Проблема ревности

Астрид всегда знает, чего хочет. Кроме некоторых моментов. Она целеустремленная, жесткая, снисходительная и властная. А еще — Астрид ревнивая, и это девчоночье качество стало единственным признаком женственности, которое ей не удалось искоренить. И когда она ревнует — это как раз моменты непонимания своих желаний. И это непонимание ее безумно раздражает. Вот как сейчас. Иккингу отшибло мозги от ласковой улыбки девчонки по имени Хедер, и он совершенно перестал ее слушать. Хотя должен ли был вообще — это еще тот вопрос, но Астрид предпочитала им не слишком-то задаваться. Она привыкла, что Иккинг каждое утро ждет ее на арене в драконьей школе, что они соревнуются, что смеются… Хедер появилась — и внесла смуту в их ежедневные ритуалы, от которых Астрид ждала сама не знала чего. Может, она ждала, что он… сделает что-то, предпримет какой-то шаг… Но Хедер строит ему глазки, и он улыбается, сажая ее в седло своего дракона. К которому ни разу после того памятного сражения, перевернувшего уклад Олуха, саму Астрид толком не подпустил. И разве все это честно?! Астрид всегда была с ним! Всегда! …или не совсем всегда. Не поверила же ему относительно Гнильца. И когда все только еще начиналось — хотела бежать жаловаться его отцу. Да и вообще… О, Тор! Астрид всегда со скрипом признавала свои ошибки — что есть, то есть. Но она ведь приносила потом извинения, да и… если Иккинг сам часто оказывался в ее шкуре — когда его предупреждений никто не слушал, и все считали его дураком, — то должен лучше всех ее понимать. Великий Один, как же все бесит. Астрид бросает короткий взгляд на смеющуюся Хедер, так просто пошатнувшую всю ее жизнь, и поджимает губы, замечая, как девушка кладет руку Иккингу на плечо. Тот этого, кажется, не замечает — зато видит наблюдающую за ними Астрид и улыбается ей приветственно. Только не так, как обычно, а по-другому — солнечно, сияюще и болезненно-широко. Как будто успел за эти два дня… влюбиться? Астрид сжимает зубы. Девчонка выпытывала у него про драконов при своем первом попадании на остров, кто знает, что нужно ей теперь. Они вроде и расстались добрыми друзьями, и родители Хедер в порядке — вон, пируют со всеми в честь праздника в общем зале, — но все равно как-то зябко и очень не по себе. Забияка (и как ее матери вообще пришло в голову так назвать дочь?) подкрадывается со спины и дергает к себе за плечо, вынуждая обернуться и пакостно поигрывая бровями.  — Ну что, так и наблюдаешь в сторонке, квочка? — с удовольствием протягивает она и хмыкает. — А у тебя уж небось планы на сына вождя были. А ты смотри, как эта девчонка его окручивает. Сейчас просто глазом моргнет — и он ей сам женой его быть предложит.  — Нам всего по шестнадцать, еще рано такое планировать, — закатывает глаза Астрид — и тут только опоминается, понимая, что, сама того не заметив, подтвердила правдивость дурацкой шуточки приятельницы. Забияка хохочет и показывает ей раздвоенный как у рептилии язык — результат очередного их с Задиракой безумного эксперимента. — Рано или нет, а тебе такого эффекта никогда не добиться, — хмыкает Забияка с довольным видом — и кивает на шумную парочку. Хедер падает из седла Беззубика, легко скользя вниз, и Иккинг со смехом ее подхватывает. Ну да-да, конечно продолжайте, ребята, у нас же тут не профессиональная тренировка, а так, дешевое развлекалово.  — Это еще почему? — Астрид отбрасывает со лба челку и смотрит сердито и вызывающе.  — А потому, — с издевкой передразнивает ее Забияка, — что в тебе нет ни капли женственности. Чуть что — так сразу берешь и лупишь. Тебе с твоими замашками безумной валькирии дорога Сморкале в жены, — на этом она снова хохочет, по-свойски хлопает ее по плечу и убирается подальше. Наверное, почуяла, что еще немного — и получит по шее тупой стороной топора. …как раз, как и надо подобным ей стервам, чтобы перестали лезть куда не просят. Правда, следует признать, что доля истины в словах приятельницы все же присутствует. Астрид смотрит на свое отражение в полированной глади щита, заправляет за ухо выбившуюся из хвоста прядь, стирает со щеки пятно копоти и тихо вздыхает. Куда уж ей до холеной дочки купца, которая только и делает, что в свободную минуту перед своим отражением вертится. У Астрид же все руки в мозолях, ссадина на подбородке и губа прокушена — не иначе как от большой задумчивости. И — от ревности. А ведь Забияка права, осознает девушка с горечью, чего-то вроде замужества она и ждала последние полгода — точно. Ну не со Сморкалой же ей делить супружеское ложе! С этим неотесанным, грубым, безмозглым… двоюродным братом Иккинга. И как вообще эти двое могут быть настолько разными? Впрочем, Астрид думает, что поделом ей, вообще-то. Хедер была вообще первой девушкой, которая с самого начала отнеслась к Иккингу так дружелюбно и с таким интересом. И — без издевательств и тычков, что да, то да. Пусть она сделала это тогда с корыстной целью, сейчас между ней и Иккингом ничего не изменилось — тот все также катал ее на своем драконе, смеялся над ее шутками и не сбрасывал ее руки со своего плеча. А вот его отношения с Астрид претерпели существенные изменения. Они больше не сидели на крыше его дома по вечерам, не оставались допоздна в общем зале, работая над книгой драконов, а еще Иккинг не помогал ей чистить Громгильду и не предлагал слетать до луга с дурман-травой, как было прежде частенько. Расслабься, велит себе девушка, эта Хедер все равно тут не навсегда, просто приехала в гости и скоро уберется обратно на свой остров, а снова прибудет дай Тор через полгода — управление драконами не очень-то ей дается. Во всяком случае, Астрид ей точно уж фору даст. Правда, похоже, это единственное, в чем Астрид дает ей фору. Хедер весело взвизгивает, когда Иккинг поднимает ее на драконе в воздух, и хватается за его пояс. Иккинг подрос, вдруг замечает Астрид. Раздался в плечах, стал выше — и как будто еще лохматее. И глаза у него стали еще серьезнее, а складка на лбу — еще глубже. Уж такого точно никому другому, мало с ним знакомому, вот так запросто не подметить. Тот же Сморкала иногда только с уважением на него косится — да ведь они знаются с пяти лет, и Рыбьеног зачастую как-то почти что благоговейно кивает в ответ на его слова. Он — лидер, и это признают все вокруг. И Астрид знает, что до мощи своего ума он еще обязательно дорастет телом. Вот только проблемы того, что Иккинг перестал ее замечать (хотя зачем ей вообще его внимание, скажите на милость), это не отменяет. Девушка приходит к нему поздно вечером. Иккинг сидит на крыше и пишет что-то в своей потрепанной книжке с заметками, иногда заправляя непослушные волосы за уши и то и дело переставляя по широкой балке с места на место фонарь. Его дом только что не сотрясает от храпа, и Астрид ужасно радуется тому, что в этот раз Хедер с семейством ушла ночевать на корабль. Не потому что ее могла бы мучить бессонница из-за шума, а потому что так она не увидит и не услышит их. Ведь Астрид… очень хочется поговорить. Иккинг не замечает ее, пока она не хлопает его по плечу и не плюхается рядом (тут же проклиная себя мысленно за это совсем не изящное приземление), а когда замечает — бледно улыбается и приветственно кивает. — Ты что-то хотела? Астрид неловко пожимает плечами. — Просто поболтать, — она ощущает себя неуверенно и неуклюже, потому что парень никогда не спрашивал у нее такого, принимая ее как данность. Неужели отвык и правда? Неужели Забияка была права? — Какие-то проблемы с Громгильдой? — Иккинг кажется не на шутку обеспокоенным, и Астрид поспешно качает головой. За нее бы он так беспокоился, как за дракона.  — Нет, — говорит она тихо — и внезапно в порыве странной откровенности добавляет: — Со мной. — С тобой? — Иккинг весь подбирается, откладывает свою работу и едва не сталкивает вниз фонарь. — Что с тобой? Тебе нехорошо? — Астрид льстит его волнение, но она мотает головой. Только недавно чисто вымытые, тщательно высушенные полотенцем и красиво заплетенные волосы (нет, она это делала не специально ради этих посиделок) вновь растрепываются. — Нет, — она хватает его за руку, удерживая от лишних телодвижений, и вперивает взгляд в пол. Вот же ляпнула так ляпнула, идиотка. И как теперь выкручиваться, о всемогущий Тор? Она же не может вот так просто сказать правду! Что ревнует к приезжей девчонке, которая скоро отсюда должна убраться, потому что ее на Беззубике он катает, а Астрид — нет! …неужели она произнесла это вслух? Иккинг смотрит ошеломленно. Смотрит — и не думает, кажется, отнимать руки, как будто никакого неудобства ему это соприкосновение не доставляет. Астрид кусает губы.  — Извини, — начинает она, порываясь встать и даже не веря, что извиняется перед ним за… свои слова? — Я…  — Ты серьезно ревнуешь? — в голосе юноши прорезается легкое, но совершенно неподдельное удивление — как будто он сомневался в правильности услышанного и только потому переспрашивал. Астрид мысленно обругивает себя никчемной квочкой, недостойной звания гордой валькирии (ведь гордые валькирии не приходят выяснять отношения к викингам, которые их и замуж никогда не звали) и с ужасом ощущает, что щеки под пристальным взглядом собеседника бледно загораются. Правду сказать, краснеет Астрид всегда почти незаметно и теперь очень надеется, что Иккинг не будет присматриваться в полумраке к ее лицу. Однако Иккинг, кажется, занят совсем другим — он смотрит на нее во все глаза — и улыбается.  — Странная Астрид, — наконец беззлобно хохочет он и растерянно трет лоб. — Раздаешь тычки, а потом говоришь про ревность. Я бы понял, если бы ты ревновала… ну… не знаю… Сморкалу… — его голос затихает на этом — наверное, потому что уж очень красноречивое выражение на лице у Астрид, а девушка… Девушка жмурится — и отвешивает ему подзатыльник. И сразу же проклинает себя в очередной раз.  — Я этого не говорила! — горячо оправдывается она — и понимает, что их разговор катится куда-то вообще не по той дороге, и выходит из него что-то откровенно несуразное. — Я просто…  — Никогда не думал, что меня будет ревновать такая девушка, как Астрид, к какой-то чужачке, — внезапно улыбается Иккинг и ерошит сам себе волосы, абсолютно обезоруживая ее этой фразой. Астрид застывает на месте, совершенно не зная, что делать, и чувствует, как дрожат пальцы. Но он же…  — Я просто стараюсь быть гостеприимным, — парень легко улыбается и разводит руками. — По правде сказать, нам с Беззубиком уже и самим надоело возиться с Хедер, но кому-то вроде близнецов или Сморкале ее не поручишь, а с Рыбьеногом она просто заснет, — виновато смеется он. — Прости, если я тебя обидел. Ты ведь… Я со всем этим забыл про то, что тебе нужна помощь с Громгильдой, и ты… Астрид совсем не об этом пришла с ним поговорить. Она вообще не знает, за каким Кривоклыком сюда пришла, и у нее пальцы дрожат, и в животе холодно, и во рту пересохло. Она вообще ни слова сказать не может — только снова головой мотает и уже не надеется, что Иккинг заметит красиво заплетенные волосы и начищенные заклепки, да и зачем они ему вообще. Вместо того, чтобы говорить что-то, она просто подается вперед и крепко обнимает парня, едва не заставляя их обоих навернуться с крыши. И дергается ошеломленно, когда Иккинг обнимает ее в ответ, притягивая ближе к себе и потираясь о расцарапанную накануне щеку носом.  — Вот так бываешь полжизни влюблен в Астрид Хофферсон, — с тихим смешком признается он, — а она вдруг сама к тебе приходит и бросается обниматься. Щеки у Астрид пламенеют от этих слов самым бесстыдным образом, и она сильнее сцепляет руки у Иккинга за спиной. Она никому его не отдаст. Ни девчонке по имени Хедер, которая катается на его драконе, ни невесте, которую выберет для него отец (только если этой невестой не будет она сама), ни его заклятому врагу Дагуру, который при каждой встрече хищно и ждуще раздувает ноздри, когда на него смотрит. С секирой будет за ними бегать и отгонять, пока Иккинг сидит и рисует что-то в своем блокноте. И пусть она будет безумной валькирией и квочкой, как в последнее время дразнит ее Забияка, зато она будет счастлива. Они сидят в обнимку на крыше до самого рассвета и расходятся по домам только когда солнце поднимается. Чтобы через пару часов, не выспавшимися, но довольными встретиться в школе драконов, куда Хэддок опоздает к назначенному времени, потому что снова летал с Хедер вокруг Олуха, и где Задирака назовет Астрид «отвратительно бодрой бестией». Но Астрид ужасно плевать на дарованные ей зачастую обидные прозвища. Она сидит на решетке и болтает ногами, наблюдая за тем, как Беззубик изящно приземляется на каменное плато и приветственно рычит в ответ на ее взмах рукой. Иккинг вскидывает голову, привлеченный поведением друга — и улыбается девушке, тоже явно усталый, но уже продутый всеми ветрами, выбившими из него сонливость.  — Доброе утро, — Астрид спрыгивает рядом, чувствуя, как жесткое приземление отдается болью в икрах, но не обращая на это никакого внимания, и притягивает парня к себе. Тот удивленно приподнимает брови — и снова улыбается, наклоняясь к ней. И только тут Астрид замечает, что Иккинг не просто подрос, а стал выше нее почти на полголовы, долговязый увалень и дурак. Но думать об этом, когда целуешься с повелителем драконов, совсем не хочется. Лицо Хедер, когда они наконец расцепляются, потрясающе вытягивается (как и лица всех остальных), и Астрид собой довольна. Она знает, что ревность — плохое чувство, но ее это больше ни капельки не волнует.