пятнадцатый год

      Юрию Плисецкому всего пятнадцать. «Всего» или «уже»?       Юрию Плисецкому уже пятнадцать, чтобы быть ведущим фигуристом России и выходить чемпионом на мировых рейтингах, уже пятнадцать, чтобы содержать свою семью на заработанные деньги, уже пятнадцать, чтобы все девушки сходили с ума, дожидаясь его обновлений в инстаграме и других популярных социальных сетях. Юрию Плисецкому уже давно пятнадцать, чтобы освоить все наисложнейшие элементы бальной хореографии и фигурного катания, уже пятнадцать, чтобы величаво слыть в народе как «русский хулиган». Но Юрию Плисецкому всего пятнадцать, чтобы заводить романтические отношения.       — Прочь с дороги, свинтусы, — грозно, но без особой злобы бурчит Юра, когда ему, обложенному пакетами, перекрывают выход из супермаркета младшие школьники. Мальчики вдруг пугаются парня постарше, с натянутым на лицо капюшоном, разбегаются в стороны, освобождая дорогу, но тут же забывают о мимолетной встрече, с возгласами и заливистым смехом, все перепачканные, продолжают играть в снежки. Несколько маленьких, слепленных на скорую руку снежков, прилетают в спину уходящему Юрию. Он сжимает зубы, испуская из ушей и носа воображаемый пар, очень старательно сдерживая своего агрессивного холерика внутри. Удерживают хорошенько надавать сорванцам по заднице только всплывшие в памяти слова дедушки о том, что «это всего лишь малыши, Юрочка. Ты тоже когда-то был таким». Блондин глубоко вздыхает, зная, что таким как они — он никогда не был, покрепче хватается за ручки тяжелых пакетов и движется по направлению к дому.       Первый снег выпал этой зимой поздно — только в декабре. Он хрустел под ногами. Приятно это было или нет, Плисецкий точно сказать не мог. Только одно было ясно — ни зимой, ни летом, он не изменит своих предпочтений в животном принте, который красовался на его новеньких, так полюбившихся парню слипонах. Только куртку пришлось надеть потеплее, зимой не пощеголяешь в простом спортивном костюме, да и для здоровья вредно. Тренировок нет, у Юры недолгие каникулы перед сезоном, а это означало только одно — приближение Нового года.       По традиции, Юра всегда готовил праздничный стол вместе с дедушкой: они весело и непринужденно проводили время, за готовкой горячих блюд и салатов. Неотъемлемой частью стола являлись фирменные пирожки Николая Плисецкого, которые внук очень любил, как и самого дедулю. С дедушкой было так хорошо, что парень мог свободно радоваться, искренне смеясь и улыбаясь. По схожим ощущения некого родного тепла и спокойствия, мог сравниться только Отабек Алтын, именно с ним у Юры уже приличный срок времени длились дружеские отношения.       Если копнуть глубже, можно наткнуться на мысли, что отношения с этим молодым фигуристом были непонятны с момента Гран-при до настоящего времени. Юра все время в тайне вспоминал как они с Отабеком улепетывали на его мотоцикле от сумасшедших фанаток, которые прозвали себя «Ангелы Юрия», как ветер дул в лицо и чтобы удержаться, парень плотно прилипал к спине Отабека — тело у восемнадцатилетнего фигуриста сильное.       Вспоминая все моменты, переписываясь или созваниваясь с «Казахским принцем» по телефону, Юра мог внезапно покраснеть от носа до кончиков ушей, смутиться, что ему было непривычно и не свойственно. А потом, спрятав лицо в подушку, хорошенько побив себя по щекам, чтобы согнать противный (как казалось ему тогда) румянец смущения, Юра со злостью колотил первую попавшуюся в руки вещь (если, конечно, это не была его кошка), мог разбить телефон об стену так, что на утро приходилось идти покупать себе новый, чтобы не получить по шее от тренера Якова за не принятый звонок. Все это было более чем просто странно для обыкновенных дружеских отношений.       