Покойся с миром, добрый друг

      В саду Скайхолда стояла гробовая тишина.       В скорбном молчании пребывали все: от советников Инквизитора и до простых солдат, неловко переминавшихся с ноги на ногу на зелененькой травке. Даже ветер вел себя крайне пристойно и тихо, как и полагается вести себя на панихиде: не завывал, носясь по темным залам и коридорам, не доносил из таверны привычного пения сладкоголосой Мариден; даже вороньего карканья с величественной Скайхолдской башни не было слышно.       Тишина была воистину гробовой, хотя бы потому, что все собравшиеся (а было их великое множество в этой разношерстной толпе) прибыли в садик Скайхолда по поводу похорон.       Настоял на этом, конечно же, Варрик. Хоть, буквально выражаясь, хоронить было нечего — ибо Хоук остался в Тени весь, целиком, вместе с телом, дело неслыханное и беспрецедентное (впрочем, от Хоука-то как раз и приходилось ждать чего-то подобного).       Красиво ушел, ничего не скажешь.       Инквизитор Вильгельмина Тревельян шмыгнула раскрасневшимся носом, невозмутимо, как и полагает истинной леди, утерла его шелковым платочком. — Хоук был… настоящим героем. Лучшим из нас. Мало кто мог совершить невозможное, но если кто-то и мог — то только Гаррет, Защитник Киркволла, герой…       Кассандра высморкалась. Варрик гневно сверкнул глазами. — Пусть не все его деяния были славными, — продолжила Инквизитор, — потому что помимо всего прочего он, еще и, выпустил на волю Корифея… — Подорвал Церковь на пару со своим любовником-магом… — прогнусавил кто-то в толпе, но быстро стушевался, потому что Варрик одарил взглядом и его. — … Но в целом, конечно, Хоук совершил множество поступков, о которых и по сей день слагают легенды… — … половина из которых чистое вранье Варрика… — снова начал кто-то, но смолчал, потому что на этот раз уставился на него не только сам гном, но еще и его обожаемый арбалет. — Сегодня мы собрались здесь, — инквизитор Вильгельмина Тревельян нахмурила кустистые светлые брови. Уголки ее губ были угрожающе опущены, что являлось свидетельством того, что в случае, если Варрик нажмет на спусковой крючок, Инквизиция окажет ему на суде полную и безоговорочную поддержку, — Чтобы почтить памятью этого славного человека, которому я — и другие агенты славной Инквизиции — обязаны жизнью.       Инквизитор прошествовала к постаменту, на котором возвышалось нечто, накрытое тканью. Сдернув полог она явила миру огромную статую Гаррета Хоука: он стоял в полном доспехе, вскинув руки, в которых сжимал посох. Оголовком посоха служила крылатая голая женщина.       В толпе раздалось тихое всхлипывание некоей задрапированной ривейнки с золотыми сережками. Седовласый эльф мрачного вида обнял ее за плечо. Стоявший рядом с ними светловолосый маг с бородкой разразился рыданиями. Кассандра устремила пылающий взор на них, а затем на Варрика, который изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица. — Покойся с миром, — надтреснутым голосом сказала Инквизитор, обращаясь к статуе. — А хорошо получился, — протянул кто-то с задних рядов. Вильгельмина гневно нахмурилась, выискивая взглядом в толпе наглеца, и внезапно побелела как мел. — Я бы поставил такого у себя в поместье.       Теперь на него уставились уже все. Хоук невозмутимо стоял, опираясь на посох (оголовком которому служила фигурка крылатой женщины), несколько раздраженный всеобщим вниманием. — Что? — Ты же умер, — пролепетал Варрик. Хоук пожал плечами. — Мне уже лучше.