Пронзающие взгляды

— Я стольких потеряла… — удивленно шепчет она, широко раскрытыми глазами обводя пустую землю, на которой ничего не осталось: ни травинки, ни былинки. Только статуи, каменные изваяния, в пугающем количестве выросшие из земли до куда хватает видимости. Когда? Как? Почему? Слишком много безликих, неясных вопросов, а ответ всего один — не понять сложно, а поверить. Труднее всего обернуться назад и открыто, честно посмотреть в пустые глаза застывших фигур. Они когда-то шли рядом. Они все были подле её плеча и остановились так стремительно и неожиданно, что по инерции продолженный путь не омрачился даже тенью сомнения, не оросился и каплей сожаления. Она продолжала уверенно шагать вперёд в то время, как все они по одному, или сразу по несколько, оставались стоять на месте. Их образы каменели: кожа становилась холодной, подобно мрамору; волосы более не развивались на ветру, застывая в произвольном положении, словно играя во всем известную детскую игру «море волнуется раз…»; их одежда тускнела, серела и постепенно становилась частью их тел, как вторая кожа, такая же твёрдая и неживая на ощупь. Но страшнее всего теперь выглядели их глаза, совершенно, пугающе одинаковые у всех статуй: мертвый прищур невидящих взглядов, тем не менее пробирающих до мозга костей, читающих твою душу, как дешевую брошюру. На земле, слегка усыпанной снегом, точно припорошенной сахарной пудрой булочке, куда ни глянь стояли они. Здесь были все, кто когда-то с улыбкой смотрел на неё. Кто давал руку, появляясь из ниоткуда и шуточно отмахиваясь от всех расспросов. У некоторых не было даже лица. Скорее так, размытые очертания, более созданные её воображением, нежели чудотворными силами природы. Разные, непохожие, как ёлка и подосиновик, теперь все они были равны. И настоящие люди, и их тени; и персонажи, выдумки чужих мыслей, и плоды её собственной фантазии. В этот страшный миг застыли абсолютно все. И их взгляды, словно слившись в единый яркий луч, сейчас ослепляли её. — Как же так? — теряясь в непонимании, заблудившись в дремучем лесу своего же сознания, она боялась прикрыть лицо ладонями. Она стояла неподвижно, как вросшее в землю дерево, и как оно же лишенная возможности что-либо изменить, как-нибудь повлиять на ситуацию. Внезапно она ощутила странное покалывание в стопах. Ощущение не из приятных и догадка, мгновенно поразившая её запутавшиеся мысли, согнала целую волну мурашек от середины шеи и вниз, по спине, строго следуя изгибам позвоночника, вплоть до копчика, о который они разбились, как флотилия кораблей викингов о мыс Александра, с западной стороны Гренландии. От беспомощного страха перед открывшейся опасностью, она запаниковала и начала думать с поистине лихорадочной скоростью перебирая идеи. Неужели, это их проклятье? Может быть, их стало слишком много и вот он, час расплаты? По всей видимости все они, всё её прошлое, от которого она в своё время так легко и беззаботно отказалась, решили нанести ответный удар? И их месть — это лишение её единственного, что она ценила дороже жизни — права личной свободы? Как же так? Её, что же, теперь ожидает та же участь, что и остальных — безмолвное окаменение, безропотное подчинение обстоятельствам? Вечность, заключенная в мгновение? Почему? От страха, от отчаяния, от боли и, в первую очередь, от обиды она заплакала. В этот момент, повернувшись к ним всем лицом, совсем безоружная, выбившаяся из сил и изнуренная внутренними конфликтами, она горько зарыдала, даже не пытаясь скрывать слез. Пускай видят, пускай любуются зрелищем, которое так хотели наблюдать. Пусть это не справедливо, не честно и не добросовестно, но что поделать? Чего ещё можно было ожидать от всех этих статуй, от фигур, с такими горделивыми, мрачными, высокомерными взглядами? Кто они все, что возомнили себя голубых кровей? Лишь застывшие очертания её прошлого и не более. Последняя мысль принесла странное спокойствие. Неожиданно пропало всё: злость, обида, неуверенность. Так же быстро высохли и слёзы. Сделав, возможно свой последний, глубокий вдох и, точно в последний раз, трепетный выдох, она посмотрела на них в ответ. Её остекленевшие глаза, в которых за прочным заслоном прятались все чувства, непоколебимо встречался с каждым каменным взглядом. Даже более — она отражала все попытки пробиться до неё. Стойкая, как мифологические герои; спокойная, как хладнокровное существо; спрятавшая, но не потерявшая надежду. По мере того, как странное покалывание перемещалось вверх по её лодыжкам, чувство всемирного покоя поглощало её от макушки до ушей и почти добралось до подбородка. Столкновения этих двух сил она ждала с трепетом, признаваться в котором не хотела даже себе. С одной стороны — непоколебимость, с другой — страх неведомого. Это как эпичная встреча армий Добра и Зла. Не прекращая зрительного контакта с холодными взглядами, она, однако, особенно ясно представила себе, как сошлись две стороны, как их ослепительно яркие и омрачающе тёмные знамёна высоко подняты и едва колышутся от незначительного ветерка. Минута молчания, последний шанс отступить и сразу признать своё поражение. Последние мгновения тишины и мира, который крушится подобно стене замка под яростным градом ядер противника. Неосознанно она всё же закрывает глаза и готовиться превратиться в место сражения, утонуть в пролившихся надеждах и втоптанных в тела врагов мечтах. Но ничего подобного не происходит. Ни раздирающей боли, ни пронзающего мороза. Удивленно моргая, она вновь смотрит на статуи, которыми усеян пройденный ею путь. Однако, что-то в них изменилось, почти неуловимо, но несомненно во всех и сразу. Теперь уже безбоязненно присматривается она к ним и без тени тревоги заглядывает в каменные глаза. Вдруг приходит озарение. Никаких вспышек, фейерверков или чего подобного, просто промелькнувшая мысль, что озарила собой всё вокруг, точно комета. Они не смотрят на неё со злобой, никто из них всех не пытается взглядом её уколоть. Стоило убрать старые обиды из сердца, как она смогла, наконец-то, это понять. Делая шаг в сторону, она вновь от удивления широко распахивает свои по-прежнему живые глаза: все их взгляды, их общий взор, что до этого ослеплял её, теперь превратился в яркий луч, указывающий направление. Её друзья, знакомые, вымышленные герои, созданные различными воображениями, уже очень давно пошли своей дорогой. Никто из них не остался позади, не окаменел, как жена Лота, ослушавшаяся приказа ангелов. Нет же, статуи — единственное, что от них осталось, были не более, чем воспоминаниями, надежно впаянными в память. И теперь, когда их стало много, они показывали ей путь. — Спасибо, — прикрыв глаза и слегка опустив голову в знак почтения, и улыбнувшись напоследок, тихо поблагодарила она. — Я вас никогда не забуду, — пообещав самое большее, что была способна исполнить, она гордо выпрямилась и окинув их в последний раз уверенным взглядом, последовала вперёд, за устремившимся вдаль путеводным лучом.