.А что такое "хорошо", а что такое "плохо"? .

Жизнь — одна сплошная дичь, не иначе. Жил себе спокойно, но нет, надо было мне накосячить и теперь «Привет, Азкабан!». Вообще-то я не виноват, так получилось (обстоятельства — страшная вещь). А в душе кричит корень Мандрагоры. Но не страшно, но я не отчаялся, но я не сломлен, я верю. Верю, что меня вытащат, спасут, помогут. А как иначе? Северус не бросит меня здесь, я знаю, он не поверил. И дело не в слепой любви, просто он знает, он уверен, что я не настолько идиот, чтобы так подставиться. А тут сыро, холодно, скучно. Не, гаврики Дементоры заглядывают, конечно, пощипать моих нервов или что они там сосут (фу, как пошло звучит!), но с ними чё-то не весело. Сейчас день и они дрыхнут, чёртовы любители тьмы и кошмара. У магглов есть жанр кинематографа «слешер», так вот, его явно придумали Дементоры. Я такие фильмы видел, я знаю, я уверен, это они. Хах. Воспоминания и размышления мешаются в голове, становясь какой-то ахинеей. Ну и пусть, так дышать легче. Если честно, то я, выросший магом среди магов и насмотревшийся на магглов, не совсем понимаю наш мир. А что, у всех бывают сомнения в правильности жизни. И как магглы вообще существуют? Например, из разряда «Что такое „хорошо“?». Сидел недавно и гадал на ромашке (а почему бы и нет?)… — Любит, — флегматично протянул тоном умирающего, сдвинув брови в тугую линию, и бросил лепесток на пол.       Пфух. Кричер наперевес с совочком, в своей наволочке, «шкряб» лепесточек щёткой в совочек и «пфух» исчез. Проворный, зараза. — Не любит, — растягивая гласные, бормотал я. Лепесток плавно станцевал в пространстве на ковёр.       Пфух. Кричер. Совочек. Щёточка. Тяжкий вздох. Страдальческий взгляд. Эльф растворился. — Любит…       Пфух. Кричер. Фырк. Совок. Щётка. Рык. — Не любит… — чуть ли не по буквам произнёс я, внимательно наблюдая за пустотой возле моего кресла, в котором так удобно умостилась моя тушка, поперёк подлокотников.       Пфух. Лепесток не успел упасть, домовой эльф словил его на финишной прямой к полу. Пафосно смахнул кончиками тощих пальцев несуществующую пыль с тоги-презерватива-для-подушки, вскинул подбородок и исчез. Ха. — Не-лю-бит… — монотонно-задумчиво проворочал я языком во рту, почти не разжимая губ, всё так же следя за поборником чистоты.       Пфух. Сардонический выдох, пластмассовая улыбка, в глазах острое покорство. Эльф тупо встал «над душой», лапками сжимая сово-о-очек, и приготовился ждать. Не дышит и не моргает. Страшно, Мэрлин. Маниакальность Кричера порой выбивает из колеи. Затаив дыхание, я разжал пальцы. Лепесток — на пол. Сор — в совок. Эльф — нависает справа, зло зыркая на меня, и молчит. И нос, нос свисает над губами куском оплавленной свечи-сосульки. Оперативно, однако. И чего эльфов в Авроры не возьмут? Бесценные кадры были бы. Мало того, что расторопные, так ещё и страшные, как вся моя жизнь. Они бы преступников не ловили, они бы их пугали. Насмерть. И тюрьмы пусты, и казна цела, и Дементоры… А вот Дементоры — проблема. — Н... е... л... ю... б... и... т, — опять дёрнул лепесток я, произнося фразу по буквам, с торжественными паузами между символами алфавита. — Сэр, — противно скрипнул голосовыми эльф, — вы забыли сказать «любит», — пробормотал ушасто-глазастый, нагло вытягивая лепесток из моих пальцев. Осторо-о-ожно так, исподтишка. Сволота брюзгливая. — Лю-у-у-убит, — монотонно отозвался я, думая о тонких губах Северуса и глядя на выжидающего эльфа, что стоял рядом, пригнувшись, как на низком старте, готовый ловить мусор в его пике. Совочек. Щёточка. Шух-шух. Эльф вновь на изготовке. — Не лю... бит... — осторожно, почти вяло, едва шепчу, шевеля губами, аккуратно разжимая пальцы над полом. Кряхтение. Скорбь в движениях. Каторга во взгляде. Совок. Щётка. Яростное «шкряб-шкря-а-а-аб». Эльф мерзко улыбается. — Сэр, — громко-притязательно, тряхнув ушами, — позвольте вам помочь? — хрипнул эльф, схватил у меня из рук покоцанный цветок, встал над совком и хлёстко выдохнул. — Любит-не-любит-любит-не-любит-любит-не-любит-любит, — очень быстро, скороговоркой, шамкая голосовыми, проговорил недомерок длиннорукий, истошно обдирая растение, с какой-то маниакальной (маньячной) злостью. Вдохнул уже спокойно. Покидал лепестки в совок, что висел в воздухе под руками домового, кивнул сам себе и уставился на меня. — Любит! — дерзко-вредно, чуть ли рожу не корча, ответил сморщенный чистоплюй, хлопнул по своей башке своими вестибулярно-слуховыми органами и исчез.       