Цветы безмятежности.

За что Уилл не любил поездки, так это за мотели. Стандартные, обшарпанные комнатушки, которые либо нанизывались как дешевая бижутерия на длинную кишку коридора, либо были объединены террасой. Из-за работы, частых разъездов и экономии бюджета бюро, чаще всего ему приходилось жить именно в таких гостиницах. В большинстве случаев Грэм был крайне неприхотлив, его особо не волновало, когда были поклеены обои, и прочие мелочи, которые могли вывести из себя многих людей, но его угнетало чувство обреченности и тоски, которыми дышали все эти комнаты. Временами лежа без сна, он представлял судьбы тех, кто останавливался раньше в этих номерах. На фантазию он никогда не жаловался, а потому монашки, которые добираются до своего прихода, соседствовали с джанки, мелкие мафиози жили через стенку от тихих коммивояжеров с замашками маньяков, кто-то умирал своей смертью, лежа на простынях мотеля, кто-то кончал жизнь самоубийством, после чего работникам приходилось менять обои и безнадежно испорченное белье, кого-то убивали заезжие гастролеры. Все это отвлекало от мыслей о доме. Ускользая из объятий реальности, каждую ночь, проведенную в одиночестве, Уилл вспоминал ровный пробор волос, мелкие морщинки в уголках глаз расчерчивающие смуглую кожу подобно следам самолетов, пересекающихся в небе, и низкий голос с хриплой зазубриной, которая цеплялась за слух, вызывая дрожь. Так, совершенно незаметно, Ганнибал вторгался в его сознание и подобно щупальцами осьминога опутывал его, прикрепляясь присосками к чувствам, мыслям, самим внутренностям Грэма. Очередное расследование заставило его вновь покинуть родной Балтимор. Дни он проводил за работой, общением с судебными медэкспертами, балансировкой по хрупкому льду перемирия между местными службами и ФБР, старался не замечать косых взглядов своих же коллег и шуточек уровня начальной школы в адрес Ганнибала. Вечерами Уилл погружался в чернильные пучины своего сознания, вновь и вновь переживая произошедшее преступление, а ночи были отведены кошмарам, которые заставляли его просыпаться в поту. Это затянувшееся расследование выжимало из него сил больше, чем обычно - дурацкая еда, тоскливый номер и ни единой возможности покинуть этот город. Все накапливалось подобно снежному кому, который несется с вершины утеса прямо на Грэма, а он может лишь стоять и смотреть на приближающуюся лавину и ждать столкновения. В особо отчаянные дни он вспоминал свой уютный дом: деревянную террасу, теплую кухню, собак, путавшихся под ногами, и долгие прогулки по полям которые окружали его жилище, превращая его в островок полной жизни среди моря безмолвия. Порывы ветра приносят запахи трав с полей, аромат домашней еды наполняет комнаты первого этажа. Иногда Уиллу казалось, что эти мысли помогают ему удержаться на поверхности и не пойти на дно. Анализируя свои чувства, Грэм часто приходил к выводу, что хотя образ Ганнибала был всегда в его голове, он никогда не вспоминал его дом, это были всегда воспоминания о Лектере в доме Уилла, на его территории и его правилах. Завтраки, которые Ганнибал привозил на дом, его умение виртуозно справляться с кухонными приборами, особый талант смотреть на многочисленных собак таким взглядом, что они сразу становились смирными. Особняком стояло воспоминание как однажды, вернувшись из долгой командировки, он застал Лектера заснувшим над книгой - четкий профиль, луч солнца опустившийся на его плечо и запутавшийся в челке, золотистые пылинки, медленно кружившиеся в столбе света под размеренное жужжание пчел, которое доносилось с террасы. Кроме этих воспоминаний были и более откровенные - темные руки, держащие его запястья, тонкие словно бритва губы, влажно блестевшие в полумраке, низкий, глухой, более хриплый чем обычно, голос, спрашивающий разрешения, бронзовое округлое плечо за которое Грэм цеплялся, чтобы удержаться. Все это