цветок, что увядает после рассвета, не человек ли это?

Глава 7.

Один идёт прямым путём, Другой идет по кругу И ждет возврата в отчий дом, Ждет прежнюю подругу. А я иду - за мной беда, Не прямо и не косо, А в никуда и в никогда, Как поезда с откоса. Анна Ахматова.

      В кабинете врача Пака чувствовалась какая-то неуютная атмосфера, наверное, потому что помещение было совсем не обжито и пустые полки книжных шкафов навевали чувство пустоты. Намджун смотрел на часы и тикающие стрелки ровно одну минуту и затем перевёл взгляд на более интересный объект. Доктор Пак внимательно изучал снимок на специальной доске и слегка хмурил лоб. - Ну, что тут сказать. "Цветок" растёт и укрепляется. Скоро вам станет хуже и кашель будет сопровождаться слизью, так ваш организм будет реагировать на болезнь. Трудно определить к какому типу относится ваш "цветок", но судя по его развитию, это точно не первый вид. Хотя ещё слишком рано судить, пока даже не оформился бутон. - Как быстро начнётся ухудшение моего состояния? - глухо спросил Намджун. - Болезнь развивается у каждого по-своему, но обычно переход на вторую стадию занимает от двух недель до двух-трёх месяцев. В редких случаях первая стадия длилась гораздо дольше. Что касается вас, боюсь, ваш случай довольно редкий, но в другом смысле. Ваше растение слишком быстро, кхм, растёт. С момента диагностики прошло только два дня, а основное тело "цветка" увеличилось практически вдвое. Вам всё же лучше поторопиться со встречей с вашей возлюбленной. - доктор Пак сочувственно посмотрел на Намджуна. Тот не шевелился и выглядел крайне плохо.       Намджун за последние два дня почти не спал. Всё это время он не мог избавиться от мыслей: "Что же теперь делать?", "Как сказать семье?", "Каковы шансы на выживание?". Все эти вопросы Намджун задавал сам себе и не мог найти на них ответов, бросался что-то делать, искать информацию или разрабатывать план встречи с Сокджином, но потом у него опускались руки, и он вновь начинал грызть себя. - У вас сейчас нелегкое положение, - вкрадчиво начал доктор Пак, - Вы не можете осознать свой диагноз и, наверняка, считаете всё происходящее ужасной несправедливостью, но вы должны взять себя в руки. Первая стадия болезни "нелюбимых" это ещё не конец. Отдохните пару дней, разгрузите голову и вперёд, отправляйтесь покорять свою красавицу. Даже малейшей симпатии с её стороны будет достаточно, чтобы задержать развитие болезни. Главное - это не сдаваться, молодой человек. - врач подался вперёд, перегнулся через стол и похлопал Намджуна по плечу. Писатель отреагировал только вымученной улыбкой, затем встал, пробормотал себе под нос благодарности и вышел из кабинета.       Намджун быстро прошагал по серым больничным коридорам, он стремился уйти прочь, на свежий воздух. На выходе его окликнула медсестра, молоденькая и с ярко накрашенными миндалевидными глазами, она улыбнулась ему и взяв медкарту за уголок, аккуратно потащила её на себя. Бумажные страницы легко заскользили и Намджун разжал хватку, мельком отмечая, как смялся тонкий картон. Медсестра заманчиво ему улыбнулась, стрельнула глазками и случайно взгляд её упал на разворот страниц, некстати открывшихся на недавней рентгенограмме. Девушка выцепила глазами диагноз, лицо её побледнело и вот уже она испуганно отшатнулась от Намджуна и весь её флирт исчез, испарился, как сигаретный дым на ветру. Намджун, впервые за прошедшее время с того момента, с того утра, как он узнал о том, что заражён смертельной болезнью, посмотрел в глаза другому человеку и его до глубины души пробрал тот страх, что неприкрыто виднелся на лице этой девушки. Он сжал кулаки и, развернувшись, вышел из больницы.       Ему хотелось трусливо сбежать на другой конец света, вернуться в безмятежное прошлое, на год, на два назад, а может и вовсе в безоблачное детство. Эти два дня вставали перед ним мутной пеленой, Намджун не помнил, как он смог их выдержать. Ему писал Юнги-хён, спрашивал, зайдёт ли он в воскресенье к ним с Чимином, потому что эти двое наконец-то съехались после нелегких и сложных отношений и теперь праздновали новоселье. На почте скопилась груда писем, там был и спам, предлагавший увеличить размеры полового члена, и уведомления от Фейсбука с запросами на добавление в друзья старых и уже позабытых одноклассников, и пара отказов из более либеральных издательств, молодых и амбициозных, но видимо недостаточно либеральных. Хорошо, что не звонил никто из семьи, мать уже привыкла, что Намджун может уйти в работу с головой и пропасть дней на 3-4, а может и больше. В их совместном чате Сокджин посылал удивленные смайлики и спрашивал сначала о