***
сокджин ставит миску рядом с ноутбуком юнги и мягко подталкивает крышку, молча говоря парню спасать то, над чем он работает, прежде чем ноутбук захлопнут. у него был строгий запрет на работу за обеденным столом. юнги пытался следовать правилам как мог, но в итоге многое виновато доедал в комнате. — если ты всё не съешь, я выставлю тебя из квартиры, — с напыщенной суровостью говорит сокджин. они оба знают, что он слишком милый, чтобы воплотить угрозы в жизнь. (и кроме того, юнги платит большую часть аренды. по крайней мере, он хорош в зарабатывании денег.) — если я растолстею, виноват ты, — наверное, в сотый раз повторяет юнги. — отлично. станешь потолще, будешь менее суровым. всё на благо людей вокруг. сокджин сжимает одной рукой соседа за талию, и щеки юнги немедленно пылают малиновым, сам он сгибается и пялится в миску напротив, словно та может предсказать его будущее. в итоге он решает, что ему очень нравится, когда сокджин так трогает его. — к тому же это мило, — обыденно заявляет он, словно в этом ничего такого, словно это не заставит сердце юнги выскочить, разорвав грудную клетку. наверно, для него это ничего. — когда ты не ешь, становишься костлявым и можешь использовать локти как оружие, а это нечестно. моя точка зрения заключается в том, что тебе стоит перестать ныть и уже начинать есть. юнги ест, как ему велено, потому что (даже если сокджин не знает) он ему беспрекословно подвластен. отлично. конечно же это отлично. все, что делает сокджин, выходит отлично. он смотрит на сокджина напротив, который легко говорит о чем-то незначительном. юнги теряется, задерживая взгляд на прекрасных пухлых губах джина, составляющих гласные, согласные и бог весть что еще. затем, конечно, он чувствует себя виноватым за то, что не обращал внимание; вина растёт, как снежный ком, на уборку которого сокджину приходится тратить всё своё время. юнги лениво помешивает суп и пялится на сокджина, на самом деле не видя его. сокджин замечает. он всегда замечает. узел вины стягивает желудок еще крепче. — что случилось, юнги? — мягко спрашивает джин, опираясь локтями на стол. — ты какой-то тихий… тише, чем обычно. до сих пор чувствуешь усталость? — неа. да. не знаю, я всегда уставший. — может, если ты будешь ночью спать… — я не могу работать, когда светит солнце, — перебивает юнги тихо, но твердо. — мне приходится не спать всю ночь. это… это непросто, как для тебя. я не могу сам следить за режимом для здорового сна, регулярно есть и ходить в душ, вообще быть, черт возьми, долбанным взрослым. я не знаю, почему, и… наверно, я сожалею. — ты сожалеешь? — сожалею. ты всегда словно должен заботиться обо мне и опекать. словно ты, черт побери, моя мамочка или что-то вроде того. — я не чувствую, словно должен заботиться о тебе. — но юнги знает сокджина лучше, чем кого-либо на этой планете, и он точно может сказать, когда сокджин врет: он склоняет голову, расширяет глаза, словно пытается всех вокруг убедить в собственной невиновности. юнги резко сглатывает и встает из-за стола, бросая миску в раковину. — я собираюсь к намджуну. — не надо, — сокджин следует за ним. конечно он следует за ним, — я знаю, каково это. что я говорил? юнги коротко пожимает плечами и хватает куртку со стула, прежде чем направиться к выходу. сокджин неотступно следует, наступая на пятки. — юнги, пожалуйста… — я постоянно чувствую себя гигантской ношей. возможно, я бы не смог выжить без тебя, поэтому и чувствую себя таким жалким. мне плохо, потому что я не делаю ничего взамен. что, что я делаю? плачу за квартиру? ты прав. мне нужно взять себя в руки. — я к намджуну. вернусь через пару часов, наверно. — юнги, нет. юнги смотрит вниз, сначала на милые изогнутые пальцы, плотно сжимающие его запястье, затем на сокджина. у него легко дрожат губы, так что только хорошо знакомый с его лицом, как юнги, смог бы заметить эту дрожь. юнги изучил лицо джина, знает его наизусть и может сказать, когда ему больно. — юнги, не уходи к намджуну, прошу. прости, если ты… чувствуешь себя тяжёлой ношей, но это не так. ты никогда не был ею. и я забочусь о тебе, потому что я… мне нравится. мне нравится быть уверенным, что ты в безопасности. просто не