***
О том, чтобы остаться с Юрой наедине на банкете, и речи быть не могло. Поэтому они договорились позже уехать за город, посмотреть издалека на ночные огни — немного расслабиться перед завтрашним последним днем Гран-При. Или не просто посмотреть на огни — но даже просто мысль о подобном смущала Отабека. Он все еще надеялся, что уж там-то Виктор не отследит их по GPS (или какой он магией пользуется?), ну или хотя бы не догонит так быстро — и даст хоть час побыть вдвоем. Юра прямо сейчас уйти не мог — тренер его буквально утащил на банкет («Ты же победитель — так веди себя соответственно!»), а вот сам Отабек, не обремененный сей участью, отправился в клуб, где работал его знакомый — развеяться, отдохнуть, сбросить напряжение этих безумно тяжелых дней, утопить в музыке некое разочарование, что сам оказался недостойным приза — даже бронзового. Как возвращаться-то домой теперь — да люди на смех поднимут своего «героя»… Ну ничего, теперь есть над чем работать — и он будет работать. Еще усерднее — как тогда, когда занимался с Юрой в лагере. Вот только теперь Юра будет намного бли… Его подергали за закатанный, чтоб не мешал миксовать, рукав. Отабек опустил наушники на шею и с удивлением перевел взгляд на Рокки, своего друга. Потом глянул на часы — до времени, когда они договорились поменяться обратно, было еще двадцать минут. Что-то случилось? — Там тебя какой-то неадекватный шкет ищет! — прокричал Рокки ему на ухо, стараясь переорать громкую музыку. — Когда Янос тащил его к выходу, тот все орал, что он к Отабеку Алтыну — упорный пацан! Вот я и решил тебе сказать! То ли Отабек слишком часто в последнее время думал о Юре, то ли просто не верил в совпадения (да «неадекватный» и «упорный» звучали просто как его имя и фамилия!), но почему-то сразу понял, кто это по его душу приходил. — Спасибо, — коротко поблагодарил он друга. А тот снова склонился к его уху: — Шел бы ты на выход — может, пацан еще не ушел. Хотя такой скорее попробует еще раз пробраться — а Янос дважды показывать на выход не любит, ты же знаешь. Отабек знал. И не раз наблюдал. Так что благодарно сжал плечо Рокки и быстро направился к служебному входу, потом обогнул клуб… Это действительно оказался Юра. И он действительно собирался на второй заход — расхаживал перед дверями, словно тигр в клетке, и выжидал момент. «Значит, он тайно проскользнул за мной», — подумал Отабек. Как? Он хотел бы узнать. Как и не пришил ли Юра кого по дороге, а то вид у него был слишком кровожадный и взбудораженный. Плисецкий обернулся, только когда Отабек его окликнул. — Бека! Прикинь, этот дебил на анаболиках меня вышвырнул, как какого-то бомжа! Меня! — Юра зло пнул брошенную кем-то жестяную банку, она, гулко стукаясь, покатилась по дороге. — Что-то случилось? — невозмутимо спросил в ответ Отабек. Что-то ему подсказывало, что Юра не просто так решил сбежать с банкета и прийти в клуб — хотя точно знал, что по возрасту не проходит. Собственно, еще и поэтому изначально Плисецкий согласился пойти на «выставку снобов-алкоголиков» — конец цитаты, а не составить ему компанию. Юра, раздраженно ходивший вперед-назад, резко остановился — и обернулся. Волосы его коротко хлестнули по щеке желтой плетью, и взгляд его тоже был хлестким. — Если коротко: свинью за брачные пляски на предыдущем банкете отказались пускать на этот, свинопас объявил в ответ забастовку и пошел с ученичком жрать кацудон в забегаловку, я увязался следом, потому что это было меньшей пыткой, а они всю дорогу обсуждали, какая охуенная будет у них показательная, — выпалил Юра на одном дыхании. Выпалил так быстро, что Отабек ничего не понял. Хотя все равно не был уверен, что поймет, если друг повторит медленнее. — А что тебя так… возмутило? — он долго не мог найти нужного слова, а «подожгло» и «в жопу клюнуло» мало подходили в дипломатических целях. — Что?! — Юра вскипел, его щеки раскраснелись, а руки сжались в кулаки. — Их, Бека. ИХ показательная! Эти гады парное, мать их, катание устроят — и такая голубая драма на льду точно будет смотреться круче, чем мои кордебалеты от Лилии! Юра сплюнул себе под ноги. Раздражение вырывалось из него, казалось, ощутимыми горячими волнами и так кипело внутри, что Отабек не удивился бы, если б асфальт оплавился. Алтын, кстати, еще никогда не видел Юру таким зло взбудораженным. Да уж, в таком состоянии другу коньки давать нельзя... Хотя и без коньков он так полоснул Отабека взглядом, что точно должен был остаться порез. Где-то на сердце, да. Юра вдруг глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, подержал немного его