Ты любишь меня?

       Он любил девочку. А та любила других девочек.          Давай, Нацу, держись… о, она хочет сходить вечером вместе на вечеринку и приглашает тебя с собой? Там будет бассейн, а девочка, которая любит других девочек, обожает белые купальники. Ты ведь хочешь погрузиться вместе с ней, правда? А затем надрать задницу очередному подонку, который посмотрит на неё не тем взглядом? Ох, брось! Ты ведь такой же, помнишь? Посочувствуй бедняге, ведь он тоже не знал, что эта девочка любит только других девочек.          Приходит в чужой дом, сразу хватает виски. Две секунды спустя из той же бутылки хлещешь ты, а она, в одном купальнике, шагает по газону, поправляя золотистые волосы и ища взглядом то единственное, что связывает её с тобой. Безответная любовь? Первая любовь? Ядовитая и сильная, которой в конце концов захлебываешься? Определенно.          Она любила девочку. А та любила мальчиков.          — Привет, Люси! Ты сегодня без Нацу?          В её глубоких голубых глазах плещется надежда и разочарование. Рада, что он не с ней? Или печалится, что он сегодня будет не с ней?          — Как это: «без»? Я всегда там, где Люси!          Ты встреваешь между ними, обнимаешь обеих за плечи, и слишком поздно замечаешь, как подозрительно блестят глаза блондинки номер один — стоящей справа, с любимо пахнущими смесью ванили и имбиря золотистыми волосами, и как точно так же блестят глаза блондинки номер два — стоящей слева, с какими-то чуждыми, короткими, пепельными.        В воздухе становится жарко, слишком даже для послеобеденного летнего солнца. Нос щекочет слишком сильный запах перегара, и от этого в голове одна другой громче кричат мысли, упрашивающие то «воспользоваться этим хоть раз в жизни», то «проявить терпение», то «окунуть в бассейн и спасти от глупостей».        — Слушай, Лисс, — голос Люси звучит так, как звучать не должен. По крайне мере, Нацу казалось, что любовь должны проявлять другим голосом, а насколько он знал, у неё с собой любви был вагон и тележка, которые, увы, никому не были нужны.        Еще одна общая деталь.        — Что? — вкрадчиво и напряженно спрашивает Штраус, и он тут же чувствует, как между девушками проскакивают молнии. Или это у него в глазах двоится от виски?        — Ты какого хрена постоянно липнешь к Нацу?        Алкоголь в его крови плещется и активно сражается со здравым смыслом. «Не думай, почему», — повторяет он себе, продолжая убеждать себя, что любовь всей её жизни вовсе не держит её под руку, а стоит напротив и сверлит взглядом. С обеих сторон к нему прижимаются грудью две умопомрачительные девушки в купальниках, на кой-черт ему морочить голову такими вопросами?        — Ну же, девочки, не ссорьтесь! Меня на всех хватит.        Только его слова, оказывается, возымели совсем обратный характер, совсем не такой, как хотелось. Его тут же оттолкнули, причем всего с одной стороны — от другой он отцепился уже сам, ощутив, что потребность в «общем» отпала.        — Нет, не хватит! — неожиданно шипит Люси.        Девочка, в которой ты души не чаешь, которая щеголяет перед тобой в одном нижнем, потому что ты — всего лишь друг, живущий по соседству, и девочка, которая нарочито путает мужскую и женскую раздевалку, потому что ты — всего лишь друг, а хочется большего, вдруг смешиваются в одном флаконе, и ты уже не можешь понять, где кто. Градус растет так же стремительное, как голос орущих мужских инстинктов, активно повторяющих что-то о бабских драках и их опасности для его здоровья.        — Тебе-то что жаловаться? — Лисанна почти рычит. Нацу инстинктивно делает шаг назад. — Он ведь всегда и везде с тобой!        — Что жаловаться? Вот именно, что он всегда и везде со мной!        