Занимать голову подобными мыслями больше не хотелось, поэтому Юри мотнул головой, чтобы длинная челка открыла обзор на дорогу в темном подъезде, ругнулся матом негромко, когда двери лифта, чуть было, не защемили один из пакетов с продуктами и проехал на свой этаж, перед этим освободив руки и нажав на кнопку. В сердце парня затаилась обида, которая вела борьбу с постоянным волнением — Отабек игнорирует его уже несколько дней, а может и неделю. Всякое бывает, дела-заботы, а даже если проблемы — позвонил бы, поделился бы, ведь Юра обязательно бы помог. Они же друзья. Да, опыта общения и дружбы у него было не густо, но разве близкие люди не должны помогать друг другу, если что-то не так?       Выдохнув, Плисецкий громко и тяжело выдыхает, опустив голову. Зная характер Отабека, он бы точно не стал ни с кем делиться своими хлопотами, таков уж он, и в этом они даже похожи. Но если бы сейчас он бы списался или, лучше всего, встретился бы с ним лицом к лицу, то не удержался бы, чтобы не сказать казаху пару ласковых.       Молча, с трудом справляясь с замком, Юра прячет ключи в карман куртки и, открыв двери, спиной вперед заходит в квартиру, затаскивая за собой нереально тяжелые пакеты. Он очень устал.       — Избушка-избушка, повернись к лесу задом, к деду передом! — звучит родной голос за спиной — это дедушка как всегда весел и добр.       — Дедушка! — довольно восклицает внук и в считанные секунды, запнувшись о кучу пакетов при развороте, виснет на шее у своего любимого дедули.       — Ох, Юрочка, — Николай похлопывает внука по спине, стягивает сырой от снежных хлопьев капюшон и растягивает слова, — Устал же ты, вон как сердечко бьется. Сейчас я тебе помогу…       — Дедушка, ну у тебя же спина, — спешит остановить Николая внук, ведь тот уже взялся за пакеты.       — Я помогу, — внезапно доносится третий голос, которого здесь быть не должно. Думая, не сошел ли он с ума, Юра спешно оборачивается и застывает с истеричным ужасом на лице — перед ним во всей красе стоял никто иной, как Отабек Алтын!       «Сука. Что происходит, мать вашу. Что мне делать?» — нервно двигается текст мыслей в голове блондина, словно объявления в бегущей строке.       — Юрочка, что же ты застыл в пороге как статуя? Ты прости старика! Не успел сказать, что у нас гости! Это твой друг… — резво, а главное очень своевременно опомнился дедушка.       — Я вижу, дедуль…       Юра не помнит, как его отлепили с места и как он очутился на кухне. Юра не помнит, что рассказывает дедушка, пока раскладывает продукты, причем дружно вместе с Отабеком. Юра ничего не помнит совершенно, кроме как смешавшихся чувств внутри, которые он, кажется, до сего момента никогда и не испытывал вовсе. Все, что Юра помнит и понимает, так это то, как дедушка покидает дом, уходя к своему другу соседу с непримечательными репликами: «ну, вы тут поболтайте пока, детишки». Юра помнит, как захлопывается дверь, как стучит его сердце и как его действия отличаются от того, что бы он хотел, возможно, сделать на самом деле.       — Чего приехал, — Плисецкий старается вести себя как обычно, но вместо этого только демонстративно откусывает от пирожка, который схватил с тарелки на столе и вызывающе жует, смотря на Алтына с поддельным флегматизмом и безразличием.       — А ты, как я погляжу, не очень гостеприимный, — зная пыл Плисецкого, парень в ответ тоже берет пирожок и откусывает от него кусочек — с рисом и свиной котлеткой. Ему повезло больше, кажется, безразличие Юрия сменяется легкой завистью и раздражительностью, — Не скучал?       — А ты, как я погляжу, места не мог себе найти, раз пропал настолько времени, — Юрий пытается копировать, передразнивать и ёрничать, чтобы как-то насолить старшему. Он откладывает пирожок, все равно не его любимый, сидя на стуле, руки скрещивает на груди, а ноги закидывает на стол.       — Не клади ноги на стол, Юра, — строго замечает Отабек, руками хватая за тонкие лодыжки и скидывая ноги на пол. Плисецкий старается не смотреть на парня, но все и так ясно — он все так же красив, им можно восхищаться.       — Это мой дом, — огрызается подросток, отворачиваясь.       — Это некрасиво.       Юрий не эстет, не особо понимает в этикете, но поспорить с Отабеком никак нельзя, он все равно выигрывает. Внутри странное жгучее ощущение, которое хочется залить водой, чтобы потушить, но оно все равно пылает и горит, иногда доставляя боль. Невозможно точно сказать, где и в каком месте, но, кажется, это где-то в душе. Юра молча смотрит в окно, за которым белые хлопья снега кружатся в вальсе, а люди кругом готовятся к скорому празднику.       — Хочешь откусить от моего пирожка? Я уже наелся, — Отабек миролюбиво становится за спиной сидящего, отдавая пирожок Юрию, который сначала отказывается, поэтому Отабек учтиво добавляет, — Ты же любишь, Юра.       Сказать в протест особо нечего, на кухне царит молчание и слышно лишь звуки дыхания, а еще с удовольствием жующего еду блондина. Отабек выжидающе смотрит, он так же не слишком общителен с людьми, стопроцентный интроверт, но Плисецкий — это не то, это совершенно другое, желанное, притягательное. Его хочется больше трогать, его хочется больше хвалить, оказывать знаки внимания, но они пока оба не могут себе этого позволить. Слишком неопытны в отношениях, слишком осторожно. Слишком много «слишком». Кто сломит эту дурную грань между ними?       Кажется, обстановка никого не смущает: Юра включил телевизор на кухне и жует пирожок, словно игнорируя парня, что прилетел к нему из Казахстана.       — Я знаю, ты сердишься. Прости, что обидел своим отсутствием. Были семейные обстоятельства, — Отабек склонился к самому уху, опираясь на высокую спинку стула. Он внезапно оказался так близко, что Юра закашлялся, по спине к пояснице пробежались мелкие мурашки, но не съязвить он не мог.       — Ха. Женишься?       Теперь уже закашлялся сам Отабек, моргая глазами. Стукнув себя несколько раз кулаком по груди, он выпрямился и вдруг резко развернул к себе Юру, внимательно прожигая взглядом его голубо-зеленые привлекательные глаза. В них читалось недоумение, было ощущение, что Ледяной тигр России вот-вот расплачется.       — С чего ты это взял? — настороженно спросил Алтын, не отрывая зрительного контакта. Такая близость уже пригоняла к лицам обоих кровь, но отвернуться, скрывая, не было возможности.       — Влюбился.       — Ты?       — Что за вопросы такие?       — А у тебя?       Юра нахмурил брови, прислушиваясь к дыханию своему и дыханию Отабека. Обида проходила еще с того момента, как он искренне извинился, наверное, на это были действительно серьезные обстоятельства. Прямой взгляд Отабека смущал не менее, но он не отворачивался, чувствуя, что если он сейчас отпустит Плисецкого, то непременно упустит что-то очень-очень важное, важное для них обоих. Напряжение сняла пришедшая проведывать их кошка Юрия. Она заботливо ласкалась у ног застывшего на месте Отабека, а потом довольно прыгнула на колени хозяина, умостившись там всем телом, явно не собираясь пока уходить с теплого места.       — Твоя кошка просто милашка, — усмехнулся Алтын. Ему хотелось добавить «прямо как и ты».       — Кажется, ты ей понравился. Не со всеми она так добра, на самом деле… — гладя кошку, Юрий заговорил тише, даже неуверенно. Отабека он уже почти не стыдился, ему хотелось доверять, верить, отдаваться. С ним просто хотелось быть рядом и сейчас, Плисецкий внутренне ликовал от радости, что у него в гостях Алтын.       — У тебя много медалей в комнате, — сменил тему юноша, присаживаясь на корточки перед коленями блондина, тоже лаская домашнее животное за ушком. Их пальцы иногда касались друг друга, словно желая передать импульсы, — И фото Виктора… Даже не думал, что он настолько твой кумир. Хотя, он прекрасный фигурист, да…       Отабек тянул слова, в его голосе можно было уловить нотки легкой ревности, при общении с мальчиком он становился более эмоционален, чем с кем-либо другим, чужим человеком, а Юра — не чужой. Он свой, он его. Его бы привязать к себе, чтобы он принадлежал, чтобы никому больше. Имеет ли Отабек на это право? Сердце терзало само себя, парень готов был проклинать все на свете: и нерешительность, и первый раз своей самой настоящей влюбленности.       Юра успел испугаться. Он на рефлексе коснулся щеки Отабека, тонкими бледными пальцами поднимая его лицо, с блестящими глазами засматриваясь на немного смуглую кожу и красивую прическу. С ним бы целую вечность провести, только как об этом сказать? Юра волнуется, как стыдливая школьница, слегка ерзает на стуле, размыкает губы, искренне выговаривая похвалу в адрес Отабека.       — Ты катаешься превосходнее всех! — голос дрожит, связки будто ломаются в нотках надежды, так и прося о помощи «ну давай же, помоги же мне, я сам не могу».       Юра смущается, краснеет, что делает его еще более красивым, боится, что поторопился. Он спешит спрятать руку, желая ее сломать, отрезать, отрубить, за то что она так прикоснулась к предмету обожания и воздыхания, но Отабек перехватывает, останавливая всяческие попытки улизнуть от него. Он держит руку Плисецкого в своей, и рука блондина кажется такой маленькой и хрупкой, словно сейчас растает как снежинки, падающие с неба в это время.       — Юра? — хрипло зовет Отабек.       — М? — тихо и приглушенно отзывается тот.       — Не могу больше молчать, — Отабек разрывает паузу, то ли длящуюся сейчас, то ли он о молчании все это время с момента их знакомства, но вместе с этим он разрывает и оставшееся маленькое расстояние между ними, теплыми губами касаясь лба младшего, убирая и придерживая рукой мешающую челку. Юрий в шоке, он боится шевельнуться, боится вздохнуть, открыть глаза, а Отабек больше него боится получить смачную пощечину за такую непростительную близость. Кошка довольно виляет хвостом, словно маятник часов, и только спустя несколько долгих секунд, Отабек отстраняется, как-то виновато извиняясь, но с добротой в карих глазах рассматривая Юру, что прикрывал смущенное лицо запястьем. Забывая о кошке и обо всех былых прелюдиях, «Русская фея» крепко обнимает своего «Казахского принца», наваливаясь на него, оказываясь в его теплых и надежных объятиях, не желая отпускать.       — Бека… — зовет юный чемпион своего героя, усаживаясь рядом на пол, нелепо посмеиваясь.       — М?       — У тебя проблемы?       — Нет, моей единственной проблемой являлось разобраться в своих чувствах и вот, сейчас я здесь, — добросовестно отвечает Алтын, слух его радует милое сокращение от имени, ведь из уст блондина это звучит куда ласковее и приятнее, трепетно радуя сердце. В коридоре звук открывающегося замка — это дедушка вернулся и сейчас они, вероятно, будут пить чай.       — Ты надолго приехал? — Юра чуть отстраняется, решая, что пора уже подняться с пола, за руку поднимая и парня.       — Буду рад, если разрешишь остаться и вместе встретить праздник, — скромно раздумывает казахский фигурист.       — Буду рад, — кажется, Юра начинает говорить как Отабек, — Если ты останешься и после Нового года. Даже навсегда. Только, у меня всего одна кровать.       — Это еще лучше.

И они оба запредельно счастливы.