Countdown

Больно. Больно, больно, мне очень больно! Слёзы словно сами по себе рвутся наружу, капают на бумагу и трясущиеся бледные руки. Дыхание словно перехватило, Агеху скрутило от боли, и некоторые слова заляпало кровью. Это, скорее всего, е ё последнее письмо, адресованное в мир. Такие вскрываются только после смерти или исчезновения, при расследовании. В её случае душа улетит в Лимбо, а место займёт он – жестокий, властный, эгоистичный и злобный, социально опасный преступник. Ладка чувствует себя рыбой, которую выкинуло на берег, а после вспоминает, что это зрелище ей было отвратительно всегда. Неужели она сейчас прямо так выглядит? А, может, даже хуже? Ногтями полоснули по горлу. Она считала, что замена души – совершенно безболезненное действо. Пожалуйста, кто-нибудь! Спасите, спасите, спасите, спасите! Меня от самой себя! Мне страшно, страшно, страшно, очень-очень-очень страшно! Мысли скомканы, истеричны. Потоком поражённое смертельной болезнью сознание льётся на бумагу, чернилами отпечатываясь там навечно. Я его слишком, слишком, очень-очень сильно люблю и боюсь, пожалуйста, кто-нибудь, остановите меня, спасите от саморазрушения! Это странное чувство, такая любовь. Она отдаёт своё тело, свою личность ради… ради Чернильного Принца, прикосновения которого губят. Агеха заберёт его боль себе, весь яд, чтобы Наарган не страдал. Раствориться в ком-то, стать с кем-то единым целым – это любовь. Она требует жертв, и Ладка готова на это. Ладка смирилась давно уже со своим положением, ведь она устала бороться против мира. Слабая и жалкая, словно рыба, выбросившаяся на берег в попытках уйти от преследователя, глупая и ничтожная, отвратительная, никому не нужная. Виноватая во всех своих бедах, не имеющая ничего за душой. Да и та уже принадлежит иному. Тело уже неподвластно ей. Она всё больше отдаляется от него. Мир ужасен, думает Ладка, с трудом вставая со стула, однако в ту же секунду падает на колени. Мир несправедлив, отвратителен и полон гадости, полон моментов, после которых хочется приобрести верёвку и мыло. Слёзы стекают по щекам и вперемешку с кровью изо рта капают на пол. Больно, очень больно. Ликуй, Наарган. Я действительно теперь соответствую твоему идеалу: сломленная, разбитая, слабая, смирившаяся. Даже имя сейчас соответствует. Слышишь? Ты выиграл. Чего ожидаешь? Что-то холодное касается её щёк, смахивая слёзы. Ладка не видит – в глазах стоит плотная туманная завеса – однако ей и не требуется, она знает, что это сам Король. Наслаждается триумфом. Однако, в душе уже почти живого юноши борются два противоположных чувства: садистская радость и разочарование. Он был так очарован волей девушки и так мечтал сломить её, ну так теперь она у его ног, а он не может полностью насладится зрелищем. Достигнув идеала, ты начинаешь умирать от скуки. Да, цель достигнута, но какой в этом был смысл? С кем теперь ему общаться по ночам и не чувствовать себя одиноким? Кого подкалывать во время путешествий, с кем делиться сокровенными мыслями, м? У него есть идея. Ладка просто не сможет отказаться, даже в смирении она попытается ухватиться за спасительную для себя нить. — Эй, милая… Я могу помочь тебе. Последний акт милосердия от меня в знак уважения твоей выдержки. – юноша поглаживал девушку по волосам. – Ты меня слышишь? Агеха лишь рассеяно кивнула. — Это хорошо. Тогда слушай. Мы можем слиться воедино. Появится иная личность, смесь нас. Это может спасти тебя частично. Хочешь этого? Конечно, хочет. Это очень выгодное предложение, все будут только в выигрыше. Наарган переплёл свои пальцы с бледными, дрожащими девушки. И последний раз глянул в её глаза, словно пытаясь запечатлеть этот момент в своей памяти. Если мечты не сбываются, то почему бы не сделать вид? — Теперь терпи. Будет больно. — Б… Боль… нее… уже… некуда, кха-кха! – девушка еле-еле смогла выдавить улыбку. Туман уже полностью застилал сознание. Эта боль была намного хуже. Кости словно выкручивало, мышцы дико сводило, а кровавой рвоты было так много, что девушке казалось, что её топят в море крови. Даже кричать было больно – выходил лишь сдавленный хрип. Дышать всё труднее, а движения выходили слишком неуклюжие, медленные, рука с трудом дотянулась до подушки. Всё теперь было ало-чёрным, словно Агеха решила разукрасить киноварью и чернилами комнату. Туман становился всё плотнее и плотнее, а комната всё размытее и размытее, темнела. Всё кружилось, боль становилась сильнее, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, и всем мучениям придёт конец. Последним, что русая чётко видела, было лицо Нааргана, как-то слишком по-доброму улыбающееся. Тело лежало в не очень-то естественной и ни разу не удобной позе ещё несколько минут, пока веки наконец не приоткрылись. Каждое движение отдавалось острой болью, однако подняться удалось. Первым делом надо было умыться, желательно с мылом. Вода была красная и мутная из-за мыла, впрочем, это уже не имело значения. В зеркале отражалась девушка с синими-синими глазами. Самые восхитительные полностью лгут. — Так наивно было с твоей стороны доверять мне… Неужели, ты правда думала, что я действительно стану помогать тебе? – садистская усмешка заиграла на губах. Наарган был теперь полностью удовлетворён собой. Он съел её душу, имя, личность, присвоил себе тело, подарив ей надежду и тут же отняв. Теперь всё точно на своих местах.