ххх
Поначалу это смешно. Поначалу это просто охренительно смешно, потому что Арчи может заполучить любого, но из всех недоступных он выбрал самого недосягаемого. Человека, до которого нельзя не то что дотронуться ─ хотя бы дотянуться. Арчи внимательно всматривается в сосредоточенное лицо, переводит взгляд на пальцы, быстро перемещающиеся над клавиатурой, и думает, что сошёл с ума. Ухмыляется своим мыслям, качает головой, называет себя придурком, что даже подумал о таком. Джаг неприкосновенный. На то есть много причин. Он его лучший друг, единственный настоящий друг, который не собирается при удачных обстоятельствах разложить его на первой попавшейся горизонтальной поверхности. Между ними и так есть разногласия, порой они балансируют на очень тонкой грани, и Арчи не должен, не имеет права испортить их и без того сложные отношения своей глупой привычкой трахать всё, что движется. Но, что самое главное, Джаг попросту не заинтересован. На этом можно было бы закончить, Арчи с лёгкостью найдёт, с кем провести ночь, только пресловутое самолюбие шепчет, что не хочет кого попало. Оно жаждет того, кого получить сложнее всего. Твердит без остановки громким голосом Реджи, раззадоривающим ещё сильнее: “для Арчи Эндрюса нет ничего невозможного”, и Арчи почти не слышит тихого, но уверенного, твёрдого признания Джага, произнесённого несколько месяцев назад. Поначалу это действительно смешно, он мысленно подшучивает над собой ─ вау, какой неудачник, он никогда не получит Джага, ни при каких обстоятельствах, даже если захочет по-настоящему. Так и должно быть: обычно люди не спят со своими лучшими друзьями, однако понимание, что Арчи таки наткнулся на что-то, что ему не по зубам, не даёт выбросить эти бредни из головы. Следит за Джагом, который, если и замечает неуместное, чрезмерное внимание со стороны друга, предпочитает не обращать внимания, а тот продолжает изучать его: тёмные ресницы, напряжённое, сосредоточенное лицо, сухие губы (никто не целовал этих губ). Арчи мотает головой, но не может сбежать от желания, рвущегося наружу, он так сильно хочет быть первым, хочет быть самым важным, единственным, при виде кого Джаг почувствует хоть что-то, он хочет доказать, что для него нет ничего невозможного. И смеётся, едва слышно, тонко, прикусывая костяшки в запоздалой попытке заглушить рвущуюся наружу истерику, потому что, блядь, на самом деле ему совсем не смешно.ххх
Джаг всегда был в стороне. Сидя рядом с Арчи и другими ребятами за столом в школьном дворе или изредка появляясь на шумных вечеринках, где он никогда не задерживался дольше, чем на пару часов, ─ он был не с ними, только смотрел, как зритель в кинозале, и почти не вмешивался в разговор, предпочитая не ломать четвёртую стену. Но однажды он разрушил и её, и другие свои невидимые барьеры. Арчи, Вероника и Кевин чуть ли не силой затащили его в клуб. Среди липких полуголых тел Джаг был лишним в своей клетчатой рубашке и вечной серой шапке. Как бы Ронни ни цеплялась за его руки, надеясь остановить, он шёл к выходу, сталкиваясь с незнакомцами, что либо пихались и скользили по нему безразличными взглядами, либо кричали грубые комплименты. А потом всё завертелось само собой. Вероника была там, но и она не знала ответов на вопросы, озвученные надрывистым, рассерженным тоном Арчи. Просто в одно мгновение Джаг протискивался через толпу потных пьяных подростков, а в другое его, уже в паре шагов от лестницы, ведущей на выход, прижимали к стене и, сжав двумя пальцами щёки, заставляли открыть рот. Потом эти же грязные пальцы проталкивали ему в глотку какие-то таблетки. Ронни пыталась докричаться до незнакомца, но тот не слышал её голоса сквозь оглушительную безвкусную музыку. Он был огромным ─ этот парень, ─ и он водил своими большими