уходи к намджуну. ненавижу, когда ты это делаешь, прошу. пауза. — пожалуйста, — ломаным голосом повторяет он. — я знаю, что это, я же не глупый. ненавижу, я ненавижу, каким ты возвращаешься от намджуна. прошу, просто… просто останься. останься. ладно? его рука каким-то образом спустилась от запястья к ладони, его милые изогнутые пальцы, которыми так часто восхищался юнги, сплетаются с его пальцами. — хорошо? — снова спрашивает, сжимая его руку. юнги жует сухую нижнюю губу. губы сокджина не бывают сухими, у него есть гигиеническая помада, как у каждого нормального человека. юнги знает слишком много о его губах. — я не знаю… просто не ходи к намджуну. или позже, но без меня. мы можем посмотреть фильм или что-нибудь еще. «на куски»? * ты же любишь «на куски», верно? я хочу помочь, прошу, юнги, — мягко повторяет он, ближе притягивая за руку. это происходит слишком быстро: лицо юнги на груди сокджина, и это пока всё, что он может почувствовать и увидеть, оставаясь бесчувственным ко всему, кроме розовой рубашки и теплой ванильной кожи. юнги забывает, как двигать руками, они безвольно опускаются по бокам, но всё в порядке — и здесь сокджин действует за двоих, как делал всегда. он крепко обхватывает юнги, держит, словно тот — разбитая ваза, а он пытается склеить его по кусочкам. — я не думаю, что хотя бы немного был хорошим, — в грудь признается он. — знаю, — это должно звучать грубо, но от сокджина вовсе не так. — все хорошо. в смысле, не хорошо, но… посмотри, мне жаль, что я заставлял тебя чувствовать так погано. я знаю, как тебе сложно, даже не всегда понимая причину. и я не должен притворяться, что понимаю. я знаю, что ты не ленивый, хорошо? я просто так о тебе беспокоюсь, а ты знаешь, как все летит из рук вон, если я волнуюсь. — ага, — тихо соглашается юнги. — это было жестоко. — я буду работать над этим, а ты постараешься хотя бы один час хорошенько высыпаться? — теплые руки сокджина выводят круги у него на спине, и оттого трудно сосредоточиться на сказанном. юнги оседает в объятьях и кивает. — ты всё ещё собираешься к намджуну? — в голосе звучит что-то схожее с нервозностью и страхом. — я не должен был отговаривать тебя. я же тебе не мама. я только… боялся, что ты не вернёшься. ты был таким злым. — злым? я никогда не злился на тебя, ты знаешь, — юнги до сих пор ощущает себя лавовой лампой с пузырьками парафина внутри, особенно после того, как пальцы сокджина залезли под подол рубашки, слегка поглаживая спину, вверх-вниз. юнги смотрит на него, опустив подбородок джину на грудь. — давай посмотрим «на куски», — говорит юнги. предложение мира и извинения. пальцы джина всё ещё на месте, и он кивает с понимающей улыбкой. — давай, — соглашается, а юнги в миллионый раз спрашивает, за что ему так невероятно повезло.***
— я не суетился вокруг, потому что «казалось», словно я «обязан», — вдруг говорит сокджин. юнги плотно прижимается к его боку. на середине шоу сокджин закидывает руку на него, и тот забывает, как дышать. юнги взглядом призывает продолжить. — ты знаешь, мне это нравится. да и не буду я такого делать, если мне не нравится. даже если бы ты мог сам о себе позаботиться, всё равно продолжил бы кормить и придираться… не знаю. мне нравится заботиться о тебе. — ну, — тихо начал он, — мне, вроде как, нравится, когда ты суетишься вокруг. и я не ел растворимую лапшу несколько месяцев благодаря тебе… я понимаю, сколько тебе приходится выносить. сокджин в ответ закатывает глаза (и когда он перестанет?) и аккуратно берёт лицо юнги в руки, сжимает его щёки длинными пальцами, так что юнги вынужден смотреть точно на него. — слушай меня. ты никогда, никогда не был обузой. мне хочется, чтобы ты больше беспокоился о себе, но ты никогда не обременял меня. мне хочется видеть тебя счастливым, здоровым и невредимым. хорошо? — его голос мрачнеет с каждым словом. — я докажу тебе, если надо. ты много значишь для меня, юнги. ты беспокоишься обо мне, даже если это не та забота, что у меня. — я не… — ты действительно хочешь, чтобы я перечислил всё? отлично. ты всегда выключаешь компьютер, как только я ложусь в кровать, потому что знаешь, как свет мешает мне уснуть. даже если ты был занят чем-то