Она вдруг подплывет слишком близко к Штраус. До края бассейна остается всего несколько сантиметров. Нацу кажется, что будь это ссора, было бы круто, толкни она её в воду. Но это же не ссора. Зачем ей ссориться с той, кого она любит?        Этим вопросом он задавался еще добрых десять минут после того, как услышал оглушительный визг и шлепок воды. Парень ошарашенно уставился на полетевшую с бортика Лисс.        — А ты — лишнее звено!        Он точно перебрал. Уже и слышит то, чего быть не может. Люси никогда бы такого не сказала, и уж тем более не толкнула любовь всей своей жизни в воду. Или, может, это она перебрала и сейчас творит такой бред? Наверное, на месте Лисс должен был быть он.        — Нацу, — он не отвечает, все еще плавая среди своих мыслей. — Нацу, черт побери! — громче повторяет Люси. Все вокруг вдруг затихли, обратив свое внимание на крики Штраус и ссору, такую редкую, между двумя лучшими друзьями.        — А? Что? — растерянно отвечает он, понимая, что обычно он, вроде бы, должен смеяться и шутить в таких ситуациях.        — Я хочу домой. Отвези меня. Сейчас же.        Её голос звучит почти как приказ, и делать нечего. Ты забираешь ключи, свою девочку и идешь к машине, чувствуя, что позади идет она. Противиться не можешь и, чего уж там, не хочешь, хоть сердце ноет. «Почему ты такая жестокая?» — думаешь, заводя машину. А ведь собирался хоть кого-то подцепить, чтобы скинуть пар, раз ей ты для этого не нужен.        В машине всю дорогу они ехали в тишине. Нацу все никак не мог выбросить из головы последнее происшедшее, все слышал, как в голове, словно заезженная пластинка, проигрывается: «А ты — лишнее звено!». Против воли он все улыбался, хоть и старался это скрыть, но в душе разливался трепет. А если… что если… вдруг она чувствует то же самое к нему? И вовсе ей нравятся не девочки?        Нет, глупости какие-то. Наверняка это у него уже просто крыша едет. Надо потом вернуться на вечеринку и все же подцепить кого-нибудь.        Когда дверь её дома закрывается, Люси зачем-то замыкает её на ключ, и забирает его себе. В их большом семейном доме никого нет — родители уехали на выходные по работе, и должны вернуться только завтра вечером. Она старательно всматривается в его глаза и, видя отчаяние, не может понять: «Неужели ему так противно быть со мной?!»        Как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет сам пойдет к горе.        — Нацу, — она ступает вперед, заставляя его медленно пятиться по пути в гостиную. — Ты любишь меня?        Он смотрит на Хартфилию оторопело. Сердце в груди погнало кровь в ускоренном темпе. Показалось, что желудок сделал сальто и рухнул вниз.        Люси выглядела очень растрепанной. Она зачем-то потянулась за резинкой и стянула её с волос, затем решительно двинулась к нему.        — Что? — взглотнув, спрашивает он. Ему что, послышалось? Или все это — сон?        — Ты любишь меня? — повторяет она.        Голова идет кругом. Пока она приближается, ты успеваешь тысячу раз подумать о том, что никогда в жизни, наверняка, ей не скажешь.        Любит ли он её?        Когда он был в восьмом классе, на их улицу переехала девочка с тихим характером, которая обожала читать книги, всегда была умницей и любимой дочерью своих родителей. Глядя на её детское лицо с пушистыми ресницами и красивой кожей, Нацу впервые задумывался о запросах, которые в его возрасте ни в коем случае не можно было вбивать в поисковнике. Мысль не давала ему покоя всю ночь: любит ли он её?        В девятом классе у неё начала проявляться женственная фигура. Мальчики в классе как один ухлестывали за ней, а после уроков он, толком не понимая, что делает, отчаянно лез с ними в драку. Когда она потом обрабатывала ему раны, спрашивая, почему, он не мог прекратить спрашивать себя: любит ли он её?        