ладонями по телу Джага, ни черта не соображающего, широко раскрывшего стеклянные глаза и отчаянно глотающего воздух. Вероника быстро нашла Кевина, он был там же, где она видела его в последний раз: за барной стойкой в окружении назойливого мужчины, не вызывавшего никакого доверия. На лице у Кевина было написано почти отчаяние, и у Вероники руки опускались от того, что они все нуждаются в помощи, прямо сейчас, и ситуация вышла из-под контроля не только с Джагом, но сильнее всего друзья были необходимы именно ему. Она подбежала к Кевину, игнорируя сыплющиеся отовсюду похабные шутки, и, мягко взяв за локоть, попросила пойти к выходу и проследить за Джагом. Он ничего не понял ─ это было заметно по его рассеянному взгляду, ─ но с радостью свалил подальше от жуткого мужика, у которого, скорее всего, в кошельке лежит фотография жены и дочек. Тем временем Арчи на одном из диванов целовался с девчонкой, которую видел впервые. Когда из ниоткуда появилась взволнованная Вероника, вцепилась в его руки, буквально оторвав ладони Арчи от задницы незнакомки, и не стала утруждаться объяснениями, что происходит, он до самого выхода жаловался на стояк и обломанный её трудами секс. А потом увидел Джага, и в нём будто всё перевернулось. Они оба застыли, в точности повторяя за не менее ошарашенным происходящим Кевином. Джаг медленно, совершенно не попадая в ритм двигался с тем самым большим парнем, что пару минут назад насильно заставил его принять наркотики, а теперь собственнически прижимал ослабленное тело к себе, и на лице Джага была пугающая блаженная улыбка. Первым из оцепенения вырвался Арчи: он быстрым шагом подошёл к ним и, положив руку на плечо этого огромного мудака, с силой оттолкнул в сторону. Гнев, что он испытывал по отношению к нему, толкал на то, чтобы убить его, вырвать хребет под восторженный возглас обдолбанного и наверняка крайне эмоционального Джага. Но инстинкт самосохранения кричал, что чувак в два раза шире Арчи и с лёгкостью наваляет ему уже за то, что он помешал им, а здравый смысл добавлял, что Джаг не девчонка, и Арчи не нужно производить на него впечатление. Поэтому, едва оторвав незнакомого парня от друга, он просто тут же повернулся, чтобы заключить его в объятья. Джаг был податливым, доверчивым, полной противоположностью себя. Арчи выпустил его всего через секунду: он знал, что тот не любит, когда до него дотрагиваются слишком долго. Прежде, чем отвергнутый парень опомнился, они вчетвером наконец покинули клуб и оказались на пустой улице, освещенной тусклым светом единственного фонаря и несколькими неоновыми вывесками. Они даже не успели вдохнуть холодный октябрьский воздух, а Джаг уже схватил их в охапку и с всё той же странной улыбкой на губах притянул к себе. ─ Вы ─ мои спасители, ─ торжественно объявил он, и если Вероника и Кевин поспешили отстраниться, переглядываясь одновременно с наигранным недоумением и лёгким умилением, то Арчи пришлось собраться, чтобы сделать это, потому что он понятия не имел, какой может быть близость с Джагом, и, узнав, он хотел продлить момент, ведь больше такого не повторится. Лучший друг больше никогда не будет так близко и так долго в его руках. Раньше Арчи не переживал из-за этого, а теперь, когда ему открылось, что Джаг тоже может быть тёплым и мягким, понимание, что дальше придётся жить как прежде, причиняло слабую, но ощутимую боль. Однако они были не одни, рядом стояли Ронни и Кевин, и Арчи осознавал, что выглядит неправильно, продолжая потакать внезапному желанию опьянённого наркотиками Джага продемонстрировать свои обычно надёжно скрываемые чувства всему миру. До дома они добрались с большим трудом. Вероника предлагала оставить Джага у неё, с подозрением поглядывая на Арчи, словно она уже тогда могла точно