важным. грел ужин, перед тем как я вернусь с работы, а потом прятался в нашей комнате и притворялся, будто ничего не делал. а, ещё помнишь, как ты смотрел уроки по массажу, потому что мне приходится весь день стоять на работе… — понял, — перебивает раскрасневшийся юнги. это последнее было сделано больше для своей выгоды. тогда он положил руки на голую спину сокджина на десять восхитительных минут, пока парень не уснул. потом юнги позволил себе коснуться его пальцев и трогать спину джина, изучать, потому что стоило юнги коснуться чувствительных мест, как он сонно издавал довольные звуки. это был отличный день. — понял? я не хочу, чтобы ты так говорил, лишь бы заткнуть меня… — серьёзно. я понял. теперь можешь отпустить моё лицо. — перестань меня перебивать, малыш, — сокджин ложно раздражается, но щёки юнги отпускает.***
— юнги? — сокджин шепчет в темноту комнаты. юнги вяло оживает. проснулся, но не до конца. голос сокджина немного помог очнуться. — да? — тихо спрашивает, приподнимаясь на локте, чтобы разглядеть силуэт джина в темноте. тот громко вздыхает, и юнги различает шелест ткани. — не обращай внимания. прости, я просто… проверяю. — проверяешь что? сокджин так колеблется, что юнги может расслышать только «мог бы ты?..». у него не хватает решимости закончить, и юнги приходит понимание: сокджин просит не первый раз. — да. да, конечно, — он выбирается из жаркого самодельного кокона одеял и идёт по ковру к соседней кровати. сокджин широкий в плечах и высокий, кровать едва подходит ему, но юнги-то маленький и точно не против, если его крепко сожмут. сокджин придерживает одеяло, пока юнги проскальзывает к нему в постель, а затем укрывает их вдвоём, возится. — что случилось? — сокджин всегда суетится, когда расстроен. — плохой сон, да? — хуже, — признается он. — просто хотел убедиться, что ты здесь. — где же мне ещё быть, тупица, — юнги легко подразнивает парня, тыкая в живот. — ты умер. в моём сне, — добавляет он, глуша голос в подушке. юнги только с трудом может различить очертания лица. — это нормально, у каждого бывают сны, где умирают любимые, но это было невероятно. невыносимо ужасно, потому что я допустил ошибку. это моя вина. точно, я чувствую, что виноват. голос строгий, словно он пытается совладать с собой. юнги только представляет, насколько был ужасен тот сон, и лишь крохотная часть его сознания задерживается на факте: сокджин назвал его любимым. — ты убил меня, типа того? этого никогда не произойдёт, сокджин, ты слишком… — юнги не заканчивает предложение. «слишком милый» так и остаётся несказанным. — нет! нет. о господи, нет. скорее, я затеял драку или что-то подобное, может, это ты начал… но… я потерял самообладание, и ты ушёл к намджуну и не вернулся. тогда сон словно прервался, а затем я оказался в морге и опознавал твоё тело. авария или что-то похожее. понятия не имею, — он говорил отрывисто. подушка с конца стала сырой, и юнги показалось, будто сокджин плачет, плачет слишком тихо и скрытно, потому незаметно. юнги вслепую подтянулся и ткнулся джину в щёку. конечно, она была влажной от слёз. — всё в порядке, джинни, — быстро говорит юнги, начиная паниковать, ведь он не способен на утешения, особенно словесные. — я же здесь, рядом, видишь? ты просил меня остаться? во сне. — да, — выдыхает он. — кажется. — точно, вот видишь. я никогда не оставлю тебя, если ты скажешь остаться, — убеждает юнги, на ощупь стирая пальцем слезы. — но сегодня, когда мы спорили, ты почти ушёл… что если бы всё кончилось, как во сне. — но я не ушёл. и такого не случится. я ведь слишком ленив, чтобы умереть, джинни, — юнги редко так его называет: одно имя заставляет бабочек в груди трепыхаться, а джина — улыбнуться, потому что оно звучит забавно и нелепо. — верно. ты нас всех переживёшь, — сил хватает на жалкий смешок. хоть что-то для начала. — я никогда не прощу себя, если по моей вине с тобой что-то произойдёт. так что не делай глупостей. — когда я делал их? — я смогу перечислить последние сорок восемь глупостей, которые сразу всплывают в голове, — и, наконец, сокджин в порядке. он так горяч и холоден, юнги отнимает руку от щеки и переворачивается; теперь он хотя бы уверен, что в ближайшее время