делах, а после дня игнора заботливо интересовался здоровьем. Никому из них Намджун ничего не ответил, он метался по квартире, словно загнанный в ловушку зверь. Нет-нет-нет-нет-нет. Вереница нет тянулась за ним из комнаты в комнату и опутывала его, лишая подвижности и способности думать о чём-то другом. И на исходе вторых суток Намджун вспомнил, что ему надо идти на второй приём. Разбитый и утомлённый своим отрицанием, в кабинет к доктору Паку он втащил собственное еле живое тело и пребывал в таком состоянии, пока медсестра не пробудила в нем нечто, что полыхнуло, зашипело как раскаленная лава, на которую выплеснули ковш воды. Только вбежав в свою маленькую квартирку, Намджун понял, что это за чувство. То была злоба.       Гнев пузырился в нём отвратительными вспышками жалости к себе, своей судьбе и яростью на это никчёмное и никому не нужное чувство любви. «Почему я?» - остервенело думал писатель, стаскивая с себя одежду, которую он нацепил невпопад утром, будучи в не совсем ясном сознании. «Зачем именно я?» - повторял он, закидывая бельё в корзину для стирки и, не сдержавшись, пнул её один раз, затем другой, пока грязная одежда не оказалась разбросана по всему маленькому коридору. Намджун и сам не мог объяснить откуда берётся эта чёрная злоба, ему казалось, что он весь сочится ею, с ног до головы. И это увидела та молоденькая медсестра, как и увидят это другие люди. И Сокджин тоже может это увидеть. Мысль о Сокджине отрезвила Намджуна, выбила из головы все остальные мысли и оставила только воспоминания о тепле тёмно-карих глаз и звонком, заливающемся смехе. На Намджуна накатил запоздалый стыд за себя. Он нагнулся, собирая разбросанные в этом непонятном порыве ненависти ко всему вещи и так и сел на пол, сползая по стене. Ему хотелось позвонить Сокджину, услышать его мягкий голос, которым тот всегда разговаривал с ним, спросить простые и банальные вещи и просто сказать, что соскучился. Иногда, до того, как он узнал, что болен, Намджун представлял себе, что, однажды проснувшись, обнаружит возле себя Сокджина, занявшего своими широченными плечами больше половины кровати и почти столкнувшим его с кровати. В мечтах у него с его парнем была большая и светлая квартира, с хорошо обставленной кухней, где хён мог бы экспериментировать с разными рецептами, он умел готовить, как-то признался в этом сам. На полках бы стояли различные вещи, вперемешку с книгами под авторством Намджуна и дисками с фотобуками группы, где пел Сокджин. Но всё это были мечты, а реальность раскрыла перед Намджуном свою бездонную пасть и плотоядно щерилась в ожидании того, когда он добровольно в неё войдет. Будь у Намджуна чуть слабее сила воли, если бы он чуточку меньше любил эту жизнь, свои книги, семью, если бы он хоть раз, хоть на минуту засомневался бы в ценности своей жизни, он расстался бы с ней без сожалений. Но Намджун хотел жить, он хотел любить, и чтобы любили его самого, со всеми недостатками и достоинствами, со всеми странностями и причудами, как он сам беззаветно и неожиданно влюбился в парня с конференции, с нервно подрагивающими тонкими и длинными пальцами, которыми тот писал ответ на клочке бумаги.       "Я в порядке)" - напечатал Намджун в ответ на все вопросы Сокджина. И стёр сообщение, так и не отправив. "Я умираю.." - написал он и вновь стёр. Потом Намджун откинул телефон в сторону и лёг на пол. По потолку бежала крохотная и тонкая трещина, от одного угла к другому, практически по диагонали. Намджун от души пожелал, чтобы из маленькой и незначительной трещины та превратилась в огромный разлом, подобный тому какой сейчас был у него в душе, и тогда потолок бы обрушился и вместе с ним бы рухнули все его проблемы. Временами на Намджуна находил кашель и вместе с ним приходили жуткие хрипы и острая боль в груди. Доктор Пак сказал, что это характерные симптомы для болезни, надо только пережидать и терпеть такие приступы. Вот и сейчас Намджун почувствовал, как подкатывает нечто, обещающее только боль и усталость. Он свернулся комочком на полу и на пятнадцать минут от него не осталось ничего, кроме звуков кашля и хрипов. После приступа Намджун ещё долго не вставал, лежал посреди разбросанных грязных вещей и наблюдал, как мимо него текучим песком идёт время. Минуты казались ему огромными барханами, с которых его сознание скатывалось вниз на более мелкие бугорки-секунды. Разум начал подводить Намджуна, за прошедшие двое суток он толком не спал и не ел и потому он тихо уснул, полураздетый и очень уставший.       