сказать, чем всё закончится. Но Джаг ушёл с ним, и им пришлось проникать в комнату через окно. Когда Джагу с четвёртого раза всё же удалось взобраться на подоконник, Арчи взял его под мышки и затащил внутрь, и Джаг вновь оказался в его руках, очень усталый и до сих пор безвольный, расслабленный и ничего не соображающий. Они сидели на полу почти до самого утра, оба измотанные, дважды Джаг будто вываливался из реальности, начиная говорить непонятные даже ему самому отрывочные фразы. А потом, уже на пороге сна, он сказал те самые слова, из-за которых, как казалось Арчи, всё и началось: ─ Я же даже не… я говорил тебе? Что не испытываю никакого… влечения? ─ Он замолчал на несколько минут, и Арчи подумал, что Джаг всё-таки вырубился, но затем он продолжил: ─ Не хочу секса, и отношения ─ они тоже не интересуют. Я просто никогда этого не чувствовал. ─ Всё в порядке, Джаг, ─ очень тихо, почти шёпотом успокоил его Арчи, пропустив пальцы через вьющиеся влажные волосы. Бини валялась на кровати вместе с гитарой и поношенной курткой Арчи. ─ Ничего страшного, ─ повторил он. И через пару месяцев понял, как сильно ошибался.ххх
Первое время он не прогонял эту мысль, потому что думал, что она забавная. Представлял, как сумеет пробудить в Джаге желание и трахнет его так хорошо, что тот сразу же поймёт, что он сексом не хочет заниматься вовсе не потому, что асексуален, а потому что его никто не догадался нормально поиметь. Потом мысль стала появляться всё чаще, но он не придавал ей значения. Это никакие не чувства, лишь жажда самоутвердиться, поставить самую жирную и самую главную галочку в длинном списке его побед. А теперь прогонять её поздно, она надёжно поселилась в голове Арчи и соседствует с обычными рассуждениями о футболе, музыке и учёбе. Он уже привык, что, увидев Джага, сначала думает о том, как выебет его в своей комнате за закрытой дверью (отец считает, что волноваться должен только из-за девчонок) или в школьной душевой, зажав рот рукой, чтобы тот издавал поменьше звуков. Воспринимать так лучшего друга ─ как сексуальный объект ─ неправильно, а Арчи привык быть хорошим мальчиком, пускай порой его имидж и страдает, если о некоторых его беспорядочных связях становится известно. Но с каждым днём всё лишь ухудшается. В школе он как обычно ненавязчиво флиртует с кем попало и иногда приятельски похлопывает Джага по плечу ─ самый близкий контакт, на который он может рассчитывать, ─ а вечером спит с какой-нибудь девочкой, собирая её волосы в кулак и трахая так жёстко, что в голове вообще ничего не остаётся, или долго дрочит в ванной комнате и не может кончить, пока не позволит воображению подкинуть картинку Джага с расширенными зрачками и влажными губами. После Арчи достигает разрядки быстро, но стыд мешает ему по-настоящему насладиться ею; проблема в том, что ему больше не смешно. Трахнуть Джага ─ его навязчивая идея. У него уже нет власти над собой. Одним утром Арчи встречает друга в той самой школьной душевой, что так часто появлялась в его грязных фантазиях, полотенце обернуто вокруг бедер, вода капает с мокрых волос. Джаг наклоняется к раковине, и Арчи давит мысль, как хорошо было бы взять его прямо сейчас, пристроившись сзади и положив руку на затылок, не давая выпрямиться, так, чтобы он даже не знал, кто именно поимел его. В следующую секунду Джаг уже замечает, что не один, он испуганно вскрикивает и ещё через мгновение узнаёт Арчи. Затем всё происходит стремительно, как будто вселенная решила пойти ему навстречу или проверить, сумеет ли он устоять, воспротивиться искушению. Джаг нуждается в доме ─ Арчи даёт ему дом. Арчи даёт ему тёплый приветливый дом, мягкое одеяло, чистые простыни, вежливые улыбки и слова поддержки. В ответ он ничего не просит, но это не значит, что он ничего не хочет.ххх
