Утро

Звуки, издаваемые мобильником, обычно меня не будят. Даже на редкость противный будильник. Иммунитет, что ли? Тут же я проснулся, будто кто-то хорошенько ткнул под ребра. Проснулся - и только тут услышал незатейливую полифонию, которую два года назад еще собирался сменить, да вот что-то никак... Спросонья даже не посмотрел, кто звонит. - Да? Вне зависимости от моего состояния и желания, голос у меня по телефону всегда бодрый и сдержанно-официальный. Девушки постоянно обижаются... Впрочем, это уже те же самые два года как перестало быть проблемой. - Серега, это Олег, - Череп говорил несвойственной ему скороговоркой. - Я от Чухи. Дуй сюда скорее. Сон слетел, как и не было. Что могло стрястись у Чухи такого, чтоб Череп звонил мне среди ночи? Куда там еще вступил наш интеллигент? - Что там? - я спрашивал, уже натягивая джинсы, прижимая трубку к уху подбородком. - Спирт умирает, - просто сказал Череп. - Давай сюда быстрее, тут все расскажу. И положил трубку. Я от души выматерился, вылетая на полном ходу из квартиры. На машине до Чухи всего-то минут пятнадцать. Мы с Виталькой практически соседи. Лестницу до третьего этажа я одолел бегом. Дверь Чухиной квартиры была не заперта, что и обнаружилось, когда я сходу рванул её на себя. В глаза бросился полный бардак в квартире, какого у Чухи, в отличие от нас троих, практически никогда не увидишь. Что, блин, тут происходит? - Олег! - негромко позвал я. Череп возник сбоку практически бесшумно, но мои вопросы так и остались незаданными. Я увидел. Спирт полулежал в кресле, принадлежавшем еще, кажется, Чухиной прабабке. Кресло вполне вмещало в себя человека три-четыре, и Спирт в нем казался еще меньше, чем обычно. Он был не бледный, а какой-то белый, и обеими руками зажимал огромную рану в левом боку. Крови под ним была уже целая лужа. - Скорая? - Вызвали, - Чуха держался неплохо, хотя его вовсю трясло. На собственные кровавые синяки и разбитую губу он просто не обращал внимания, да и вряд ли чувствовал. - Давно? Этот вопрос тоже оказался лишним - в прихожей затопали, и через секунду в комнату вошел усталый врач и зябко кутающаяся в тоненькое пальто медсестра с чемоданчиком в руках. Посмотрев на Спирта, он присвиснул. - Нина, давай вниз. Носилки нужны. И скажи, что сейчас погоним - пусть Саша реанимацию предупредит. Девчонка, глаза которой при виде Спирта в кровавой луже стали огромными, прикусила губу и побежала вниз. - Везем в одиннадцатую, - сказал врач. - Родственники есть? - А скажите, доктор, - спросил Чуха прыгающим голосом, - с ним нормально все будет? Врач не ответил. Он подхватил забытый медсестрой чемоданчик и повторил: - Везем в одиннадцатую. Имя и фамилию молодого человека скажите, пожалуйста. - Смирнов. Андрей Александрович, - сказал я. Врач кивнул и захлопнул дверь. И тогда Чуха заплакал. Мы с Черепом сидели в приемном покое одиннадцатой городской. Менты, которых Олег вызвал, уехали под утро, в Чуху мы влили стакан водки, отвезли ко мне и заставили лечь. - Что случилось все-таки? - спросил я. - На самом деле что было? - Да к Чухе тут завалились, - негромко ответил он. - Хотели, чтоб он взломал им чего-то. Интернет-аукцион вроде бы. Виталька заартачился. А тут Спирт зашел. Ну... одному-то он в котел дал, тот и упал, а второй с пером оказался. Чуха говорит, второй решил, что Андрюху завалил и ноги сделал. Вот. - А первый, которому Андрей "в котел дал", куда делся? - Да менты же и забрали, ты что, не видел? Он там вроде шевелиться начинал, да я успокоил. Значит, два отморозка решили Виталием попользоваться. А Андрюха, значит... Мать их... В голове билась мысль - если Спирт умрет, найду и убью. - Ниночка, - обратился я к пробегающей мимо давешней медсестре. - Как у нашего друга дела? Его сегодня ночью в реанимацию забрали, с ножевым. Она остановилась, лицо из озабоченного сразу стало... таким, что я понял - все плохо. - Вам лучше с Сан Санычем поговорить, он его оперировал. - Обязательно, - я твердо решил доискаться правды СЕЙЧАС, не дожидаясь, что скажет неизвестный Сан Саныч, которого еще пойди найди. - А к нему можно? Медсестричка отчаянно оглядывалась, не зная, что делать, и тут на миловидном личике отразилось облегчение. - Сан Саныч! Тут про Смирнова - ну который с ножевым - спрашивают, можно к нему или нет? - Проводи, Нина, - отозвался выглянувший из операционной доктор, немолодой и такой же усталый, как и тот, на "Скорой". - Может, еще застанут. Череп за спиной коротко выдохнул, как от удара. Мы шли за тоненькой девчонкой в зеленой - новомодной американской - медицинской униформе, но ноги что-то ощущались плохо. Прямо сейчас Спирт умирал, и мы совсем ничего не могли сделать. Второй раз он спас Витальке жизнь, - на этот раз ценой своей собственной... Олег шел за мной и непрерывно, тихо и изобретательно матерился. Перед одной из одинаковых белых