешь, какие методы в Корне АНБУ, верно? — дождавшись молчаливого кивка Учихи, Мукуро продолжил. — У Сая искорежена психика. Он не может испытывать чувства в полной мере, только слабые отголоски. Я пытался ему помочь, но тут нужен сильный возбудитель — сильная боль или сильное наслаждение; или и то, и другое разом. Я не мог ему такого дать. А Хидан, видимо, сумел Сая «разбудить»… Судя по тому, что я увидел и почувствовал… Итачи усмехнулся. Как и большинство мастеров гендзюцу, Мукуро обладал даром переживать чужие эмоции и чувства. Порой это было неудобно и неприятно, но ничего не поделаешь. — Ты боишься, что Хидан им просто пользуется? Позволь тебя успокоить, Мукуро, тут явно нечто большее. Однажды я стал свидетелем очередного спора Хидана и Какудзу. И Хидан заявил, что ни одну шлюху не станет целовать и ни одной продажной девке не позволит оставить на себе хоть одну метку. То есть, засос. Мукуро заинтересованно блеснул глазами. — То, что ты мне описал, значит, что Сай для него точно не игрушка. Это не случайная связь. Не переживай, с твоим приятелем все будет хорошо. — Постараюсь поверить… Интересно, а целоваться приятно? — задумчиво протянул Мукуро. Итачи подавил тяжкий вздох и порыв закатить глаза. Порой Мукуро так легко перескакивал с темы на тему, что это раздражало. — Понятия не имею. — Итачи снова уткнулся в книгу. Услышав воодушевленное: «Ага…», мысленно полез на стенку. Мукуро, нашедший себе новое развлечение, страшен. — Ты никогда не целовался? — мурлычущий тон, вкрадчивые движения, огонек в глазах. Можно невольно залюбоваться таким Рокудо Мукуро. — Нет. Не было времени. А ты? — Нет — по той же причине, — вздохнул иллюзионист. Хитро заулыбавшись, он спросил: — Итачи, а можно тебя поцеловать? — Нет. — Почему? — Мукуро, это не игрушки. Если ты не чувствуешь ко мне… — Итачи не смог договорить — Мукуро резко наклонился к нему, почти ложась на грудь, и прижался губами к его губам. — Я чувствую, — прошептал иллюзионист спустя минуту. Усевшись на бедра Итачи, Мукуро странно улыбнулся. Румянец на щеках стал еще ярче. Итачи протянул руку и погладил его по щеке. — Я ведь тебе тоже нравлюсь, — тихо сказал Рокудо, прикрыв глаза и прижимая руку Итачи к своему лицу. Тонкие пальцы погладили Учиху по запястью. — Да. Но… Ты знаешь меня. Мое прошлое. Мои планы. — Ты тоже меня знаешь. Если ты о том, что ты преступник, вырезавший целый клан, то не переживай — я такой же. Мы так похожи, Итачи, — Мукуро протянул к нему руки; провел кончиками пальцев по скулам, щекам, зарылся в густые волосы, склоняясь над ним. — У нас руки по локоть в крови, мы оба — убийцы, за нами следует сама Смерть. Мы ее любимчики, правда, Итачи? — иллюзионист тихонько засмеялся, поглаживая большими пальцами скулы. — Итачи, я хочу быть с тобой. Можно? На лице улыбка. А в глазах — сомнения, страх пополам с безумием. Что ты ответишь? Разрешишь ли остаться, быть с тобой, разделять все тяготы и радости пути? Можно мне греться и согревать, можно ли мне любить тебя, защищать, быть слабым рядом с тобой? Позволь быть настоящим, улыбаться, плакать, петь, гореть для тебя. Разреши сражаться за тебя, верить в тебя, убивать ради тебя! Твоя улыбка станет моей силой, а твое тепло — моим щитом. Хочешь — я буду твоим, но только навек — а иначе зачем?.. Не отвергай… — Нужно, — Итачи тянется к нему, обнимает, прижимает к груди, ласково гладит синие пряди. Можно? Нужно. Будь рядом. Будь со мной. Не смей быть без меня. Все, что у меня есть, и я сам — отдаю тебе. Отдай мне себя взамен, свои душу и сердце. Я сохраню, я отогрею, я защищу тебя. Не уходи. Не уходи без меня никуда, я не отпущу… Я удержу тебя рядом с собой — позволишь держать тебя за руку? Можно я поведу тебя за собой? Я буду тебя любить, я буду тебя согревать. Я сотру твои