***
– Смотри, смотри, им нравится, – широко улыбаясь, крошил на лебедей батон Чон, – Они такие красивыыые, - пища от радости, прогнулся в спине он. – Мой хлебушек им больше нравится, – хитро заявил Чимин, ломая булочку на маленькие кусочки. – Тебя всегда животные больше любили. – Завидовать не хорошо. – Булочка, а если я тебя скину, ты им понравишься? – Эй, ты зачем меня так называешь? Ты же обещал, что не будешь так называть… – Сколько лет дядьке, а он все на детское прозвище обижается, – сморщил нос Чон. – Кто бы говорил, Гук - укушенный индюк. – Эй, ну чего ты… – Первый начал! – показал язык Чим, и вновь уставился на лебедей. – Да и вообще, не индюк это был…***
Маленькие ножки в коричневых сандаликах скоро ступали с камня на камень. Крошечный курносый мальчик в белой футболке с незамысловатым рисунком и бардовых шортиках на подтяжках спешил вниз по улице, крепко прижимая к груди, зажатые в кулаке монетки. Вокруг были огроменные каменные дома и теплые деревянные заборы, круто уходящие вниз по склону. Солнце припекало, хотя день только начинался, но малышу все было нипочем: на голове красовалась легкая светлая панама, что грозилась улететь при каждом дуновении ветерка, и мальчуган крепко прижимал ее к макушке, от чего огненные кудри забавными кругляшками выныривали из-под шляпки. Он все скорее спускался по тротуару в тени широких крон деревьев, счастливо поджимал губы, и пухлые щечки приподнимались вверх. Резко свернул влево в направлении высокого сложенного из красного кирпича забора с каким-то дырявым рисунком - за ним вероятней всего был огромный сад, но мальчишка не мог его увидеть: мал слишком, чтобы дотянуться хотя бы до начала этого узора, да и некогда ему. Спешит он очень. Малыш постепенно сбавлял темп и, пройдя большие полукруглые витражные окна ателье и изостудии, остановился у огромной крашеной коричневой двери местного магазинчика и, переложив панаму в руку с монетой, усиленно пыжась, потянул на себя ручку. Она никак не поддавалась, а мальчик стал постепенно отчаиваться. Но вдруг дверь стала легкой и податливой, а выходящий наружу дедуля, вовремя заметивший мальчика, громко ойкнул и улыбнулся. – Проходи, Чиминка, проходи, родимый, – широко улыбаясь почти беззубым ртом, придержал дверь мужчина. – Спасибо, дедушка Хо, – улыбнулся мальчик, проходя внутрь. Все как всегда: высокие шкафы, приятный мягкий свет, немного волшебный из-за разноцветных стеклышек в окне, милая продавщица и «Ооо, этот сладкий запах свежей выпечки». Чимин зашагал вперед, проверяя монетки в ладошки: ни одной не потерял, – вот какой молодец! – Здравствуйте, – уверенно сказал мальчишка, подойдя к высокому столу, за которым стояла продавец и, чуть приподнялся на носках, чтобы быть выше. Он широко улыбнулся и взглянул на очаровательную девушку, что чуть наклонилась вперед, ласково глядя на него, и... засмущался. Тут же опустил голову: пухлые щечки полыхнули и покрылись ярким румянцем. – Чиминка, – позвала его продавщица. Он растерянно поднял взгляд и уставился на нее своими большущими глазами. – Что тебе? – Можно мне… Можно булочку?.. – Конечно, можно, – улыбнулась она, убрав за ушко выбившуюся прядку. Немного отошла от витрины и, вернувшись, подала мальчишке румяный ароматный батон. – Спасииибо, – протянул малыш, протягивая девушке зажатую в кулачке мелочь. Попрощавшись с продавщицей, мальчишка вышел из магазинчика, поглядел на вкусную булочку и, крепко обхватив ее крошечными ладошками, направился на широкую городскую площадь, куда уже со всех сторон стекались люди, утомленные утренней жарой. Всю площадь ровно посередине рассекала широкая речушка, порядком заросшая и шумная. По выложенной красным кирпичом дорожке густо тянуло сыростью и прохладой, от этого-то и собирались люди в жару не где-нибудь, а именно здесь, пытаясь хоть как-то охладиться от полуденного зноя. Чимин блуждал между высоченными