Пфух. — Любит, — уверенно сказал я себе, глядя на чистоту, порядок и отсутствие последствий моего стремления постигнуть мантику в пророческом. Блять, я уже и думаю как Снейп. Хотя, мне нравится. Вот и как магглы живут без такого апгрейда своего личного пространства? Все эти их пылесосы, тряпочки-вёдра, куча техники, а толку по сути ноль. Передёрнул плечами, холодно тут, очень. В окно задувает аромат моря и хочется на свободу, обернуться собакой и лапы размять. Скоро закат, и снова придут эти в балахонах стращать то светлое, что есть у каждого в душе. Уже три дня здесь, не так уж и много, но на свободе-то всяко лучше. Особенно с ним, с заносчивым и вечно хмурым зельеваром. Но я всё равно его люблю. Любым. Главное Снейпу этого не говорить, понятие романтики у человека атрофировано напрочь. И всё равно, как магглы-то живут? Вот просто животрепещущий вопрос… Но и у магов… Например, из разряда «Что такое „плохо“?». О, скрип решётки. — Север! — вскрикиваю радостно, как лаю, и бросаюсь на шею вошедшего. — Сириус, валим отсюда, — косноязычит зельевар. Вижу, что переживал, волновался, скучал. Не, не атрофировался, просто хорошо скрывается. — Нет, — отвечаю резко и вздёргиваю подбородок, заглядывая в его глаза. — Почему? — мученически, сквозь зубы, цедит Северус, прожигая меня взглядом. Он ведь в курсе, что меня это возбуждает, то, когда он такой? — А вдруг нас схватят? — задыхаясь, ляпнул я, хватаясь продрогшими пальцами за ворот чёрной мантии Снейпа. А внутри разливался огонь. От близости этого ублюдка меня всегда начинало штормить и плющить. И мы оба это знаем. — Шевелись, — зашипел Северус, остро зыркнув на меня — проткнул взглядом, как палочкой в глаз, через глазницу в мозг, а оттуда ошпарило по кровеносным, осыпаясь ниже, до самых кончиков пальцев на ногах, — тогда сможем сбежать и доказать, что ты не виновен, — процедил он. Снейп. Ну что он со мной творит? Невозможно так смотреть на человека, а он смотрит, и это опьяняет восторгом. — А если схватят, то тут же казнят, — неубедительно выдал я. Понятно, что это утверждение чушь, но я честно цеплялся за возможности. — И? — вздёрнул весьма эффектно правую бровь мой тёмный Принц. — Я хочу тебя! — на одном дыхании, прижимаясь телом к телу сильнее, говоря ему взглядом больше, чем словами. Сильнее, больше, хочу, до зуда в дёснах и свербения в… везде. — Здесь и сейчас? — охрипши, спросил Северус, глядя на меня так, словно сомневался в моей умственной полноценности и хотя бы частичной дееспособности. Уже привык. Снейп часто на меня так смотрит. И это. Тоже. Возбуждает. Не принижение моей личности, а его изуродованная жизненным опытом и временем, проведённым в рабстве двух сторон, забота. Он не умеет по-другому, а мне иначе и не надо. — Да-а-а, — ответ сорвался стоном с моих обкусанных за время заточения губ. И плевать, что и правда не время и не место, просто невозможно быть от него так далеко и так долго, тормоза на раз срывает от вида, запаха, взглядов, близости, желания, страсти, жажды, ощущений. Всего и сразу. — Тебе тут голову напекло или… — проскрежетал Северус. — Я соскучился, — капризно рыкнул я и повис на Снейпе, недвусмысленно потираясь пахом о пах, прикрывая глаза от удовольствия, из-под ресниц наблюдая за сменой (юркой, мгновенной, почти незаметной) эмоций на лице моего мужчины. — Нет времени, Блэк, — рявкнул Северус, в противовес своим словам перехватывая моё измученное, изнурённое тюрьмой и разлукой тело под поясницу, притягивая к себе, прижимая, громко вдыхая мой запах, громко выдыхая над ухом, тщетно пытаясь держать себя в руках. Северус тоже неординарная личность, и этим мы очень похожи. — Тогда давай быстро, — прошептал я ему, прикусывая зубами острый подбородок, смыкая губы на коже, тихо-тихо издавая развратный стон. Он это любит. — Хорошо, Блэк, — рыкнул Северус так, словно делал одолжение, а у самого желваки гуляли под кожей и слышался яркий скрип зубов. Сдерживается. — Упростим, — рявкнул он и развернул меня к себе спиной. Куснул загривок. Стиснул бока. Дрожь по телам и стон в унисон — тонкий, животрепещущий, интимный. Стащил штаны — почти грубо. Поцеловал шею — очень нежно. Северус прижал свою палочку к моей попе, отчего я воспылал восторгом, ожидая, когда же он трахнет меня. А Северус… Северус стал произносить заклинания. Заклинание: Очищения, Расслабления, затем Смазывания, потом Проникновения, тут же Имитации (трение, хлюпы, хрюки, трепет), Эякуляции, на всякий случай Заживления и сразу Очищения. И всё за семь ударов сердца. Вот и потрахались, блин! Ага, упростил, блять. В такие моменты я ненавижу магию. И только чувствую, что жопа растянута, а внутри организма нега шарахается, как книзл после стакана Огдена. Очаровательно. — Валим, — рыкнул Северус и потащил меня за собой. Здорово, чё. Не знаю, как живут магглы, но мы маги — весело. Хотя секс можно было бы и натуральным оставить, а то весь вкус соития теряется за бесконечными взмахами палочек, что затирают собой экстаз от процесса от и до. В конце концов: перекуры, походы к холодильнику и ночной душ после секса — это круто. Нормального секса, а не имитации в роли разрядки. Хотя магия точь-в-точь повторила движения органа внутри, форму члена, глубину проникновения, всё, как у Снейпа, и даже ментально прошептала в голове, как на ухо (отчаянно-болезненно, глотая гласные на вдохе): «Люблю тебя, кобель блохастый!» — тот редкий случай, когда Северус не может скрывать своих чувств.