Иногда Арчи верит, что Джаг сам провоцирует его. Он выходит из душа в одних боксерах, растянутой футболке и своей тупой шапке, сразу же садится на кровать с ноутбуком на коленях, ноги Джага тощие и длинные, Арчи представляет, как возьмётся за щиколотки и притянет его к себе, нависнув сверху с победной ухмылкой. Они мало разговаривают, а если и говорят, то на отстранённые темы, никак не касающиеся происходящего в Ривердейле или их собственных жизней. В темноте лицо Джага освещает лишь экран ноутбука, он сосредоточенно читает что-то и не обращает внимания на Арчи. Арчи смотрит на слегка вздёрнутые брови и медленно теряет терпение. Он сам не до конца осознаёт, что делает, когда поднимается с кресла, подходит к Джагу, захлопывает ноутбук и откладывает его в сторону. ─ Ты помнишь ту ночь? ─ спрашивает Арчи, и ему не нужно уточнять, о какой именно ночи идёт речь. Джаг напряжённо кивает, устанавливая зрительный контакт и не совсем понимая, в какую сторону движется Арчи. ─ Ты сказал, что не любишь секс. Но откуда ты можешь знать, если тебя никогда не трахали? Джаг прочищает горло и отводит взгляд. ─ Я просто не испытываю в нём потребности, ─ говорит он, его голос спокойный, но по пальцам, теребящим простынь, заметно, что ему некомфортно говорить об этом. ─ Все парни только и мечтают о том, чтобы поскорее переспать с кем-нибудь, а меня это не интересует. ─ Ну, мало кто по-настоящему хочет секса, пока не займётся им. Ты просто не осознаёшь, что упускаешь. Понимаешь? Нельзя втянуться во что-то, не попробовав. ─ Даже если бы я и захотел попробовать, ─ голос Джага становится жёстче, ─ вряд ли получилось бы. Ни одна девушка не переспит со мной, когда ей станет известно, что она мне безразлична. А я не влюбляюсь, и у меня нет желания влюбляться. А те, кто хотят секса на одну ночь, ─ я не могу им доверять в достаточной мере, ясно? Молчание длится всего пару секунд, Арчи не взвешивает «за» и «против», он просто на одном дыхании вываливает: ─ Ты можешь переспать со мной. ─ Он садится на корточки у кровати и кладёт ладони на колени Джага, тот вздрагивает, но не сбрасывает их. ─ Нет, ─ качает головой он. ─ Это было… просто гипотетически. «Если бы я захотел». Но я не хочу. Это мило с твоей стороны, Арчи, клёво, что ты готов на такое пойти ради меня, но я правда не хочу. Он говорит это, а сам проводит языком по губам, как последняя шлюха, и всё-таки осмеливается посмотреть на Арчи. Сталкивается с тёмным взглядом, в котором невозможно прочитать абсолютно ничего, и невольно отодвигается подальше к стене. Его сердцебиение ускоряется от страха, которому нет объяснения, он не должен бояться своего лучшего друга. Только осознание, что что-то не так, бьётся внутри, не хватает только ярко-красной таблички «опасность», светящейся над головой. Он меняет положение, чтобы убрать с себя руки Арчи, но тот встаёт на ноги и нависает над ним с тем же пустым выражением лица. Горячие пальцы сжимают его плечи, и Джаг вновь не пытается избавиться от них, лишь открывает рот, чтобы попросить Арчи отступить. Ведь тот знает, как тяжело ему бывает выдерживать длительный контакт. Почему он так поступает с ним? Джаг не успевает задать вопрос. Арчи надавливает на него, заставляя скользнуть вниз по стене, и, когда тот, всё ещё не сопротивляясь, оказывается лежащим на кровати, берёт его за талию и резко переворачивает на живот. Арчи не хочет видеть лица, не хочет видеть испуг и презрение, потому что с самого начала он желал лишь доказать, что для него нет ничего невозможного. То, что происходит сейчас, ─ подтверждение, что Арчи всё-таки не всесилен, что он может проиграть. И что он обязательно проиграет. Джаг пытается перевернуться обратно, пинается, стараясь ударить побольнее, но Арчи