слезы, я улыбнусь тебе в ответ. Наша боль так похожа — мы не можем не быть вместе, правда? — Сохрани меня… — Мукуро жмурится, жмется теснее. Итачи улыбается, перебирая его волосы. — Я тебя сохраню. И ты тоже… Люби меня. Живи мной. Будь со мной. Я буду… *** «Мукуро-кун сияет. Ходит хвостиком за Учихой, почти не язвит и улыбается. Учиха Итачи, глядя на него, улыбается так, что куноичи всего мира, завидев такую улыбку, устроили бы войну за Итачи. Они хорошо смотрятся. И самое главное — Мукуро-кун не читает мне нотаций и не волнуется за меня. Правда, я думаю, за меня волноваться точно не нужно», — думал Сай, осторожно шевеля пальцами. Запястья были связаны слишком туго и нужно было разгонять кровь время от времени. — Ну чего ты там вошкаешься, а? — недовольно пробурчал Хидан, на чьей груди он лежал. — Ты слишком туго связал мне руки. Развяжи. — Хм… — Джашинист осмотрел Сая, лежащего на нем, связанного по рукам и ногам. Провел по отметинам от хлыста, довольно улыбаясь, ощутив дрожь парня. — Не-а, ты мне так нравишься больше. Особенно мне нравится это, — Хидан подцепил пальцем черный кожаный ошейник, туго обхватывающий шею Сая. — Я так и думал. Хотя бы ослабь немного. — Ладно, ладно, не нуди, блядь. Сейчас… Готово. Все, спать, а то завтра будем ползать, как сонные мухи. И Какудзу на миссии опять выебываться будет, сука ебучая… Сай закрыл глаза. Слушая хрипловатый голос Хидана, он не обращал внимание на смысл слов — слишком хотелось спать. Тело приятно ныло, особенно одно место пониже спины и губы. Сай облизнулся, ощутив вкус крови. Быть зацелованным до крови, до боли — оказывается очень приятно. — Ты меня, блядь, специально провоцируешь? — поинтересовался Хидан, проводя с нажимом по нижней губе Сая. — Нет. Вообще-то, я хочу у тебя кое-что спросить, — Акаши внезапно вспомнил одну мысль, которая не давала ему покоя довольно долго. — Чего, бля? — Мне тут интересно стало… Завтра ты идешь с Какудзу-сан на задание. Мне кое-кто говорил, что ты всегда после задания ходишь в квартал красных фонарей. Ты пойдешь туда в этот раз? — Ну и кто тут у нас такой невъебенно болтливый еблан? — Не имеет значения, — Сай приподнялся и посмотрел в глаза. — Ответь на вопрос, пожалуйста. — А тебя это так сильно ебет? — Хидан легонько шлепнул его по округлой ягодице. Вместо ответа Сай чуть нахмурился, завозился и переполз на край кровати. — Куда это ты намылился?! Лежи, где лежал, — возмутился Мацураси, сгребая в охапку Сая и возвращая на место. — Бля, узнаю, кто эта болтливая сука — язык вырву! Не пойду я никуда, ясно? Ты думаешь, после тебя меня удовлетворит какая-то шлюха? Да никогда!.. — Этого мне достаточно, — прервал его Сай, закрывая глаза. На губах появилась слабая улыбка. — И че это было? — Хотел узнать, важен ли я тебе. — Ты дебил, — сообщил ему Хидан, укадываясь удобнее. — Ты мне, блядь, важнее всех, клянусь Джашином. И учти — в Коноху ты больше не вернешься. А это уебище, зовущееся Данзо, пусть хоть выебет сам себя. Я ему тебя не отдам. — Почти признание в любви. — Ну, а хули? Ты мой, усек? — Да. Я тоже тебя люблю. — Вот и чудно, — Хидан довольно ухмыльнулся, крепче сжимая объятия. И никуда теперь Сай от него денется. В этом они с Учихой похожи. Оба невероятные собственники — если уж попался им в загребущие руки, то фиг сбежишь. Не отпустит. Он будет пытать его, любить, мучить. От заката и до рассвета. Заменит собой весь мир. Заставит думать только о себе. И не отдаст. И не позволит сбежать. Да и не захочет его любимая жертва никуда уходить — зачем? Если здесь он желанен, то зачем идти к тем, кто его считает оружием? Хидан не любит громких слов. Но Сай ему действительно дорог. Сай все еще имеет проблемы с выражением эмоций. Но он старается показать, как рад принадлежать Хидану. Ну… Я старалась…