В десятом классе он каждое утро заходил за ней, будил, и отвозил в школу. Пока она щеголяла перед ним в кружевном белье, Нацу не мог подняться из-за стола, и с отчаянием думал: за что, черт побери, боги заставили его любить её?        — Нет, — не веря в то, что слышит, отвечает он. Нельзя говорить правду. Наверняка она проверяет его. Или просто слишком пьяна.        Люси следом делает то, чего он уже не может вынести. В штанах становится тесно. Слышно звук замка молнии — и вот, она отбрасывает в сторону кофту, шорты…        — Вот как? А твой стояк говорит об обратном.        Она стоит настолько близко, что Нацу больше не может никуда отступать. Он видит, как в её глазах плещется вызов, и понимает, что не может отвести взгляд от её кожи, неровно вздымающейся груди, обтянутой (ох, черт!) белым купальником.        Любит ли он её?        Когда он затаскивал в постель других девочек и точно так же спрашивал себя, любит ли он их, он точно знал ответ: нет. Потому что пока они оставляли свои номера по несколько раз, он всегда выбрасывал их в корзину. Боялся, что Люси увидит, но, спрашивая себя вновь, любит ли он её, он не мог ответить честно, потому что не мог позволить себе любить её, если она не любит его. После такого обычно все идет под откос.        Поэтому, он терпел. Особенно терпел, когда она выходила из душа, обтянутая коротким полотенцем, и слишком низко наклонялась за вещами или «упавшей зубной щеткой» утром.        Её руки потянулись за лямкой купальника. Белый лиф рухнул вниз вместе с остатками его терпения.        — Повтори. Я отдам ключ, и ты уйдешь.        Но он не мог. Так хотелось крикнуть, что есть мочи: «Нет! Не люблю!», только вот Нацу осознавал, что уже слишком поздно. Она загнала его в угол, и выбора нет, кроме как защищать свои позиции — настоящие позиции. Если он уйдет, то уже больше не сможет вернуться, так что ему терять? Впрочем, размышления тут были ни к чему.        — Так ты любишь меня?        Его грудь шумно вздымалась. Он, конечно, мужик. Но и у него терпение не железное. Пробежавшись взглядом по её точеной фигуре, он остановился на губах, вдруг замер на мгновение, а затем решительно впился в них.        — Черт побери, да, — он быстро снял с себя футболку и отбросил в сторону. — Ты даже не представляешь себе, как сильно!        Люси уже расстегивала его ремень, как вдруг остановилась и посмотрела на него сумасшедшими глазами.        — Ох, поверь мне, еще как представляю!        Этого было достаточно, чтобы поднять и прижать к стене. Девушка инстинктивно тут же обвила вокруг его талии ноги и ответила на поцелуй, чувствуя, как сносит крышу — на этот раз, точно не от алкоголя. Мир вокруг затуманился, и все, что она могла осознавать — это то, что её желание взаимно.        Люси никогда не стремилась избавиться от своей девственности. Впрочем, если ей и было нужно, то обязательно это должен был быть высокий, мускулистый парень… с розовыми волосами. Парень, который обычно, казалось, вообще не замечал, что она — девушка, и не умел распознавать намеки, как бы она не виляла голой пятой точкой, как бы много раз не демонстрировала «случайно» грудь. Она-то думала, что просто не интересует его, а оказалось — у парня стальная выдержка. Терять ей было нечего, а вот от дикого желания ощутить его, с каждым днем все больше хотелось волком выть.        Ей было стыдно даже попытаться приставить, как все может быть. Ожидалось, что это будет нежно и медленно, но когда Нацу прижал её к себе, схватив за ягодицы, и она ощутила его член, страсть исключила любое «нежно» и «медленно».         — Может, в твою комнату? — оторвавшись и опустив её, чтобы наконец-то снять все лишнее, он вдруг почувствовал невероятное облегчение. Было странно, но в то же время нереально приятно ощущать, что их тела, как два магнита, чувствуют притяжение и нереальное желание обратно воссоединиться.        