Baby, We Could Be Enough

Гарри в порядке. Он в порядке, правда. Он был в порядке, когда он впервые встретил парня Луи, когда Томлинсон прижался к нему и хихикнул на ушко, пока Гарри стоял, неловко шаркая ногами. Он был в порядке, когда впервые услышал звонок Луи, и тот сказал, что это его парень. Он был в полном порядке шесть месяцев спустя, когда Луи сказал ему, что он уезжает и будет жить с Парнем, взволнованно подпрыгивая, широко улыбаясь. В тот вечер он был в полном порядке, когда он сидел у края кровати, обхватив голову руками, молча проклиная себя за то, что не сказал Луи прежде, чем это случилось. И Лиам даже сказал ему, что это случится, если он не вырастит пару гребаных яиц. Но каждый раз, когда он, наконец, готов это сделать, наконец, готов рассказать Луи, что он чувствует все эти годы, он сомневается. Он сомневается, что Луи ответит взаимностью. Луи настолько полностью и трагически не его уровня. Все в нем прекрасно, идеально, красиво. Его волосы, глаза, улыбка, скулы, нос, тело и Гарри мог написать целую книгу, в частности, о его личности, его хихиканье, его нервных привычках. Но Гарри в порядке. Он принял решение продолжать жить и игнорировать это, и это работает довольно хорошо. Кроме того, что это не работает вообще. Каждую ночь, когда он возвращался с работы домой, оглушающая тишина пустого дома ударяла его прямо в грудь, и он удивлялся — почему она не болит. Но тогда он замечал фото в рамке его и Луи, когда им было 18, висевшую на стене рядом с входной дверью. Луи прижался к нему, лежа на покрывале на траве на концерте Script, целуя его в щеку, в место, где была ямочка. В тот день он собирался сказать Луи, что любит его. Он не знает, почему он не сказал, слова просто не вышли из его рта. Он хотел держать Луи за его маленькую талию и сказать ему все, что он держал в себе, все еще держит в себе. И когда он провожал Луи до дома той ночью, он заметил, что Томмо обнимал его чуть дольше обычного, и он определенно заметил, когда Луи стоял в его обьятиях и смотрел ему в глаза, поэтому он застыл. Он замер, неловко бормоча о возвращении домой, споткнулся о свою машину и уехал.Оставив Луи одного на крыльце своего дома, смотря на него, уезжая, и когда его взгляд скользнул в зеркало заднего вида, он увидел, как Луи держался за локти, опустив голову, что выглядело как стыд, он поклялся, что никогда не простит себя. Спустя пять лет и одно разбитое сердце, он все еще не может простить. Поэтому он налил себе в чашку чай, сбросил с себя одежду, ложась в постель и жалея себя. Он думал о той ночи, думал с блеском в глазах, что, может быть, Луи чувствует то же самое. Почему еще он так поступил? Но блеск вскоре превратился в слезы, когда он понял, что эта ночь была пять гребанных лет назад, и даже если бы Луи чувствовал то же самое, это закончилось, и он с кем-то другим. И так будет, каждую чертову ночь. Но проект Нездорового Избежания Проблем перешёл в ярость, когда Луи появился в дверях Стайлса очень рано*, плача и дрожа. — Лу? — Гарри потер глаза кулачками, отгоняя сон, тут же заталкивая Луи в дом, и закрывая дверь. — Что случилось? Луи икнул и обнял себя, смотря вниз на свои маленькие ноги. — Кэм ударил меня. Гарри почувствовал, как похолодела кровь. — Что? — он выплюнул это, словно яд, потому что какой нормальный человек причинит Луи боль? Сладкому, умному, красивому Луи. Луи, который делает Гарри чай, когда он болеет, или убеждается, что он кушает. Луи, который расчесывает волосы Стайлсу и красит ему ногти. Его Луи. Луи поморщился и снова посмотрел на него. — Кэм ударил меня, — снова заговорил он, всхлипывая. — Поэтому я ушел, — прошептал он, снова опустив глаза. — Я не знал, куда идти, так что, — он пожал плечами. — я пришел сюда. Гарри почувствовал, будто у него выбили весь воздух, и инстинктивно обнял Луи. — Лу… — прошептал он ему в волосы, обнимая его за талию, когда маленький мальчик спрятался в нем. — Я не знаю, что случилось, мы начали ссориться, потому что он спросил меня, почему я меняюсь. Но, Хаз… Я не счастлив. Он не делает меня счастливым, и я не знал, что делать, поэтому я сказал ему правду, — его голос был слабым, когда он уткнулся в шею Гарри, прижав одну руку к груди более высокого мальчика. — И он просто… он так разозлился так быстро. Я никогда… я не… — он остановился, икая. Гарри сжал руки и потер его спину. — Тшшш, все в порядке. Тебе не нужно говорить сейчас, — успокаивал он. — Но тебе нужно сказать, где он тебя ударил. Луи кивнул и осторожно отодвинулся от Гарри. Он глубоко вдохнул, и стянул с себя куртку, бросая ее на спинку дивана и встал перед Гарри в футболке и штанах. — Ох… — выдохнул Гарри, мягко поднимая руку Луи, чтобы поближе рассмотреть пальцевидные синяки, покрывающие кожу. — Он схватил меня там, — тихо сказал Луи. — Потом он ударил меня. Взгляд Гарри переметнулся на лицо Луи, видя только покраснение на его правой щечке. — На твоем лице все не так уж и плохо, Лу, — он снова посмотрел на руку. Луи закрыл глаза. — Я такой идиот. Гарри