разжигало кровь в жилах. Так и шло время в поездках: днем – работа до головной боли, а вечерами лишь мысли о доме помогали удержаться на краю. - Осталось совсем немного - сказал сам себе Уилл вечером, зайдя в свой номер и тяжело прислонившись к двери. Глядя на коробку с лапшой, которую купил себе на ужин, он вспомнил против воли простую домашнюю еду, которую готовил ему Лектер. Будучи в гостях тот всегда принимал условия хозяина дома, и не утомлял Уилла изысками для гурманов, названия которых трудно произнести. Все эти воспоминания – яркие, светлые, наполненные солнцем и умиротворением, богатые страстью и эмоциями особенно разительно показали профайлеру разницу того, что было, и в чем он погряз сейчас. Чувство одиночества и враждебности, которое окружало его, и которому он должен был противостоять один, вспороло разум особенно остро. Глубокая тоска сковала его, подобно зимним водам, она охватывала тело, не давала сделать вдох, парализовала работу мысли и наполняла его отчаянием. Уже который день каждое движение было мучительно, будто он двигался в песках, и обычные действия быстро вызывали усталость. Приходя после работы в номер, сил оставалось лишь на то чтобы лечь в постель и смотреть в потолок. В такие моменты в его голове был лишь вакуум, он даже не изучал трещины и края штукатурки, которые хлопьями отходили от стен. Чувство голода в последние дни притупилось, и он ел лишь из необходимости и из-за обещания, которое он дал Ганнибалу вместе с Аланой, что будет стремиться нормально питаться, и не угробит себя за то время, пока за ним некому будет присматривать. Это было то самое депрессивное состояние, которого боялся Грэм, против него не было лекарства, лишь кардинальная смена деятельности могла бы помочь, но о чем речь, когда он связан с местом своего кошмара работой, и мало того именно он единственный кто может как-нибудь оказать услугу жертвам и покарать убийцу. Было, конечно, еще одно действенное средство, но Уилл откладывал его до последнего. И вот сегодня, скорее всего, он позвонит Ганнибалу и пусть со стороны это будет выглядеть уничижительно - словно пес, он вновь приползет к ногам своего хозяина, чтоб почувствовать сильную длань своего человека-бога, который погладит его, успокоив и уничтожив страхи и отогнав монстров. В моменты отчаяния, когда помощь доктора была необходима, чувства Уилла разрывали его пополам – с одной стороны, он чувствовал неимоверное облегчение, Лектер всегда был учтив и вежлив, проявлял максимум участия в беседе, выказывал искреннюю заинтересованность. Грэм чувствовал себя нужным, интересным, а главное значимым, но кроме того он ощущал себя еще и униженным от признания факта своей слабости, хотя никогда Ганнибал ни словом, ни взглядом не показал своего превосходства. Это были чувства, взросшие в глубине Уилла, приучившего себя решать все проблемы самостоятельно с детства. Прося о помощи, он всегда чувствовал себя жалким бесполезным ничтожеством. Профайлер знал, что многое в терапии и разговорах с Лектером было направлено на преодоление и уничтожение этого чувства, но как ни старался, он никак не мог достичь того результата, который мог бы порадовать доктора. Долгие телефонные гудки были словно сигналы кардиограммы, в тот момент когда на другом конце провода послышался щелчок и хриплый голос ответил ему, сердце Уилла и впрямь пропустило удар. - Хей, здравствуйте доктор Лектор. Секундное замешательство после которого Грэм наградил себя подзатыльником. Как он мог забыть о часовой разнице, сейчас в Балтиморе – ночь, а он тут со своими стенаниями, и прежде чем Лектер сказал хоть что-нибудь он скороговоркой выпалил: - О! Я прошу простить меня, я совершенно забыл о разнице часов. Я могу позвонить завтра, просто скажи мне когда ты будешь свободен, чтобы я не отвлекал. -Уилл? Рад слышать тебя, и я не спал, не волнуйся, все хорошо. Как ты, как