человеками, кусал губы и сосредоточенно искал себе место, где было бы спокойно. Его постоянно толкали, потому что он был слишком маленьким, а под ноги никто не смотрел. Но Чимин не обижался. Он продолжал идти, а потом вдруг остановился, так и не сумев найти выход из бесконечной толпы. Если люди откуда-то берутся, значит, когда-нибудь они закончатся. А значит нужно просто оставаться на месте и скоро можно будет продолжить свой путь в спокойное место. Постепенно толпа редела, но Чимин и не думал двигаться с места: стоило ему сделать шаг, как на пути появлялся невнимательный взрослый, с которым он обязательно сталкивался. Вот и ждал мальчишка, когда шансы на спокойное путешествие станут больше. Ждал того времени, когда никто не будет на него натыкаться. Ждал… И дождался. Пока он стоял и никого не трогал, кто-то другой активно не стоял и трогал. Да трогал так, что булочка из рук кучерявого малыша исчезла, но появилась в других руках, - злостного воришки. Сначала Чимин ничего не понял, а потом расплакался. Он с раннего утра помогал бабушке на огороде, чтобы заработать монетки на вкусную булочку. Бабуля, конечно, могла дать денюшку и так, но Чимин так не хотел. Он хотел эти монетки заработать. Как взрослый. Но что выходит теперь? Он так долго трудился, чтобы купить батончик, а теперь его нет? Его у него украли? И он плакал, прислонив растопыренные ладошки к широко раскрытому рту. По пухленьким щечкам ручьями текли горькие слезы отчаяния и обиды. Ведь это его булочка… Его… – Эй, ты чего ревешь? – подбежав, спросил высокий худенький мальчуган, с торчащими как, обувная щетка, волосами. Он вытер кулаком нос и громко шмыгнул, втянув воздух. – Ты должен был побежать за мной… почему ты не побежал? – Мой хлебушек, – все рыдал Чиминка посреди площади, прикрывая ладошками рот и громко вздыхая. – Возьми свой хлебушек, – мальчуган протянул батон Чимину, – Так не интересно играть… Ну все, прекращай плакать. Чимин разлепил глаза, полные слез-бусинок, тут же схватил потерю, крепко к себе прижав, и широко улыбнулся. – Меня Чонгук зовут, а как тебя? Я буду звать тебя булочкой, – заулыбался мальчуган, закрывая глаза. – Булочкой? Почему булочкой? – возразил младший. – У тебя щечки пухленькие, да и сам ты воздушный, как булочка, – тукнул тонким пальцем Чон в щечку Чиминки. – Сам ты булочка, – заявил кучерявый, поправляя съехавшую набок панамку. Заметив, что людей не стало меньше, Чимин забеспокоился. – А ты сам-то съешь весь этот батон? – чисто из интереса спросил Чон. – Это не для меня, – буркнул Чим, отвернувшись и обиженно поджав губки. – Не для тебя? А для кого? – Отстань… – Ну, скажи, – лукаво улыбнулся Чонгук, разворачивая к себе маленького мальчишку, что хотел развернуться обратно, чтобы осмотреть все вокруг со своего невысокого роста, но цепкие руки воришки мешали ему это сделать. – Пусти… – прошептал Чиминка, задрав голову так, что панамка чуть не слетела с головы. – Не пущу, пока не скажешь, – твердо заявил Чонгук. Чимин поджал губы, соображая, что ему делать дальше и все же решился сказать, понимая, что другого выхода у него нет. – Хлебушек для лебедей… – скромно пролепетал он. – Но к ним не подступиться, вон сколько людей… – Да… тут точно к птицам не пробиться… – почесал лохматую голову Чонгук. – Я знаю, где есть еще эти... как ты сказал… лебеди, во! – Правда? – Да чтоб меня комары покусали!***