отпустил руку и обхватил руками личико Луи, осторожно касаясь там, где Кэм ударил его. — Луи, ты не идиот, — тихо сказал он, глядя в глаза Луи. — Я идиот. Луи нахмурился. — Гарри… — Нет, нет, я идиот, — убеждал он, поглаживая скулы Луи большими пальцами. — Я тебя отпускаю. Луи ничего не сказал, только испуганно уставился на Гарри. Он действительно собирался это сделать? Он собирается рассказать Луи, что он скрывал от него, что он хранил с того момента, когда им было 18, они просто повзрослели, просто узнали, кто они. Увидев Луи таким, видя, что с ним плохо обращаются, в объятиях кого-то, кто кто не был Гарри, потрясло его и подбросило с постели. Он нуждается в Луи, нуждается в нем, как в воздухе, и он не будет здесь всегда. Это жизнь дает Гарри еще один шанс, и Гарри берет его. — Я люблю тебя. Слова вышли на удивление сильные, учитывая, насколько Гарри почувствовал, что он может потерять сознание, но он продолжает. — Я люблю тебя, но не так, как люблю Джемму, или как я люблю мальчиков. — он поднимает одну из маленьких рук Луи и кладет ее на свое сердце. — Мне очень жаль, — шепчет он, держась за Луи. — Мне жаль, что я не сказал тебе, я должен был, но, Лу, ты такой удивительный. Ты прекрасен во всех отношениях, на каждом уровне, я не думаю, что это имеет значение, что я чувствовал. Слова повисли в воздухе, и Гарри почувствовал панику в горле, когда Луи молчал. — Пожалуйста, — шепчет он, со слезами на глазах, когда ладонь все еще на лице Луи ласкает мягкую кожу. — Скажи что-нибудь. Луи молча смотрел на него, и он выглядел, как олененок, пойманный в фарах, пока он не засмеялся. Он рассмеялся вслух, один смешок за смешком превратился в хихиканье, и Гарри захотелось умереть. Луи смеется над ним. Он наконец высказал все, и над ним смеются. Он идиот, абсолютный неуклюжий придурок, думающий, что Луи чертов Томлинсон, испытывает к нему какие-то чувства. Он думает о том, чтобы бросить это, позаботиться о Луи и позволить ему спать в постели Гарри, пока он будет лежать на диване без сна и молиться, что он все забудет. Он собирается сделать это до тех пор, пока не заметил, что из голубых глаз Луи начинают течь слезы. Он чувствует, как руки Томлинсона обнимают его за шею и крепко сжимают его, поэтому Гарри обнимает его также крепко. Луи плачет и смеется, обволакивает Гарри всем телом, пока более высокий мальчик не садится посреди пола, чтобы Луи мог оседлать его. — Я тоже тебя люблю. Я тебя люблю, я тебя люблю, — отчаянно бормочет Луи Гарри в плечо, отстраняясь и сталкиваясь губами. Гарри тут же отвечает на поцелуй, удерживая Луи и позволяя слезам стекать по щекам, переполненный чувством ЛуиЛуиЛуи. Первый поцелуй был всем, чем должен был быть первый поцелуй, полный любви, страсти и отчаяния. Они улыбнулись друг другу в губы, тихонько посмеиваясь, когда их зубы случайно столкнулись. Они оба плакали, и Луи все еще хихикал между поцелуями, и это было красиво и смешно, и они все еще были в чертовой комнате Гарри. Через несколько минут они отстранились друг от друга, целуя руки друг друга, соприкасаясь лбами и нежно потираясь носиками. Луи заговорил первым. — Ты идиот Гарри Стайлс, — говорит он с усмешкой. — Почему ты не сказал мне? Гарри усмехнулся и вытер слезы с лица Луи. — Не знал как. Луи усмехнулся и покачал головой, наклонившись и поцеловав Гарри в щечку. Несколько секунд они так не двигались, пока Гарри не понял что-то. — Ух ты, погоди, погоди, — сказал он, — ты тоже меня любишь. — Мы это поняли. — Нет. Почему ты не сказал мне? — Потому что ты оставил меня одного на крыльце, чтобы плакать на коленях матери по твоему немому лицу, — недоверчиво сказал Луи, с игривой улыбкой на губах. Гарри усмехнулся. — Значит, только из-за моего лица? — И твои кудряшки, — Луи потянул за локон. А может твое все. Гарри сдержанно улыбнулся ему, поглаживая руки Луи. Улыбка исчезла, и они мягко столкнулись лбами. — Прости, я хотел сказать тебе в ту ночь. Прости меня. Луи покачал головой, положив обе руки на щеки Гарри. Они молчали, глядя друг на друга, пока Луи не прошептал в губы Гарри. — Значит, мы оба очень большие идиоты. Гарри тихо вздыхает, поднимая руку и запрявляя волосы Луи за ушко. — Кэм — идиот. Луи угукнул и тихонько поцеловал Гарри. — Кэм не имеет значения. Я люблю тебя. Гарри снова поцеловал его. - В ту ночь Гарри целовал синяки на руке Луи, пока они занимались любовью, смывая годы, которые так больно разъединялись мыслями вслух и мягкими касаниями. 'Я тебя люблю' вдавленными в простыни с переплетенными руками, негласно обещая вечность. Это навсегда наступило раньше, чем через два года после того, как они переехали в большой дом вместе, а Гарри кружил Луи по кухне, подпевая Фрэнку Синатре. И через год после этого, когда Гарри встал на одно колено на день рождения Луи. И через шесть месяцев, когда они танцевали на своей свадьбе, шептались о ребенке. И три года спустя, когда они впервые привезли домой свою дочь. Поэтому, да, Гарри в порядке, и он всегда будет, пока у него есть Луи.