Осенний флер

Сентябрь подкрался как всегда незаметно. Одурманенный романтикой летнего авантюризма, ты восхищаешься манящими женскими коленками, кокетливо выглядывающими из-под подолов юбок, счастливо щуришься на согревающее солнце, жадно вдыхаешь дым от костра, смешанный с аппетитным ароматом подрумяненных на шампуре сосисок, и даже не замечаешь тихой поступи осени. Просто в определенный момент дни становятся короче, небо – бледнее, а после внезапного дождя вместо какой-то детской легкости и желания нашкодить, в воздухе повисает полупрозрачный налет грусти и нехватка тепла. Даже деревья, еще далеко не начинающие желтеть, будто бы готовятся сбросить свои одежды на сырой асфальт, и как-то лениво, словно прощаясь, машут своими листьями уходящему лету. И руки вдруг начинают мерзнуть сильнее, чем обычно, будто бы заледеневая изнутри. Именно тогда ты и понимаешь – наступила осень. Еще не разыгралась яркими всполохами рыжего цвета и не разразилась разрывающим тишину громом, но уже окутала город ненавязчивым сплином, оставляя на душе горьковатое чувство утраты. Стас не может сказать, что ему нравится осень. Этот вечно завершающий летнюю свободу сезон, заменяющий чувство окрыленности и невзрослой наивности, чем-то приземленным и бытовым, чем-то совершенно скучным. Пока оптимистично настроенные девушки радостно ловят листопады, воодушевленно делая тысячи однотипных фотографий в Инстаграм, а дети радостно прыгают в «осенние сугробы» опавшей листвы, Стас лишь устало морщится, глядя на смену красок, и печально вздыхает. За ярким пестрящим разнообразием теплых оттенков и поэтическим флером осени, он видит сухие и корявые ветви в будущем голых, некрасиво облезлых деревьев, липкий холод и мерзкую слякоть. Он знает, что вскоре за противно моросящем дождем последует первый снег, моментально обращающийся в вязкую стылую грязь, а пасмурная погода окончательно вытеснит уют теплых летних вечеров, оставляя место лишь вечной спешке и угрюмым, укутанным в пальто и плащи прохожим. Именно поэтому сейчас, стоя на перроне, Стас с печальной улыбкой подставляет лицо последним, пока еще греющим лицо лучам солнца, жадно пытаясь ухватиться за ускользающее сквозь пальцы лето. Он глубоко вдыхает такой тяжёлый в сравнении с Питером родной самарский воздух и с наслаждением улавливает в нем специфический, но приятный дух поездов. Резкий запах креазота смешивается с сигаретным дымом и ароматными шлейфами духов, откуда-то вкусно тянет жареными пирожками. Стасу нравится эта особенная атмосфера. Надежды и ожидание скорого счастья здесь смешиваются с горем и разочарованием, отовсюду слышатся слова любви и заботливые напутствия, горькие слезы разлуки резко контрастируют со смехом радостной встречи - и все это сливается в красочный калейдоскоп человеческих судеб. Больше вокзалов Стас любит только до абсурда восхваленную в ванильных пабликах романтику поездов. Эти неудобные, слишком короткие койки с липкими коричневыми сиденьями, тонкие простыни, каждый раз комом сбивающиеся в ногах, дребезжащая мельхиоровая ложечка в старом подстаканнике, способная своим звоном пробудить даже мертвого, вызывают в нем чувство уюта и ностальгии, даже кажутся чем-то родным. В отличие от вечно бурчащего в поездах Игоря, постоянно недовольного слишком шумными соседями или неприятным запахом известного происхождения, Стас каждый раз с удовольствием проходит по узкому коридору, внимательно выискивая свое место и предвкушая приятную поездку. Дождавшись постельного белья, он всегда заваривает растворимый кофе, обжигая водой из неисправно работающего Титана руки, покупает у проводницы какую-нибудь шоколадку, мило улыбаясь и пытаясь задобрить местного диктатора, а после кутается в колючий плед, слишком счастливо и даже по-детски глуповато поглядывая своими глазищами на насупившегося на соседней койке Игоря. Тот все еще что-то недовольно бубнит про духоту и «противного визгливого ребенка из третьего купе», но делает это по большей мере для вида, поддерживая статус ненавистника «этого плебейского вида транспорта». На самом деле Игорь готов хоть всю жизнь провести на рельсах, лишь бы видеть такого радостного, слишком уютно улыбающегося Стаса, но, конечно, никогда в этом ему не признается. Пока тот смотрит на щербинку на оконном стекле, прямо как в одной песне представляя, что она бежит рядом с составом, Игорь смотрит на Стаса и чувствует, как его накрывает волной приторно сладкого и теплого чувства. Но в этот раз Стас ехал один – возвращался из величественного, но так и не ставшего родным Питера домой, в любимую, даже с ее загрязненным воздухом и полуметровыми ямами на дорогах, Самару. Культурная столица России очаровывала, впечатляла лепными фасадами зданий и манила обшарпанными дворами колодцами, но Стас, как он ни