– Вот они, те самые лебеди, – самоуверенно заявил Чонгук, гордо вышагивая по крутому песчаному склону к тихо шелестящему пляжу. Старые ивы, свесив усталые плачущие ветви, лениво раскачивались. Внизу, почти у самой воды, стаяла ветхая покосившаяся лодка, поросшая мхом, и из нее что-то протяжно квакало. – Чонгук?.. – неуверенно спускаясь по сыпучему песку, звал Чимин, вглядываясь в мирно блуждающих по берегу белых птиц. – А, Чонгук? – Что Чимин? – остановился ушедший далеко вперед паренек и уставился на малыша, поставив руки в боки, – Я же говорил, что знаю, где можно еще лебедей найти! – Да… – давя в себе смешок, протянул Чим, – Только это – гуси. – Гуси? – повернулся к птицам Чонгук и, пожав плечами, крикнул, помчавшись вниз к воде, – а какая разница кого кормить? Хоть гуси, хоть лебеди… Чимин ничего не ответил. Он спокойно спустился и устроился в лодке, наблюдая, как гуси, разлетевшиеся во все стороны из-за криков и баловства Чонгука, возвращаются обратно и недовольно машут головами. Чонгук, еще погоняв птиц, наконец, запрыгнул в лодку. Да так, что старые доски с хрустом проломились. Но, не обратив на это особого внимания, он присел на лавочку рядом с малышом. Чимин разделил ароматный батон пополам и, отдав половину Чону, принялся ломать свою часть на кусочки и бросать гусям. Чонгук решил покормить тех птиц, что были в воде и никак не хотели выходить на сушу. Он зашел в речку по щиколотку и стал кидать на воду хлебные кусочки. Птицы, распробовав угощение, облепили его со всех сторон, да так, что Чон даже успел подмигнуть малышу Чиминке, что преспокойно сидел в лодке. Но долго подмигивать ему не пришлось: самый настырный и жирный гусь узрел приличный кусок батона в руках воришки, и целенаправленно стал набирать скорость для захвата желаемой цели. Благо Чонгук опомнился вовремя и выскочил из воды, нарезая круги вокруг лодки от своего голодного преследователя. Когда Чон бежал уже десятый круг, то в его голове проскочила мысль, что было бы неплохо, если бы птица была такая же недогадливая, как и Чимин. Если бы осталась на месте, а не стала бы его догонять. Но внезапные мысли сбили парнишку, он споткнулся о свою же ногу и повалился на землю, где его тут же атаковал гусь, больно ущипнув за ногу. А потом гордо убежал с хлебушком в клюве обратно в воду. Чимин хохотал, хватаясь за живот и раскачиваясь на скрипящей отсыревшей скамеечке. И, правда, какая разница кого кормить: лебедей или гусей.***
– Гук – укушенный индюк! – все дразнился Чимин, бросая лебедям кусочки батона, и тут же хватаясь за перила, не в силах сдержать смех. – Булочка, хватит так меня называть. Кто обзывается, тот сам так называется, – обиженно показал язык Чонгук, поправил остро торчащий воротник и вспузырившийся галстук, взял свой портфельчик и ничего не говоря, вышел на дорожку. Опомнившись, Чимин побежал следом за длинным, одной рукой прижимая к себе портфельчик и размахивая другой, с зажатым в ладони куском хлеба. – Объявляю нашу операцию выполненной, – гордо заявил Чимин, запыхавшись, и ухватившись за рукав пиджака Чонгука. – А название у нее есть? – вдруг спросил Чон. – Уф, – выдохнул низкий,– А должно быть? – У всех операций есть название. Ты фильмов разве не смотрел? – Тогда… тогда… Пусть будет «Операция Хы»! – Хы? Почему Хы? – Потому что «не мог бы ты идти помедленнее, я не успеваю»… – Ах, да… – замедлил шаг высокий, откусывая от хлеба большой кусок. – Надо будет в следующий раз идти на выполнение операции с нашими детьми. Им точно понравится! – мечтательно заявил Чиминка. – Чим, ты не переохладился? – потрогал лоб друга Чонгук, – У нас нет детей. – Правда? – огорченно пролепетал Чим, выходя под ручку с Чонгуком, с широкой городской площади на узкие теплые улочки, – Тогда нам нужен ребенок. Мы научим его кормить лебедей, кидаться желудями в других детей, и убегать от гусей, и ловить бабоч… – Чимин, какие нам дети? Пойдем лучше завтра по лужам прыгать? – А пойдем, – сказал Чимин, широкой улыбаясь наивной детской улыбкой. Какая там уже разница: кормить лебедей, гонять голубей, или прыгать по лужам, когда рядом такой высокий, вечно спешащий друг – Чон Чонгук. Нет ничего лучше, чем просто вспоминать детство, и дурачится, не смотря на то, что тебе уже за 35, ты булочка и директор большой компании. Все это полнейшая ерунда. Главное то, что ребенок в твоей душе все еще жаждет приключений.