не собирается шутить с ним. Бедра Джага зажаты между его ног, руки заведены за спину, Арчи крепко сжимает запястья, и, как бы Джаг ни боролся, у него ничего не выходит. Он не слабый мальчик, просто он до сих пор недостаточно зол, а в Арчи столько ярости, что сейчас ему хватило бы сил сдержать любого. Свободной рукой он расстёгивает ремень и приспускает джинсы, свои и Джага, тот издаёт задушенный всхлип и делает очередной резкий рывок, но Арчи даже не обращает на это внимания, только берётся за один его бок, утыкаясь пальцами в выпирающую тазобедренную кость, слегка приподнимает над кроватью и несильно толкается вперёд, не проникая, ─ он ведь понимает, что ещё слишком рано, ─ но желая познать, открыть лишь подобие ощущений, что он испытает, когда Джаг будет принадлежать ему. Тот крупно дрожит, его практически передёргивает, в Арчи борется старый друг и человек, доведённый до отчаяния. В детстве он всегда рвался защищать Джага: от Джейсона, Реджи, других придурков, что издевались над ним, беспричинно и бесконечно. Теперь защищать нужно от него самого. Со временем Джаг перестаёт сопротивляться, позволяет быстро растягивать себя, иногда шипя от боли и отвращения, он сдаётся, и Арчи отпускает его запястья. Он знает, что Джаг смирился. Внутри него уже побывали чужие пальцы, ему противно, скорее всего, он ненавидит его, но в нём всё ещё недостаточно ярости. Есть люди, которые просто не способны почувствовать настоящий гнев, такие люди не понимают, что толкает других на преступление, не понимают, каково это ─ когда бензин бежит по венам. Смазывая член, Арчи думает, что больно будет не одному Джагу, но у него больше нет сил терпеть. Он надеется, что эта одержимость пройдёт, когда он наконец получит своё, и резко толкается вперёд. В ту же секунду Джаг, тихий и немногословный, срывается на крик, чертовски громкий, оглушающий: «блядь, вытащи, блядь, блядь, блядь». Он начинает извиваться, бьётся в тысячу раз больнее, чем прежде, а Арчи крепче хватается за его бок и вколачивается быстрее, зная, что его не хватит надолго, он мысленно просит Джага потерпеть ещё чуть-чуть, пусть хотя бы одному из них хватит терпения вынести всё это, и кладёт руку ему на затылок, утыкая носом в матрас и почти с сожалением наблюдая, как друг цепляется за простынь и сжимает её до белых костяшек. Потом, когда он с почти вымученным стоном кончает в него и ложится в кровать, потный, грязный, мерзкий, Арчи накрывает их одеялом и тесно прижимается к Джагу, оборачивая руки вокруг него так, что тот не может даже пошевелиться. Завтра всё будет хорошо. Не как прежде, но он избавится от навязчивой идеи, медленно пожиравшей его заживо на протяжении двух месяцев, он наконец-то сможет смотреть на Джага, не представляя, каково это ─ трахать его (жёстко, словно животное, и охуенно), а сам Джаг уж точно не захочет взглянуть на него. Арчи засыпает с мыслью, что он в полной заднице, что он всё пустил по пизде, но ему снятся обычные сны, за которые не стыдно утром. У него и без них достаточно поводов для ненависти к себе.ххх
Он просыпается другим человеком. В комнате ужасно холодно, и он один. Едва осознав это, он почти детально вспоминает всё, что сделал ночью: уничтожил дружбу, которая не раз вытаскивала его из дерьма, спасала от того, чтобы совершить с собой что-то очень плохое. Растоптал парня, которого обязался защищать, парня, которого помнил ещё ребёнком, мальчиком, любящим свою сестру бесконечно и безусловно и потерявшим её. Арчи встаёт с кровати, хватается за раскалывающуюся на части голову и смотрит в открытое нараспашку окно, занавески развеваются от сильного ветра, рвущегося внутрь, небо серое и низкое, полное осуждения. Шапка Джага лежит на полу в самом углу комнаты среди кучи мусора, память услужливо