А Люси оказалась не такой уж и стеснительной тихой девочкой, какой всегда казалась её родителям. Она стояла напротив и просто пожирала его взглядом.        — Дверь заперта, соседей нет дома. Плевать!        Мгновение — и вот она уже висит на его шее, впившись в губы и явно не собираясь отстраняться. Нацу снова подхватил её и прижал к себе, на это раз положив на стол. Покрывая её шею поцелуями, так, что наверняка потом придется носить закрытые кофточки, чтобы скрыть засосы, он, подчиняясь неведомым инстинктам, сунул в неё палец.        Девушка вскрикнула и прогнула спину. С девственностью таким образом, конечно, не расстанешься, но жест — уже означающий, что дальше будет только жарче. Отступать некуда, и хочется гораздо большего, чем просто палец.        — Ты уже вся мокрая, — довольно выдал Нацу, усмехнувшись.        Люси насаживалась на него, чувствуя под ягодицами, как пошатывался вслед её движениям стол. Все это походило на сцену из взрослого кино, но если то она стеснялась смотреть, то сейчас, зная, что это дикое желание взаимно, она не могла ничего сделать и лишь подчинялась тому, чего хотело её тело.        Ему показалось, что не хватает музыки. По крайне мере, это было бы романтично. Хотя какая, к чертям, музыка? Он все равно бы ни черта не слышал, кроме её стонов. Они были лучше любой музыки, Нацу готов был слушать их часами. Член невыносимо пульсировал, и больше ждать он не мог. Парень неожиданно вытянул палец, и Люси на миг ощутила себя неполноценной.        — Сейчас будет больно, — тихо сказал он. Это было все равно, что шаг в пропасть.        Зато Драгнил точно знал, что она — девственница. Не зря же он так старательно отгонял от неё ухажеров?        Люси показалось, что у неё рухнуло сердце. Больно действительно было, пусть и не очень сильно, но она тут же вся сжалась. От этого Нацу рыкнул и попытался начать двигаться медленно, но стремление ощутить от неё удовольствие заставляло кровь кипеть. Животные инстинкты подсказали сжать её ягодицы и поцеловать, что вылезло ему боком: Хартфилия тут же прикусила ему губу.        Он рыкнул и еще сильнее ускорился, пока Люси умоляла его не останавливаться.        — Твою мать! — неожиданно выругался Нацу. — Я забыл презерватив.        — Не важно, — с её губ сорвался стон. — Я принимаю противозачаточные.        — Ты… что?! — ошарашенно спросил он, снова вторгаясь в её лоно.        — Ох! Я… — из-за резких движений было сложно говорить. — Я… в общем… ожидала…        «Чего она ожидала?» — мысленно спросил он, входя еще глубже. Удовольствие затмило собой былую боль. Совершив последний рывок, Нацу почувствовал, как его тело наполняется легкостью, и застыл. Что он сделал? Он кончил? Уже?!        — Я надеялась, что ты скажешь «да», — вздохнув, она потянулась к его губам. Когда Люси прижалась к нему грудью, Нацу вздрогнул. Одного раза явно было мало.        — Вот, черт…        Её глаза подозрительно заблестели. Если ему вдруг стало легко на несколько мгновений, то девушка явно не исчерпала все свое желание.        — И хоть ты сказал это, сейчас мне кажется, что ты любишь меня не достаточно сильно, — она облизала губу, после чего провела коготком по его шее.        Нацу прижал её к себе еще ближе, войдя практически полностью. По её телу пробежалась волна мурашек, усиливая томящее чувство в животе. Люси прогнулась всем телом, только сильнее насаживаясь на его член.        — Тебе нужны доказательства?        — По крайне мере, ты… — она застонала, когда он сделал резкий рывок. — Не выйдешь отсюда, пока я не получу их достаточно.        Жалко только, они не знали, что её родители вернуться следующим утром, пока весь дом будет спать, а в гостиной — везде валяться одежда.