Письдисят аттенкафф седого

      Юра Плисецкий не любил нудных людей. И еще он не любил ненужные разговоры. Он считал, что если раскрываешь хавло, то только по делу. Как говорил его покойный дед: «Рот открываешь — за базар отвечаешь». А каждый урок деда для Юры был как молитва. Потому, наверное, выражать свои мысли и настроение он предпочитал на льду. Кому надо — поймут, кому не надо — хрен с ними. — Юра, будь другом, выручи, а?       Бабичева в который раз смотрит на него своими щенячьими глазами, заставляя его желать вылить на ее голову чай, который он пил сейчас. — Да че ты пристала ко мне?! — Плисецкий громко цокнул языком. — Позвони этому, кто он там, и расспроси! — Так нельзя! — Мила поправляет шарф на шее, кутается в теплый плед и громко шмыгает заложенным носом, из которого периодически показывается зеленая склизкая сопля. — Надо самой прийти! — Ну так иди, — ржет Юра, представляя, как его соседка по съемной квартире припрется в таком виде на свое первое серьезное интервью. И с чего вдруг она решила заочно выучиться на журналиста? — Я не могу, я болею, — прогундела Бабичева, трубно высморкавшись в платок, но, кажется, это мало помогло. — Перед легендой спорта, пятикратным чемпионом… Ну чё тебе стоит?!       Юра поперхнулся чаем и закашлялся, забрызгав майку. — Стопэ! У кого ты там интервью должна брать?!       Рыжая хлопает глазами и смотрит на Плисецкого, как овца после лоботомии. — У Виктора. Который Никифоров. — Ебаться конём через колено! Это же…       Поставив кружку с недопитым чаем на тумбочку, Юра отряхнул майку и огляделся, будто ища кого-то взглядом, а потом снова зыркнул на соседку. — Ладно, должна будешь, — небрежно бросил он. — Давай свой список вопросов или чё там у тебя?       Мила с подозрением прищуривается, но ничего не говорит. Все также поглядывая на Юру, она достает из папки два листа и протягивает ему. — Не забудь все ответы записать, — назидательно произносит она, подняв вверх палец. — Не сцы в трусцы, — следует ответ. ***       Он звонит в дверь уже в третий раз, но никто не открывает. Какого хера? Никифоров по-любому дома, ведь Юра слышит какую-то музыку из квартиры, хоть и не может разобрать, какую. Наконец, замок дважды щелкает, и дверь перед Плисецким плавно распахивается. — Добро пожалова-а-а-ать, — нараспев произносит какой-то пидорский голос, и Юра морщится, а затем его лицо тут же вытягивается от увиденного.       Перед ним в коротком виниловом платьице, чулках в сеточку, высоких сапогах, полумаске, перчатках без пальцев и с плетью в руке стоит… Виктор Никифоров. И, кажется, ждал он явно не Юру, поскольку улыбка медленно сползает с его лица. — Ты не Мила… — как будто с сомнением выдает он, окинув взглядом Плисецкого. — Да ладно, бля?! — вырывается у Юры, и он снова морщится. — Сам догадался?       Никифоров трет пальцами подбородок, временами постукивая по своей нижней губе, и молчит. Когда Плисецкий уже собирается что-то сказать, Виктор медленно произносит: — Ну ничего, и так сойдет.       Юра не успевает ничего сказать, как его за руку буквально затаскивают в квартиру и тут же захлопывают дверь. И теперь музыку Плисецкий слышит даже слишком хорошо:       »…если ты не бальник, Тогда закрой ябальник!..». — Бля-я-я-я-я-я-я-я…       Он пытается вырваться и убежать, но Виктор лишь крепче стискивает цепкими пальцами его запястье. — Куда это ты собрался? — искренне удивляется он. — У нас же интервью! — Хуервью! — крикнул Юра и снова дернулся. — Я подумаю над твоим предложением, — скалится в улыбке Никифоров и буквально швыряет его на диван, сразу же садясь сверху и случайно продемонстрировав полупрозрачные стринги под платьицем. — Э-э-э-э! — Юра упирается ему в грудь ладонями, хоть и чувствует отвращение от одного прикосновения к этому извращенцу, которого до сегодняшнего дня считал для себя эталоном. — Ты чё задумал?! — Как это? — Виктор хлопает длинными ресницами. — Разве ты не понял, мой котёночек? Ты подчиняешься, я доминирую. — Чё, бля?!       