Карфаген

- Тридцать два-а, - протянул Фран, и Мукуро вопросительно приподнял бровь. - Я знаю тридцать два способа привлечь ваше внимание. Фран разглядывал узоры на стекле. Складывалось впечатление, что он рисует их взглядом. Какие-то сложные конструкции из цветов и ангелов со снежными шапками на нимбах – издалека казалось похожим на зимнее кладбище под слоем льда. - Открой окно. Душно, – нервно произнес Мукуро и откинулся на спинку кресла. Из заснеженных могил поднялись кристаллические скелеты, сверкающие на ярком солнце, которое вовсю палило снаружи. Мукуро отвернулся. Передумал и вновь обратил взгляд к Франу, темному на фоне окна. - Что вы делаете, когда вам страшно? – неожиданно спросил Фран и тут же полез распахивать створку – шум уменьшил важность вопроса, не дал установиться напряженной тишине. На второй створке на мгновение мелькнуло чье-то обезображенное страхом лицо и тут же исчезло, но впечатление осталось неприятное. Страх уродлив. - Ничто не может испугать иллюзиониста больше, чем он сам, – уклончиво заметил Мукуро. На стекле рос теперь хрустальный замок, а может – собор, тонкий, с ажурными перегородками и стрельчатыми окнами, пламенеющая готика: Фран недавно ездил в Милан. – Мне казалось, ты давно можешь обходиться без моего присмотра. С годами Фран становился все больше похож на Мукуро, будто иллюзии истончали его контуры и заостряли черты. Сам Мукуро считал, что иллюзиям нужна жизнь, вот они и высушивают тело, пока не останется один скелет, облепленный бледной кожей. Фран стоял спиной, вырисовывая на стекле детали. Вверх потянулся игольчатый шпиль, в розе окна сверкнули яркие цветные стекла – красное и синее, по сторонам раскинулись трансепты рук, такие же острые и будто искромсанные ножницами. А дальше перспектива у Франа немного поплыла, и замок начал заваливаться вперед, прямо на Франа, переплавляясь в нечто новое и все больше напоминая ковчег, как и следует католическому собору. На единственной мачте трепетал от ветра синий изрезанный лоскут. Где-то закричала чайка – Мукуро прикрыл глаза и представил себе море. - То есть вы считаете себя страшнее меня? – Фран замер, а затем медленно повернулся – за плечом у него теперь покачивался ковчег с сияющими над палубой лунами, синей и красной. – А я думаю, вы красивый. Он замолчал только на секунду, а затем снова затянул: – То есть я не настолько страшный, чтобы вам было противно? Потому что моя самооценка не очень высока, и мне кажется непедагогично говорить ученику о том, что он не особенно хорош. И себя называть уродом тоже неправильно, ведь я должен хотеть стать таким, как вы. Ну, не совсем таким, я не буду носить сапоги до бедер, я лучше буду смотреть на вас в них, потому что вы красивый. И еще хрупкий. Я хотел бы вас оберегать. Представляете, вы стоите один, а из вашего рта и глаз прорывается инфернальный огонь и полчища демонов, а когда вы готовы упасть, я хватаю вас за плечи и держу. И демонов, и огонь, все держу, что может из вас вырваться. Фран замолчал. Почувствовал, что рот уже стоит закрыть. И смотрел на Мукуро без всякого выражения своими вечно унылыми большими глазами. - У тебя богатая фантазия. Это все, что ты хотел сказать? – холодно осведомился Мукуро и зябко поежился – в последнее время он мерз даже в жару. – Я начинаю терять терпение, – это было неправдой. За всей этой ерундой Мукуро слышал каждое несказанное слово, все страхи и желания, он знал даже, куда плывет этот корабль и что ждет его в конце пути. Но все это не имело значения, скоро Фран должен был это перерасти, а Мукуро – пережить. - Ну… знаете… – Фран увлеченно смотрел в пол, и корабль за спиной покрылся тонкой пленкой инея, - первая пуническая война, вторая пуническая война, третья… я много о них читал, потому что с вами всегда как на войне. Наверное, вы и есть моя война. - Твой разрушенный Карфаген? – Мукуро неожиданно для себя колко рассмеялся. Голос отскочил от стен, и от этого хрустальный корабль задрожал, задребезжал, будто стекло от звуковой волны. На палубе выросли ледяными изваяниями хрупкие кривые скелеты, почему-то с мечами, как в любом банальном фильме о восстании мертвецов. - Вообще-то вы еще целый, – обиженно заявил Фран. – И тридцать третьим способом будет признаться вам в любви. Мукуро перестал улыбаться и бросил: - Нет. Корабль сильно вздрогнул, отчаянно сверкнул на солнце, на мгновение еще сохранил очертания, а затем прыснул во все стороны хрустальной пылью и посыпался на пол мелкими острыми осколками. Луны слепо пялились в пространство еще немного, а затем исчезли и они. - Жа-аль, – печально протянул Фран, наклонился и потрогал пальцем осколок. На подушечке выступила темно-красная капля, Фран тут же сунул палец в рот и невнятно продолжил: - А хотите знать, что будет тридцать четвертым? Мукуро страдальчески прикрыл глаза. - Не раньше, чем ты перестанешь тащить грязные руки в рот. Фран заулыбался, таинственно и как-то ужасно глупо. - Когда вам страшно, – произнес он со скрытым торжеством, будто только что выиграл какую-то битву, – вы разрушаете чужие замки. Но у меня очень богатая фантазия. Мукуро покачал головой и тихо усмехнулся – на стекле снова росли ледяные цветы, могилы, шпили новых замков, все вперемешку, как и бывает у настоящих способных иллюзионистов.