внутри, словно остужая себя, — и шумно, полностью выдохнул. — Я нагнул свинку в короткой программе, но просрал произвольную; у нас сейчас счет один-один, — тихо произнес он спустя некоторое время и упрямо закончил: — Я не могу проиграть, понимаешь? Не могу. Я должен показать, что мой выбор был верен! — И тебе нужна моя помощь, да? — предположил Отабек, отчего-то немного улыбаясь. Осознавать, что он нужен, что может чем-то помочь — было приятно. Тем более — помочь Юре. Плисецкий кивнул — и вдруг резко поднял голову. Его глаза смотрели, как тогда, пять лет назад — этот взгляд нельзя было не узнать. И Отабек уже понял, что даст свое согласие. — Мы сделаем нечто более улетное, чем они. Ты же хочешь, чтобы у них всех — всех! — сорвало крышу, а? Отабек крыши рвать не хотел. Вообще, когда уезжал из Казахстана, он сначала хотел победить, потом захотел подружиться с Юрой, теперь же планировал снова начать тренировки, чтобы в следующий раз смыть позор проигрыша со своей чести… Но для Юры это было важно, а тренировки подождут один день. Так что на этот вопрос мог быть только один ответ: — Конечно. Мы же ведь друзья.***
Естественно, ни о какой поездке за город не могло идти речи. Но Отабек ее планировал, только чтобы побыть с Юрой вдвоем, а это им и так предстоит. Всю ночь. Впрочем, у Отабека и не было каких-то других мыслей, даже при невольном обдумывании раз за разом «всю ночь вдвоем с Юрой»: он настроился на дело, шел помогать… Верно, не было. Пока он не открыл дверь в зал для тренировок — и не увидел Юру, сидящего в углу и яростно кромсающего ножницами какую-то тряпку. Плисецкий был обнажен по пояс, но ниже на нем были такие обтягивающие кожаные штаны, что и одеждой-то грешно назвать. Юра весь сейчас был — сплошной грех, и Отабека начали одолевать смутные подозрения насчет темы его показательной. Дверь за собой он притворил тихо, но в зале была такая густая тишина, нарушаемая лишь чиканьем ножниц, что Юра услышал и легкий хлопок. Он отложил ножницы, легким движением поднялся на ноги — и надел тряпку, оказавшуюся майкой. «Лучше б не надевал», — неожиданно подумал Отабек, когда увидел отражение в зеркале позади Юры. Лучше б здесь не было зеркал. Сзади майка провисала до лопаток и была сплошь лоскуты — порезана щедрыми горизонтальными линиями; белая кожа маняще просвечивала сквозь черную ткань. И весь образ был такой шлюховс… порочный, что подозрения закончили одолевать Отабека и послали его в нокаут. Он слишком резко дернул молнию на куртке вниз. Стало жарко. — Это одежда, которую я купил в Барселоне, — тем временем заговорил Юра, кружась, что избушка из сказок — то передом, то задом перед зеркалом. Обернулся через плечо и спросил: — Ну как? Отабек не был сторонником матов, но — охуенно. Прилично просто не выразишься. Тем не менее, собравшись немного с мыслями, он попытался: — Будто ты дрался со львами и вышел победителем. — Отлично! — Юра самодовольно хмыкнул. Этого и добивался? По его немного вспотевшей коже было видно, что он уже продолжительное время занимался, прежде чем Отабек пришел — тому сначала надо было заскочить в номер, взять кое-что из оборудования, ведь Юра попросил создать для него композицию. Ну как попросил. «Покажи мне самое крутое, что у тебя есть, диджей!» — мало походило на просьбу… Но исполнить ее Отабеку хотелось и самому. Создать что-то такое же волнующее, крышесносное, невероятное — как и сам Юра — хотелось. Создать музыку для победителя. Чем не достижение? — Ты говорил, что еще какая-то моя помощь понадобится, кроме музыки, — напомнил Отабек, вешая куртку. Подумав, снял еще и свитер, оставшись в футболке: что-то подсказывало, сегодня он точно не замерзнет. Возможно, подсказки шли от чертей в глазах Юры. Те уже явно пригрелись, разожгли внутри Плисецкого адское пламя, и теперь один только вид его обнаженной кожи обжигал щеки. А может, Отабек просто простыл — ночи холодные, ветер, когда гонишь на мотоцикле, сильный… И Юра сильный. Вот только совсем не холодный: рука его при пожатии всегда теплая. Отабеку вдруг захотелось дотронуться до других мест (например, до спины…) — естественно, только чтобы сравнить температуру! И добить себя. — Да сущий пустяк! — отмахнулся Плисецкий. — Нужно просто выйти на лед и постоять. — Просто постоять? — Отабек скептически приподнял бровь. Они, конечно, не так давно дружили — но ему много и не надо, чтобы понять: с Юрием Плисецким никогда не бывает просто. Это всегда сложно, всегда сражение, всегда борьба. Всегда нескучно и захватывающе. Юра, уже подошедший почти вплотную, замялся, натягивая перчатки с обрезанными