продвигается расследование? В груди Грэма разлилось приятное тепло сродни глотку коньяка. Голос Лектера был подобен теплому одеялу, которое укрыло его и создало преграду между Уиллом и всем тем, что могло ему угрожать. За годы общения профайлер научился различать малейшие интонации. Утром он чуть более чем обычно хриплый ото сна, и до завтрака Лектер все больше молчит. Днем – его речь подобна потоку, он говорит уверенно и властно, а от вибраций, которыми насыщен его голос, Грэм ощущает дрожь. Обычно по вечерам доктор молчалив, и Уилл понимает его, когда твоя профессия чересчур вербальна, иногда хочется тишины и нет сил разговаривать. Ночь же, когда организм уже практически подчиняется сну, в голосе Ганнибала появляются не просто хриплые, а скорее скрипящие интонации. Именно таким был голос психиатра сейчас, чтобы он ни говорил, даже если он и не спал, усталость чувствовалась, и наверное если бы не Грэм, то в любом другом случае беседа не имела бы продолжения, потому в сознании профайлера теснились крайне противоположные чувства – благодарности, от которой щемило в груди, и чувство вины, которое заставляло награждать самого себя ругательствами. Впрочем, все как всегда. Уилл избавил Ганнибала от ужасных образов, которые теснились в его голове, а так же от чувства досады на сотрудников, которые позволяли проезжаться на тему их отношений. В этой ситуации он сам себе напомнил маленького ребенка, который считает, что если зажмуриться посильнее, то монстры пройдут мимо не увидев его, а значит Лектер не задаст унизительных вопросов. Чем больше они говорили, тем отчетливее Ганнибал понимал в каком состоянии находится Грэм, и так было понятно что что-то не так, если Уилл вышел на связь, он всегда избегал звонков находясь в командировках, психиатр давно распознал как сильно личность Уилла страдает от тех навязанных и воспитанных в нем форм поведения, с тем как он желает поступать. И чтобы он не делал, как бы не пытался помочь ему, его квалификация не приносила желаемых результатов. Одним из ярких и болезненных воспоминаний было то как Уилл преподнес подарок Лектеру на Рождество. Тот подарок и все что последовало за ним наглядно продемонстрировало как разрывается Грэм. Ганнибалу было искренне жаль видеть Уилла в тот момент. Работа Уилла была для Ганнибала источником одновременно как вдохновения пробуждающего возбужденный интерес, так и неприязни. В самом начале их знакомства, Грэм воспринимался доктором как остро воспринимающий реальность эмпат, иногда он чувствовал жалость к Уиллу, который жил под гнетом потока впечатлений обрушившихся на него ежедневно, но чем ближе они становились друг другу, чем больше эмоциональный связей возникало между ними, тем чаще он испытывал чувства граничащие с ненавистью к профессии Грэма. Куда как лучше было бы если бы он чинил моторки и чистил днища лодок. Временами образ Уилла на побережье у ангара починки появлялся во снах Ганнибала против воли. Там он видел его загорелым, с растрепанными волосами, в обрезанных джинсах, ноги утопают в песке, плечи блестят от пота, а во взгляде сосредоточенность, и аура умиротворения окружает его фигуру. В подобной обстановке он был бы в безопасности от своего дара. Тяжелый физический труд, который приносит радость, днем, и спокойный вечер за которым последует здоровый крепкий сон. Именно такой, очень обыденный, даже приземленный образ, появлялся в утонченном сознание Лектера. В этой стихии Уилл был настолько естественен, что воображать его в партере оперного зала, одетого в костюм пошитый на заказ было сравни извращению, хотя конечно для удобства самого Ганнибала это было бы приятнее, но ведь и побережье океана, с волнами дюн, пучками трав и набегающим прибоем не так уж и плохо. - Уилл, если расследования так выматывают тебя почему бы не пересмотреть свою деятельность, и заняться чем – нибудь иным? Мучительное молчание