Кажется, до Никифорова что-то начало доходить. — Видишь ли, мои вкусы весьма специфичны. Ты не поймешь. — Да и на хуй мне не надо понимать! — Плисецкий толкает Виктора в грудь снова. — Сам отвалишь, или в морду дать?       Пятикратный чемпион, похоже, отвергал оба варианта. — Ой, как мне нравится!       По-девчачьи хихикнув, он вскочив, встал на ноги перед Юрой. Прокашлявшись, Виктор взмахнул плетью, ударив ею об пол, и послышался свист, а сразу следом за ним — громкий хлопок. — Сидеть! — повелительно и громко воскликнул Никифоров, глядя сверху вниз на вконец ошалевшего студента. — Чё?! — Подчиняйся, адская кегля, или будет хуже! — рявкнул пятикратный чемпион, снова взмахнув плетью.       Буквально несколько секунд назад задний проход Юрия почти раскалился, аки доменная печь, от гнева. Но сразу после этих слов Плисецкий прыснул в кулак, а затем расхохотался, запрокинув голову назад. — Как ты меня назвал, кусок педика? — вытирая слезящиеся от смеха глаза, спросил он.       Никифоров сразу как-то сдулся, поник, потупившись, и пробормотал: — Слушай, котенок, я что-то не пойму — ты подчиняться будешь, или как?       Вся злость на чемпиона у Юрия испарилась окончательно.       «Разложу детально — Я уникальный. Если ты не бальник, Лей слёзы в умывальник!..».       Вид у Виктора был действительно такой, будто он сейчас расплачется. Шмыгнув носом совсем как больная Мила, он умоляюще поглядел на Юру. — Да ты прикалываешься чтоли? — хмыкнул Плисецкий. — Если б знал, что ты на самом деле такое уёбище, я бы в жизни не согласился прийти! Подчиняться тебе?! — Да в рот ебал! — Я согласен! — вскинулся Никифоров, улыбнувшись так радостно, что в этот момент больше напоминал собаку, только что хвостом не завилял. — Чего?! — снова не понял Юра, подняв бровь и сделав такое лицо, словно у него под носом завоняло.       Разведя руками и чуть склонив голову набок, Виктор стал рассуждать вслух: — Ну, у меня, конечно, была своя программа на вечер, но если надо пойти на уступки ради этого, я готов. — Какие, блять, уступки?! — Плисецкий хлопнул себя по лбу ладонью.       В свою очередь, Никифоров смотрел на Юру так, словно тот не понимает совсем уж элементарных вещей. — Ну, я отсосу у тебя, а дальше по моей схеме, идет? — Так, всё! — Плисецкий также поднялся на ноги. — Я сваливаю!       Он решительно направился к выходу, но его тут же крепко схватили за локоть, и Виктор, почти повиснув на парне, затараторил: — Ладно-ладно, давай по твоей схеме! Но всё равно я доминатор! — Иди на хуй, терминатор! — рявкнул Юра, пытаясь стряхнуть с руки этот балласт, но Никифоров вцепился в него мертвой хваткой.       Остановившись, Плисецкий вздохнул, после чего, заглянув в красивые умоляющие голубые глаза, обреченно произнес: — Ладно… Давай так — ты мне отсосёшь, а потом я сделаю, чё хошь? Но перед этим мне надо кое-что записать, чтобы не забыть. Принеси мне карандаш! — Карандаш? — удивился Виктор, немного ослабив хватку. — Да, блять, карандаш, это для тебя так сложно?! — нахмурился Юра. — Шевели батонами, если хочешь доминировать!       Как в замедленной съемке Плисецкий видел расцветающую на лице чемпиона улыбку. — Хорошо, я сейчас!       Быстро поднявшись на ноги, Никифоров почти бегом скрылся там, где, очевидно, находилась кухня. Воспользовавшись моментом, Юра сиганул к входной двери так быстро, как не делал подобного еще никогда. ***       Вот уже неделя прошла с тех самых пор, как Плисецкий потерпел фиаско с интервью известного фигуриста. И сейчас, нарезая круги по ледовой арене, пытаясь проснуться, Юра думал о том, как же обманчива бывает внешность. — Обмудок, блять. И откуда только такие берутся? — даже как-то огорченно бормотал он себе под нос. — А на льду, ебать-колотить, само совершенство!.. — Эй, котёнок!       От неожиданности резко и довольно неуклюже повернувшись, Плисецкий смачно шмякнулся задницей об лед и ударил руку. — Я буду составлять твою программу!       Матернувшись от боли, Юра поднял голову и, увидев пронзительно-голубые глаза напротив метрах в шести от себя, услышав заливистый смех, провел ладонью по лицу. — Твою же мать…