подкидывает картинку чокнутого, слетевшего с катушек Арчи, швыряющего её в сторону, чтобы наконец-то сделать то, о чём он так долго думал, ─ взять волосы Джага и собрать их в кулак (он пиздецки сильно любит эти волосы). Арчи подбирает шапку и неподвижно стоит, держа её в руках, кажется, несколько минут. В нём борется столько всего: он может просто вернуть её, возможно, Джаг оценит этот поступок, не простит его, но позволит встать на путь к прощению; возможно, он пошлёт его, воспримет это, как должное (он и не должен воспринимать такой поступок иначе, тут же поправляет себя Арчи); он также может оставить шапку себе, положить на самую верхнюю полку шкафа, чтобы у него была маленькая частичка Джага, важная, та, что пережила с ним столько, сколько не довелось Арчи; он может использовать эту шапку, когда случившееся немного забудется, если забудется, если Джаг однажды посмотрит на Арчи без презрения или хотя бы просто посмотрит на него, Арчи может использовать её, чтобы заслужить ещё один такой взгляд. В итоге хорошая сторона Арчи побеждает: он кладёт шапку в рюкзак и обещает себе, что отдаст её сразу же, как увидит Джага. Затем он уйдёт, не будет мешаться под ногами, не будет давить на него, постоянно попадаясь на глаза и пробуждая воспоминания, от которых, в отличие от самого Арчи, не сбежать и не отмыться. Джаг не пойдёт в полицию, он не позволит кому-то узнать о том, что случилось, он побоится заинтересованных жалостливых взглядов и внимания, в которое его окунут все: начиная заботливой Бетти и заканчивая тупым Реджи, что обязательно сморозит какую-нибудь хрень про то, как Джага поимели, будто девчонку, а он не смог этому помешать. И ещё Джаг не станет рушить Арчи. Он даст ему шанс продолжать жить. Арчи должен дать такой же шанс Джагу, пускай его отстойное сердце и болит при мысли, что продолжать им придётся порознь. Однако он говорит себе, что без лишних бесполезных слов сунет шапку в руки Джагу и посмотрит на него всего мгновение, чтобы проверить, насколько сильно он далёк от прощения. Вот только Джага нет в школе. Он не появляется на занятиях, и после уроков Арчи заходит во все кабинеты в отчаянной попытке найти его, всё это время он сжимает серую шапку в надежде, что она заставит Джага появиться из ниоткуда, чтобы забрать её. Но его нет. Никто не видел его со вчерашнего дня, Арчи звонит отцу Джага несколько тысяч раз и даже добивается того, что тот берёт трубку, однако и он понятия не имеет, где его сын, и он в бешенстве от мысли, что с Джагом могло что-то произойти. Арчи не говорит, что нечто плохое уже случилось, чёрт, естественно, он позорно молчит, не признаётся в своём преступлении. Сначала Арчи убеждает свой мозг, что делает это ради Джага, не будет он говорить о том, что может ещё сильнее навредить ему, но уже через мгновение шлёт глупые отмазки к чёрту, ему стоит попытаться не быть тряпкой и признать, что он поступает так ради себя. Идёт на сделку с совестью, чтобы оставить маленькую, крошечную возможность на возвращение назад в прошлое, когда он не был таким фантастическим дерьмом. Проходит три дня, а Джаг продолжает не появляться в школе. Арчи боится за него, он сам не замечает, что говорит о нём без остановки, ребята из футбольной команды даже перестают подшучивать над ним, смотрят, как на больного, а некоторые сочувственно пожимают плечами, когда Арчи с надеждой в глазах спрашивает, не видели ли они Джага сегодня. На четвёртый день он случайно слышит разговор Кевина и Бетти, из которого становится ясно, что Джаг живёт у Вероники. По крайней мере, он в порядке, относительно, насколько это вообще возможно. Но Арчи чуть с ума не сходит, когда осознаёт, что друзья скрывают от него Джага. Они знают? Почему они не ненавидят его? Вечером Бетти не