Поздно

      Майя влюбляется в Джоша слишком банально – по-детски, с первого взгляда, со стойким, намертво впившимся в кожный покров ощущением, что это раз и навсегда. Она сияет, как рождественская ёлка, и с наслаждением пожирает его своими голубыми глазами, а Джош и не замечает вовсе: она ведь за пределами его ограниченной вселенной, в которой строгий возрастной ценз да вход лишь по вип-пропускам; она для него - на заднем фоне проскользнувшие светлые волосы с пёстрым ярлычком «маленькая подружка Райли» на рукаве клетчатой рубашки.       Он – призрачная константа в жизни Харт, не выдернуть. Принц на белом коне, до невозможности идеализированный воображением одиннадцатилетки, единственная отдушина в уже разочаровавшей до слёз жизни. Майя заполняет его образом сосущую пустоту в грудной клетке да серые одинокие дни (на пару часов прерываемые радужно-единорожным появлением Райли), с нежностью расписывает тетради его именем и планирует долгую и счастливую совместную жизнь.       Её абсолютно не заботит, что Джош её даже не знает.       Когда они видятся в следующий раз, Майе гордые двенадцать; у неё на душе новые разочарования в жизни и в людях, да тщательно скрываемая под язвительным «надежда – для лузеров» микроскопическая вера в лучшее будущее. Она по-прежнему смотрит на Джоша, как на восьмое чудо света, и когда он с подачи Райли здоровается с ней, у неё неожиданно ноги подкашиваются, и если бы не поддержавшая вовремя рука брюнетки, Харт бы позорно свалилась перед ним мёртвым грузом. Мэттьюз снова ни черта не замечает и уже через секунду выбрасывает из головы крошечную подругу племянницы. А Майе до следующего года и этого хватает.       В тринадцать лет Харт решает, что пора действовать; она напирает на Джоша, как танк, сметая к чертям все его разумные доводы и приведённые аргументы. Райли с улыбкой замечает, что у неё при виде Мэттьюза начисто крышу сносит, а Майя и не спорит: знает, что правда это. Но ей всё равно. Как и на то, что Джош неустанно твердит про разницу в три года, словно это невозможно весомая причина. Майя в ответ лишь обещает «долгую игру» и продолжает запрыгивать ему на спину при каждом удобном случае.       А потом Майя взрослеет. Ярко красит глаза, привыкает к высоким каблукам и стабильно разбивающимся надеждам. Майе не до Джоша: у неё ещё более идеальный Лукас, путающий мысли «треугольник» и желание впервые в этой чёртовой жизни сделать хоть что-то для себя. Харт хочет, наконец, быть искренне кем-то любимой и желанной, почувствовать себя чьим-то воздухом и может даже чуточку смыслом, поэтому, когда Лукас протягивает ей свою руку, она смело идёт за ним, ставя жирный крест на детской влюблённости и впервые не заботясь о том, что подумают остальные.       На семейных сборах Мэттьюзов она молча кивает Джошу, даря беглую полуулыбку, и спокойно проходит мимо. Сердце больше не вздрагивает от его присутствия, руки не сотрясает неконтролируемая дрожь, а мысли остаются кристально чистыми: теперь он для неё – просто дядя Райли, одна из её «историй», которая была слишком давно, чтобы о ней вспоминать.       Майя слишком влюблена и слишком счастлива, чтобы оглядываться по сторонам. У неё впервые за долгие годы полноценная семья, любящий отец (а по совместительству и новый лучший друг), на которого она смотрит, как на центр вселенной. Она бесконечно улыбается, держа Лукаса за руку, и строит с ним совместные планы на будущее. Она любит его, а он любит её: она уверена в этом так же, как и в том, что Земля круглая. Впервые за долгое время Майя позволяет себе надеяться и знает, что это не напрасно: у неё на руках письмо о принятии в Чикагский институт искусств и ключи от их с Фрайером съёмной квартиры.       Майя упускает момент, когда Джош начинает слишком «по-особенному» смотреть на неё, провожая долгими, задумчивыми взглядами.       Харт на него не смотрит вовсе; ей уже давно абсолютно всё равно.