пальцами. А потом протянул ему правую руку. — И ты должен будешь снять мою перчатку. Это было не самым эпатажно-странным из всего, что Юра мог попросить. Хотя, безусловно, просто странным — было… Но Отабек пожал плечами и потянулся рукой. Юра почему-то отдернулся и покачал головой. — Ртом, — коротко выдохнул он, и Отабек перестал дышать. Он не ослышался? Р… ртом? Перчатка начиналась с третьей фаланги, то есть, ему придется практически полностью взять пальцы в рот… Ох-х-х. Отабек слепо зашарил позади себя рукой, нащупал балетный станок и обессиленно оперся на него. — О, вот так и стой завтра — круто смотрится! Прям я бы дал! — хохотнул Юра, явно имея в виду, что поза достаточно сексуальна… Но у Отабека теперь помимо дыхания, кажется, отказало и сердце. И он вдруг понял: Юра не шутил, обещая, что крышу снесет у всех. У Отабека, кажется, уже — хотя они еще ничего и не сделали. — Че, слабо? — Юра сузил глаза, не выдержав его долгого молчания. Это прозвучало как детский вызов. Черт, да это и было детским вызовом! Но Отабек, вздохнув, поддался — наклонился, нерешительно коснулся теплых пальцев губами, потом открыл рот, стараясь не коситься на зеркала, бесстыдно, словно в каком-то дешевом порно, отражавшие его — их — и что он творил… Все же посмотрел. Сразу захотелось сглотнуть, зубы его невольно сомкнулись на костяшке; Юра чуть вскрикнул от неожиданности, и Отабек быстро выпрямился, мечтая, чтобы это оказался всего лишь его сон. Обычный такой сон. Подобные ему снились иногда — иногда даже с Юрой… Кажется, об этом тоже не надо было вспоминать — но Юра, рассматривающий свою руку, вроде не заметил, как Отабек поправил штаны. — Ты просто делаешь все не так, — заключил Юра и опустил руку. Отабек давно понял это. Хотел победить — не попал даже в тройку. Хотел дружить — берет пальцы друга в рот и терпит стояк. Может, кто-нибудь объяснит, как нужно делать ТАК? Кто-нибудь? Например, Юра. — А покажешь, как надо? — дурея от своей смелости, спросил Отабек. Вслед за крышей сносить начало остальные части его чертогов разума, но, как говорят торнадо: гулять так гулять. Юра пожал плечами — «И что тут непонятного? Плевое дело!» — взял за руку, натянул свою перчатку, поднес к губам, облизнул их — и все это смотря в глаза, когда сам Отабек не мог оторвать взгляда от его быстро скользнувшего по губам языка. И погрузил пальцы в рот. Кажется, в этот момент кто-то вырубил свет: в глазах у Отабека потемнело; он только почувствовал, как язык влажно коснулся подушечек его пальцев, как зубы чуть царапнули ноготь указательного, одну костяшку, вторую… Юра сомкнул их на крае перчатки, резким разворотом головы рванул — и снял. — Ффоя офеледь, — невнятно пробормотал он, а потом выплюнул перчатку, вывернул и надел на руку. Снова протянул вперед: — Твоя очередь, Бека. В глазах у Отабека к тому моменту уже прояснилось, но все вокруг еще немного плыло. Сердце било в его ушах в барабаны, словно перед боем; ноги гудели, все тело горело — и тепло шло от его немного влажных пальцев. И теперь его очередь. Отабек, конечно, хотел побыть с Юрой наедине. Отабек, кажется, боялся быть с Юрой наедине. Боялся, что захочет чего-то большего, не сможет сдержаться — и конец их дружбе, точно конец… — Это всего лишь перчатка — будь проще! — Юра шутливо пихнул его в грудь. Отабек посмотрел на всего-лишь-перчатку, мысленно произнес всего-лишь-молитву — и взял эти всего-лишь-пальцы в рот. Только зажмурился. Глядеть при этом еще и в глаза Юры… слишком. Теперь было проще — он даже сразу смог подцепить зубами край неподатливой ткани; потянул, чувствуя подушечку юриного пальца, и невольно скользнул по ней языком. А потом почувствовал, как из уголка губ потекла слюна. Откуда? Отабек же мог поклясться, что в горле все пересохло! Но Юра сейчас своими просьбами, своими действиями, да и просто — собой — мог растопить лед, и Отабек, успешно забывая, что умеет плавать, учился дышать под талой водой. Рывком снять не получилось — но медленно он ее все же стянул. Успех. — Отлично! — радостно похвалил его Юра. — Вот немного потренируешься — и завтра сможешь это делать буквально за секунду! Глаза Отабека округлились — еле заметно, но все же в немом удивлении. Потренируешься. Еще раз. Точнее, не раз. Какое-то безумие! Безумие. В голове словно щелкнуло. — Кажется, я знаю, какую песню переделать для твоего выступления, — немного хриплым голосом произнес он и, порывшись в телефоне, нажал на воспроизведение. На первых же секундах Юра просиял сумасшедшей улыбкой чеширского кота. Welcome to the Madness, Отабек. Добро пожаловать в безумие.