Его разбудил противно дребезжащий дверной звонок, его трель не прекращалась некоторое время и в конце концов Намджуну пришлось разлепить глаза. «Сейчас» - захрипел он спросонья. Но звонивший продолжал вдавливать кнопку до упора. Намджун встал и сгрёб валявшиеся вещи в одну большую кучу и кое-как затолкал в корзину, пихнув её в ванную. Рывком он открыл дверь, даже не удосужившись взглянуть на в глазок, а камеры с домофоном у него не было. На пороге стоял редактор Бан собственной персоной. - До вас трудно дозвониться, автор Ким. Не пригласите меня в квартиру? Нам с вами надо поговорить. - выражение лица у Бан Шихёка было серьёзным и ничего хорошего не предвещало. Намджун взглянул на окна, они были тёмными и отсвечивали только горящие на улицах фонари. Он посторонился, приглашая редактора на свою маленькую кухню и поставил кипятиться электрический чайник. Вдвоём они сидели за столом в тишине, только Намджун пытался как-то пригладить волосы. - Выглядишь плохо. - вздохнул редактор Бан и сомкнул пальцы рук. - Да, я немного приболел. - ответил Намджун и прокашлялся. Голос у него хрипел после последнего приступа. - Что-то случилось? - Я пришёл поговорить насчёт твоей последней рукописи, да и вообще по поводу твоего будущего. Меня тревожит, что ты, похоже, разочаровался в нашем издательстве. Вчера твою последнюю рукопись видели в другом издательстве, не спрашивай, откуда я знаю. Это так? Ты настолько отчаялся, что решил сменить издательство и даже не поставил меня, твоего редактора, в известность? Что происходит, Намджун? - редактор Бан говорил медленно и оттого его слова звучали почти трагически.       Намджун молчал, он просто не знал, что сказать. Что ему надоело ждать, пока придёт то время и все отложенные работы будут рассмотрена вновь? Что он смертельно болен и ждать теперь он больше не может? Что он влюбился в парня, вокалиста на всю страну знаменитой айдол-группы? Он послал эти работы ни на что не надеясь и ничего не ожидая, в том порыве деятельности, который охватывал его и побуждал делать хоть что-то, а не спокойно умирать. - Я не хотел доставлять вам беспокойства, хённим. Просто...у меня сейчас тяжёлое время, очень нелёгкое, да. Мне кажется, что если сейчас моя последняя работа не будет опубликована, то у меня больше не будет сил писать. - Намджун почти шептал. Ему снова показалось, что он на грани той пропасти, что отделяет жизнь от смерти. - Что-то случилось? - редактор Бан не мог поймать взгляд Намджуна, тот ускользал, но было очевидно, что это всё серьёзно, а не прихоть капризного писателя, с которыми иногда он сталкивался по работе. - Не молчи, Намджун. Ты же знаешь, я помогу, чем смогу. Деньги не проблема, да и связи кое-какие в правительстве тоже есть. С семьёй что-то? С матерью или отцом?       Намджун покачал головой. В горле словно застрял комок, а в глазах начало предательски расплываться. Он вдруг почувствовал, как устал за всю свою недолгую жизнь и ему захотелось встать и крикнуть с крыши самого высокого небоскрёба города о том, что он болен и что он влюблён. - Нет, с семьёй всё хорошо. Это мои личные проблемы. Они об этом не знают, пусть всё так и остаётся. - Ты берёшь на себя слишком много, Намджун-а. Лучше поделись этой ношей с кем-то другим, необязательно со мной. Иначе этот груз тебя задавит и как человека, и как писателя.       Чайник вскипел, щёлкнула кнопка и в наступившей тишине было слышно, как проезжают машины за окном. Редактор Бан снова вздохнул. Он пришёл сообщить плохую новость о том, что, несмотря на все его уговоры и личные обязательства перед руководством, рукопись Намджуна отвергли и вероятность её повторного рассмотрения чрезвычайна мала, практически ничтожна. Руководство издательства требовало от Намджуна повторения его дебютной книги и, желательно, в кратчайшие сроки, стремясь выжать из угасающей популярности писателя всё возможное. Но увидев состояние Намджуна, рот редактора Бана закрылся сам собой и в уме он всё же сделал несколько выводов. Бан Шихёк был упорным и трудолюбивым специалистом своего дела, а ещё у него была хорошая память. Он помнил Намджуна слегка задумчивым парнем, принёсшем ему свою первую рукопись, написанную от руки в пяти тетрадях. Работа была полна ошибок, где-то встречались логические противоречия и сюжетные несостыковки, но она была живая. Вселенная, созданная Ким Намджуном, дышала и жила по своей воле и Бан Шихёк увидел это и полюбил её. А теперь тот творец, что когда-то создал и продолжает создавать новые миры, задыхается в реальности от навязанных ему издательством правил и ограничений. Редактор Бан достал телефон и после пары минут поисков набрал чей-то номер. "Добрый вечер. Прошу прощения за поздний звонок. Вас беспокоит Бан Шихёк, заместитель главного редактора издательства..."