на той стороне линии было более чем красноречивым ответом. - Ты знаешь, что я отвечу тебе на этот вопрос, мы поднимали его неоднократно. В голосе Грэма была усталость и раздражение. В этой беседе они ходили кругами уже который год, и пока, решение устраивающее всех никак не приходило им на ум. Оставалось только смириться с происходящим и оказывать максимум поддержки чтобы не дать Уиллу развалиться на части. Лектер тяжело вздохнул и прикрыл глаза ладонью. - Хорошо – выдохнул Ганнибал. – Я не буду говорить о том вреде, который ты причиняешь сам себе. Достойных детективов достаточно, но твоя помощь она сравни истребителю достигающего в движении числа Маха. Рядом с тобой весь отдел Кроуфорда - это неспешно двигающийся дирижабль. - Прошу, Ганнибал, давай не будем вновь про это. Лучше отвлеки меня, расскажи что – нибудь. «Расскажи что – нибудь», «поговори со мной» - это были фразы Грэма, в те моменты, когда он был особенно болен от мыслей, именно так он просил о помощи. Встав с дивана Лектер подошел к окну, чтобы задернуть шторы. За стеклом чернела тихая безлунная ночь, и лишь фонари латунно-желтым светом разбивали тьму улиц, пробиваясь сквозь поредевшую осеннюю листву деревьев. - Сегодня был точно такой же день как тот когда мы познакомились. В ответ телефонная трубка отозвалась скептичским фырканьем. -Да, я знаю звучит мелодраматично,- улыбнувшись продолжил Ганнибал - но я запомнил его. Осенью выпадают пару дней, когда небо становится как будто выше и приобретает чистый ослепительно-голубой цвет, вроде как говоря последнее «прощай» перед зимой, воздух прозрачен и видно как в нем плывут тонкие нити паутины. Доктор говорил и говорил умышленно наполнял свой рассказ образами, дабы отвлечь профайлера на ту картину которую он создавал из слов, чтобы в голове не было мыслей ни о чем кроме золотисто - теплого осеннего света, покоя и умиротворения. - Ты выглядел сосредоточенным и погруженным в себя, а еще так, будто спал в одежде несколько дней подряд, и немного безумным. Я все ждал когда ты заговоришь сам с собой размахивая руками. Но потом, спустя какое-то время и несколько встреч ко мне пришло осознание того, что ты как гобелен, который вывернут перед всеми изнаночной стороной. Большинство людей скрывают своих демонов, и демонстрируют окружающим гладенькую, чистую сторону вышитого узора, и лишь потом приходит понимание как же гадко перепутались нитки на обороте. С тобой же все иначе, ты такой какой есть, весь в торчащих иглах, шипах и узелках шитья, и когда я понял это, мне захотелось быть в кругу тех избранных, кто видит лицо гобелена. - Лицо гобелена?– в голосе Уилла была горечь. - Боюсь что мастер был так же не аккуратен с лицом как и с изнанкой, оно все в шрамах и стежках. - Шрамы прекрасны, они говорят о том чего ты стоишь, что ты пережил, они рассказывают историю куда как более интригующую и занимательную чем гладь шитья. Поверь, я скорее выберу такой гобелен, чем новое полотно. - Доктор Лектер, а вы сами, каков ваш гобелен? Думаю, что лишь тот кто пережил многое в жизни может оценить шрамы. Грэм знал, хотя между ними были сотни миль, что вопрос польстил Ганнибалу. - Думаю, об этом нам лучше поговорить в другой, более подходящий момент, сейчас слишком поздно, а разговор предполагает быть долгим, и поверь мы обсудим не только мои шрамы. Уилл чувствовал, что под звук голоса Ганнибала он медленно ускользает из реальности, веки тяжелели и мысли замедлили свой ход. Сегодняшний сон будет наполнен вкрадчивыми интонациями Лектера, которые защитят его от чудовищ, потому что на его стороне гораздо более сильный монстр, готовый дать отпор и защитить его. Телефонная трубка выскользнула из его руки и уже где-то на грани сна он услышал приглушенный голос доктора: - Не обращай внимание на ту боль, что узлами завязывается в груди, эта завязь вскоре распуститься пышным цветом безмятежности.