старался, так и не смог полюбить этот город. Наверное, все дело было в небе – в Питере оно такое низкое, что, кажется, можно чуть приподняться на носках и дотронуться до него рукой, и серое, будто готовое прямо сейчас заплакать ливнем. Питерское небо давит и пригибает к земле, ложится на плечи неподъемной ношей, словно причисляя тебя к одному из атлантов Нового Эрмитажа. Стас думает, что питерское небо – это тоже часть архитектуры города, как старинные памятники и вековые музеи. А еще Стас думает, что оно ему не нравится. Ему по душе ярко-синее небо на сломе лета, чистое и бескрайнее, зовущее к себе куда-то в высь. Но сегодня в Самаре небо тоже сереет комьями туч, постепенно заволакивающими небосвод и закрывающими солнце. Стас прощается с проводницей и, пошарив по карманам, выуживает тонкими пальцами из пачки сигарету. Зажав ее между зубов, он чиркает колесиком зажигалки и делает долгожданную затяжку. Дым приятно наполняет легкие, а тело будто расслабляется. Первые затяжки всегда самые приятные и на вкус, как долгожданная встреча. Неуверенные, пока еще редкие, капли дождя, крупные и размашистые, начинают стучать по крышам, и Стас ускоряет свой шаг, желая добраться до дома до того, как на землю обрушится ливень. Погода портится даже слишком быстро, как это обычно бывает тихими сентябрьскими вечерами, когда в один момент ты нежишься в лучах остывающего солнца, а в другой уже пытаешься скрыться от хлестких капель под автобусной остановкой, нелепо пританцовывая на месте, стараясь согреться. Холод забирается своими ледяными пальцами за шиворот, пуская по телу Стаса отнюдь не приятные мурашки, а откуда-то прилетевший ветер начинает игриво дергать березы за косы и выворачивать дамские зонтики. Стас ежится и раздраженно ведет плечами, будто бы пытаясь сбросить с себя неприятную погоду, прячет подбородок в ворот толстовки и натягивает ниже рукава, в попытке сохранить тепло. Недокуренная сигарета летит в урну, а воодушевленная прогулка превращается в соревнования на перегонки с погодой. Дождь набирает обороты, крупные капли все чаще и чаще задевают Конченкова, который по невнимательности наступает прямо в образовавшуюся в выбоине асфальта лужу. Чертыхнувшись, Стас продолжает путь уже в полностью промокшем кроссовке, расстроенный и злой на весь мир и на столь нелюбимую им осень. Ближе к дому Стас оказывается мокрым до нитки и тихо ругает себя под нос за то, что отказался от помощи Игоря – сухой и теплый салон автомобиля был бы сейчас очень кстати. Добираясь до дома, Стас тешит себя мыслью о горячем и сладком чае с лимоном, теплом одеяле и Игоре. Парень уже успел соскучиться по таким выразительным синим глазам, смотрящим с заботой и любовью, по крепким рукам, умеющим согревать в любую погоду, по столь желанным губам, способным в миг отмести на второй план даже всемирный потоп. Добравшись до нужного подъезда, Стас уже почти открывает дверь, как вдруг слышит жалобный писк, доносящийся из-за угла. Конченков прислушивается, но на улице слышен лишь шум дождя и рокот проезжающего невдалеке мотоцикла. Списав все на усталость, он снова тянется к двери, как вдруг писк повторяется – такой тоненький и неуверенный, но отчаянно зовущий на помощь. Стас закатывает глаза, поражаясь своей неразумности (ведь тепло и Игорь так близко, осталась всего пара шагов), и заглядывает за угол. Его взгляд натыкается на маленький черный комочек шерсти, забившийся в угол под небольшой выступ на стене дома, безуспешно пытающийся скрыться от ледяных капель. Печальные голубые глаза котенка жалостливо смотрят на Стаса снизу-вверх и прямо-таки просят забрать своего обладателя в дом. Котенок выглядит более чем жалко – намокшая шерсть висит спутанными комьями, сам он до невозможности тощий и костлявый, а поджатый хвост только добавляет его виду драматичности. - Что же мне с тобой делать, парень? – сам у себя спрашивает Стас, озираясь по сторонам в поисках помощи. В ответ на вопрос котенок как-то слишком осознанно, будто со знанием дела, мяукает и продолжает сверлить Стаса взглядом. Тот, не выдержав такого напора, сдается и берет котенка на руки, удобно устраивая его у себя под толстовкой, пряча от ветра и дождя. - Хорошо, сейчас я возьму тебя с собой, но это ничего не значит, мы потом подумаем, как с тобой быть, ладно?, - ласково говорит Стас, поглаживая выглядывающего из-за пазухи котенка. Тот чувствует себя вполне уверенно и теперь с любопытством поглядывает вокруг своими голубым глазами. Стас быстро преодолевает лестничные пролеты, перепрыгивая на своих длинных ногах по три ступени сразу, и в считанные минуты оказывается у двери. Пару секунд он пытается отдышаться и в который раз винит курение в плохой дыхалке, а после нажимает на кнопку звонка. За дверью раздается до рези в ушах противная