выдерживает и рассказывает ему. Кевин нашёл Джага ранним утром, возвращаясь с одной из вечеринок, тот был измученным, пустым, потерянным. Он запретил говорить об этом шерифу, запретил делиться вообще с кем-либо, кроме Бетти, к которой Кевин всегда обращался раньше, чем к отцу, и Вероники, которая приютила его и дала иллюзию защищённости. Они втроём подозревали что-то, что не могли произнести вслух, все разделяли одну и ту же теорию, но никто так и не сумел озвучить её. Бетти осторожно, очень тихо говорит, что некоторые люди рождены, чтобы быть жертвами, некоторые люди притягивают насилие, и Арчи хочется кричать во всю глотку, что некоторые люди живут рядом с животными, считающими, что они имеют права брать других силой, и вовсе не их вина, что в этом больном обществе таких зверей не истребляют, а пытаются оправдать и отбелить. Однако он молчит, потому что он слабый, он не может произнести этого вслух. Бетти вглядывается в лицо Арчи, наивная, она рассказывает ему всё и думает, что у Джага нет причин злиться на неё, нет причин не доверять Арчи. В понедельник Джаг таки приходит в школу, он знает, что больше нет смысла скрываться. Под его глазами ─ затравленными, предчувствующими нападение в любую секунду, но не собирающимися сражаться ─ залегли тени, он вжимается двумя руками в лямку сумки и исподлобья изучает коридор, на голове у него серая шапка, совсем не такая, как старая. Она даже на вид дорогая, скорее всего, подаренная Вероникой. Ему не идёт эта шапка. Когда он сталкивается на входе в туалет с Арчи в духе дешевых подростковых фильмов, Джаг поднимает этот запуганный, загнанный взгляд и смотрит долго, словно ожидает атаки. Арчи должен отдать ему бини и уйти, однако он говорит: ─ Джаг. Точка. Теряет все слова, абсолютно все, потому что в его голове вспыхивают воспоминания, он хочет отбросить их, но не может, он хочет забыть, как хорошо и одновременно отвратительно было чувствовать Джага, как охуенно ему было в ту грёбаную ночь. Но он не может. Неделя без Джага помогла прочистить голову, он поверил, что избавился от этого уродливого желания, а оно не исчезло навсегда. Арчи не знает, как в его фантазиях Джаг должен преодолеть страх, пробуждающийся при виде или одной мысли об Арчи, когда он сам боится себя. Своих демонов, что так отчаянно жаждут человека, которого никогда не получат. Больше никогда, Арчи не позволит, он не зверь, он должен контролировать себя, он должен биться, воевать; у каждого есть своё искушение, свой смертный грех, но не каждый опускается так низко, как сумел опуститься он. Шапка до сих пор лежит в его рюкзаке, когда он наконец проходит мимо, ненавидя себя сильнее, чем когда-либо. Арчи тяжело дышит, сидя на скамейке в раздевалке, и сжимает в руках этот бесполезный кусок ткани. Для Арчи Эндрюса нет ничего невозможного, так нравилось повторять его друзьям и ему самому, всегда мысленно, чтобы не показаться заносчивым придурком. Однако кое-что ему не по силам, но проблема изначально вовсе не в задетом самолюбии, а в том, что Арчи за своим блядством и игрой в хорошего мальчика, которому достаточно улыбнуться, чтобы поиметь весь мир, не заметил, что этот мир вовсе не принадлежит ему. Джаг никогда не был игрой, не был попыткой самоутвердиться. Арчи хочется трахать его, обнимать, целовать сухие губы, смотреть на него вечность и немного дольше, улыбаться ему, любить его, но он просрал всё, что мог, и правда в том, что Арчи надеется ─ Джаг никогда не простит. Он знает, что такие вещи нельзя прощать. Когда жертва прощает насилие ─ это нездорово, а Арчи верит, что Джаг пройдёт через это и останется сильным. Покалеченным, но сломленным не до конца. Он сжимает шапку и думает, что никогда не вернёт её Джагу, точно так же как Джаг никогда не вернётся к нему.