дверей девушка остановилась. - Вот сюда, - нервно сказала девчонка. Новенькая, наверно, - небось в первый раз видит, как человек умирает. Спирт был без сознания. Капельница, какие-то провода. Уже не белое, а какое-то серое лицо, словно покрытое пепельным налетом. Словно почувствовав на себе наши взгляды, Спирт коротко застонал и вдруг распахнул глаза, черные и огромные на заострившемся лице. - Виталя... где? - выдохнул он. Выдох - слово, и каждое слово - утекающая безвозвратно жизнь. - Дома. Спит. В порядке. - торопливо ответил Череп. Спирт едва заметно кивнул и так же неслышно пожаловался: - Больно, блин... - Помолчи, - отозвался Череп, отворачиваясь и мазнув по глазам рукой. - Нож под ребра схлопотал, а заткнуться так и не можешь. - Молчи, - сказал я. - Хуже сделаешь. - Да ну... - серые губы попытались улыбнуться. - Это все равно теперь... Больно-то как... Спирт затих. Тонкая алая струйка скатилась вниз, из уголка рта. Череп опрометью кинулся из палаты с воплем: - Сестра! Из палаты нас, конечно, немедленно прогнали. Внутри раздавались негромкие приказы седого Сан Саныча и деловитая суета реанимационной бригады. Я никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Маленький, кажущийся тощим Спирт, вечно играющий в раздолбая-музыканта, выжил на настоящей войне. Выжил под пулями, в лобовой атаке, в разведке, в недолгом плену, - выжил в том аду, чтобы умереть от ножа отмороженного ублюдка дома в мирном Питере? Вернувшись оттуда, он то и дело влезал в истории. Но за него я всегда беспокоился меньше, чем за Олега, который при всей своей силе невероятно уперт и может ввязаться в драку с парой десятков противников, или тем более за Витальку, который, несмотря на немаленькие габариты и боксерскую секцию, куда мы с ним вместе ходили с пятого класса, на деле беззащитен чуть менее чем полностью. Как же так? Как так могло случиться, мать твою? Я поднял глаза и обнаружил, что методично рву на мелкие части невесть как оказавшийся в руках клочок бумаги. Олег моей глупости не замечал. Он сидел, набычившись, уставясь в пол, и изредка шмыгал носом, совсем как та медсестра. Как я скажу Витальке? Как я матери Андрюхиной скажу? Двери распахнулись. Оттуда вышел хирург Сан Саныч и направился прямиком к нам. - Ваш друг проживет еще три часа. Максимум - четыре, - сказал он устало. - Звоните родным. В палату можете зайти, конечно, но он без сознания и в себя уже вряд ли придет. Хотя, конечно, не запрещаю. И он ушел. Я не сразу услышал, что меня, оказывается, кто-то окликает. - Здравствуй, сынок, - старческий, но вполне ясный негромкий голос. - Здравствуй, мать, - ответил я автоматически, оборачиваясь на голос. Передо мной стояла сухонькая старушка в белом платке и стареньком опрятном пальто, надетом по случаю промозглой питерской осени. - Давно вы в наших местах не были, - ласково сказал она. - А я вам спасибо все никак сказать не могу. За сына. Я узнал её, сразу узнал. Та самая бабушка, которая просила найти её погибшего сына. С которым мы встретились по ту сторону, на войне... У меня наверняка отвалилась челюсть. А бабка все говорила и говорила: - Меньшенький-то ваш, чернявый, где? Я и с ним поздороваться хочу. И спасибо сказать. Олег, до которого только что дошло, кто с ним разговаривает, только молча открывал и закрывал рот, выпучив на бабку глаза. Если бы Череп не был наголо брит, волосы наверняка стояли бы дыбом - такой искренний ужас был нарисован на его обычно маловыразительной морде. - Там он, мать, - выдавил я, указывая на дверь реанимационной палаты. Старушка вошла в палату, хлопотливо оправляя выношенное пальтишко. Я сделал пару шагов к двери, и вдруг понял - не надо. Я поднял руку, останавливая тоже двинувшегося к дверям Олега. - Дак а... - возмущенно и одновременно испуганно начал он. - Незачем, - я откуда-то точно знал, что бабка ничего плохого Спирту не сделает. Сквозь неплотно закрытую дверь донеслось укоризненное бабкино: - ... над собой учудил... Потом еще стон Спирта, - мучительный и почти сразу оборвавшийся. Мы, не сговариваясь, рванули к дверям и, толкая друг друга, ввалились в палату. Бабки в палате не было. А был Спирт, по-прежнему опутанный проводами, но уже не пепельно-серый, а просто бледный. Ну и неудивительно, после такой-то кровопотери... И дышал он глубоко и ровно, и обморок сменился просто сном. Мои губы помимо воли расплылись в глупейшей улыбке от уха до уха. Я оглянулся и увидел, словно в зеркале, точно такое же выражение на лице Черепа, - глупое, счастливое и умиленное. - Спит, засранец... - с нежностью пробормотал он. - Живой... В кармане курлыкнул мобильник. Виталька, похоже, проснулся. Утро ведь уже. Хакер недоделанный. Голос неуверенный, и страх не прячет: - Как там Андрей, Серега? Не в силах перестать ухмыляться, я ответил, глядя на спящего Спирта: - В больнице. Спит. Будет в порядке.