трель, и котенок вздрагивает всем телом, сильнее прижимаясь к своему спасителю. Слышатся торопливые шаги, глухой удар, шипение и сдавленное ругательство, а после открывается дверь, и Стаса почти буквально сносит теплотой и уютом. Желтый свет люстры окрашивает квартиру в теплые тона, согревая морально, а с кухни тянет чем-то съестным и вполне себе вкусным. Стас поднимает глаза и сталкивается взглядом с таким родным Игорем. Тот смотрит тепло, со скрываемой радостью, слегка улыбается уголками губ, а после притягивает к себе Стаса, ласково целуя его в макушку и пряча счастливую улыбку. От Игоря пахнет ароматизированными сигаретами, специями и уютом. От Игоря пахнет домом. Стас хочет прижаться еще ближе, но сдавленным писком напоминает о себе котенок, и Игорь отстраняется, удивленно глядя на Стаса. Тот слегка пожимает плечами и улыбается как-то виновато, а из-за пазухи на Игоря тем же взглядом смотрит голубоглазое чудо. И Стас, и котенок, оба тощие, промокшие, голодные, но невероятно милые, и смотрят своими бездонными глазищами прямо в душу. Игорь не может не умилиться, но, опомнившись, наигранно закатывает глаза, вздыхает и язвительно говорит: - Ну проходите, что уж теперь, не выгнать же мне вас, заморышей, обратно в этот жестокий мир. И в этот момент последние остатки напряжения и злости на сентябрь окончательно разлетаются в стороны, позволяя Стасу с головой упасть в омут любви и заботы. Одежда быстро сменяется сухой, Стас одаривается теплым пледом, незаметно украденным со съемок шоу, и теплым чаем. Он шумно отхлёбывает обжигающий напиток и улыбается тому, как Игорь буквально читает его мысли. Котенку презентуется молоко и консервы, непонятно откуда завалявшиеся в дальнем шкафу кухни. Неожиданно выясняется, что звереныш вовсе не парень, а девочка, с аккуратным белым «воротничком» и «носочками». Пока она уже по-хозяйски осматривается в квартире, оглядывая все, как свои имения, соскучившиеся сердца наконец воссоединяются на кухне. Истории рассказываются сумбурно, чай пьется быстро, а сигареты курятся медленно, ведь губы заняты куда более интересными делами. Истосковавшись по родному человеку, Стас жадно целует столь желанные губы, глубже, сильнее, пытаясь урвать как можно больше, будто бы Игорь может раствориться в осени, рассыпаться в прах, вместе с последним опавшим листком. Игорь придерживает Конченкова за подбородок, отстраняется и чуть смеется, ласково бросая «Придурок», а после прикасается к губам парня медленно и легко, ненавязчиво и почти невесомо. Тягучий и сладкий, словно патока, поцелуй, растягивается до тех пор, пока в легких не начинает колоть от нехватки воздуха. И Стас думает, что готов бросить курить раз и на всегда, если это поможет не разрывать поцелуй как можно дольше. Оба парня будто бы чувствуют легкое покалывание на кончиках губ - это любовь искрится, от соприкосновения душ. И даже не хочется доводить все до секса – это еще обязательно успеется. Хочется просто быть рядом, согревать друг друга душевным теплом и любовью, пока за окном бушует природное ненастье. Романтическая идиллия нарушается глухим ударом и болезненным «мяу» откуда-то из-за двери. Развернувшись на стуле, Стас видит котенка, запутавшегося головой в балаклаве так, что значок, будто бы специально, расположился прямо на голове, и слепо идущего куда-то вперед, натыкаясь на дверной косяк и прочие препятствия. Это зрелище настолько умилительно и забавно одновременно, что Стас, не выдержав, начинает хихикать, прикрывая рот тыльной стороной руки. Игорь тоже присоединяется к парню, и, смеясь, уходит в комнату, мимоходом целуя Стаса куда-то в район скулы, бросая на ходу: - Короче, пиздуй ко мне под одеялко, будем нагонять упущенное. И Шанель эту свою прихвати, а то она мне тут все кроссы уссыт, сам виноват будешь. И Стас идет. Подхватывает нового питомца на руки и доносит до комнаты, где, раздевшись, забирается к Игорю. Стас прикладывает замерзшие руки и ступни к горячей коже Лаврова, на что второй дергается и шипит, но не отодвигается, а только сильнее обнимает Стаса, прижимая его к себе и передавая желанное тепло. Комнату освещает только мягкий теплый свет декоративных фонариков, еще с нового года намотанных на пустую бутылку вина. И Стасу без преувеличения кажется, что он счастлив. Потому что чем холоднее, сырее и темнее за окном, тем уютнее кажется атмосфера любви внутри маленькой самарской квартиры. С одного бока от Стаса лежит любимый человек, способный растопить даже самые стойкие ледники Антарктиды, а с другой мирно посапывает пушистый комочек доброты и благодарности. И Стасу кажется, что он вполне может полюбить осень. Ведь если лето – это время приключений и неизвестности, авантюризм в погоне за мечтой, то осень – это всегда время возвращаться. Возвращаться домой.