у сокджина не случится нервный срыв. к удивлению, сокджин не отпускает его. — ты упадёшь с кровати, — бормочет он, оборачивая руки вокруг и твердо скрепляя на животе. прикосновения сквозь тонкую футболку распаляют на коже крошечные пожары — юнги целую минуту благодарит бога, что повёрнут спиной к сокджину, а не лицом. благодарит бога усерднее, когда сокджин притягивает его ближе, и он оказывается стиснут в объятьях, прижимаясь вплотную к груди. они оба благодарны всевышним за то, что лежат обнявшись, что происходило только в слащавых и вольных снах юнги. ты должен сказать ему. эта мысль приходит к нему минимум дважды в день, обычно, когда сокджин прикасается к нему, и эти прикосновения можно считать большим, чем просто платонической любовью. он не расстроится. а если расстроится, то юнги потеряет лучшее, что есть в жизни. скажи ему. сокджин горячо дышит на ухо, и юнги воображает, как отклоняется назад, чтобы губы коснулись самого кончика. внезапно это становится настолько невыносимым, невозможным хранить эти секреты. однажды всё всплывёт, юнги наконец сможет перестать мучиться этими тайнами. сможет двигаться дальше. — юнги? — сокджин говорит ровно вместе с тем, как юнги произносит «сокджин» — ой, ты можешь… говори первым. — нет, — начинает юнги, но если он не сделает этого сейчас, то никогда не сделает. он просчитывает, как обернуться в кольце рук, но уже сомневается, хватит ли ему самообладания воздержаться от поцелуя. — окей, хм, я, на самом деле, не знаю, как сказать такое, потому что это не отстойная подростковая киношка про любовь. ну, со смехотворными страданиями. помнишь, я говорил тебе, что би? сокджин смеётся. — да, ты слово в слово прочитал в вики, как признаться друзьям, но оказался слишком ленив для советов и сказал тогда: «хер с ним, я бисексуал, теперь мы можем пообедать?» это я помню. — да, ладно. так вот, я не собирался устраивать каминг аут, потому что, на самом деле, это не имеет значения? так вот. до этого я… ни к кому ничего не испытывал. романтические чувства, или что-то такое… но у меня возникла сумасшедшая мысль: если я расскажу тебе, что мне нравятся и парни, — он берёт паузу, чтобы облизать губы. никогда прежде ему его горло не было таким сухим. — то ты скажешь в ответ: «здорово, я влюбился в тебя, давай выйдем замуж». или что-то в таком роде. потому что я… очень сильно люблю тебя. до сих пор, если честно. так что поступай, как знаешь. просто, говорю как есть, — он закрывает глаза и ждёт неизбежной неловкости. сокджин, конечно же, больше никогда не пустит его в свою кровать. — боже, — говорит он. — ты говоришь так медленно, а я ждал, пока ты закончишь, чтобы сказать, как люблю тебя. невероятно. юнги замирает. — ладно, — он оборачивается медленно, — мне нужно, чтобы ты повторил это ещё раз. — я тоже тебя люблю, — повторяет он, а юнги никогда не испытывал большего напряжения, в данный момент схожего с аневризмой; оно наверняка похоже на это. в голове гудит сирена, предупреждающая, что скоро его нервы перегорят. — не как друга. это значит «я хочу долго целоваться с тобой». ты это хотел сказать, верно? — ох, я не ожидал такого. к черту тебя, сокджин, почему ты не сказал об этом два года назад? — он нежно держит руку на чужой груди, улыбается, по-детски оголяя десны. — осознал только четыре месяца назад. полагаю, был влюблен в тебя несколько лет, просто мой мозг долго обрабатывал информацию. лучше поздно, чем никогда, верно? юнги стучит кулаком по матрасу. — дерьмо. я мог бы целовать тебя уже целый год. — тогда мы можем наверстывать упущенное, — предлагает он. — прямо сейчас. юнги пылает ярко-красным, и это наверняка заметно в темноте. сокджин берёт дело в свои руки, и благодарит бога, потому что юнги в данный момент абсолютно бесполезен, не думал, что зайдёт так далеко. джин начинает медленно, сжимая футболку юнги, аккуратно поддевая за край, так что у него мурашки по коже от возбуждения. пальцами обводит бедро, гладит, оставляет на щеке нежный поцелуй. это немного наивно, но именно так, как хотел юнги. — я много думал, каково целовать тебя в щёку, — признается сокджин, губами касаясь уха: это слишком хаотично и неловко, чтобы быть преднамеренным. — мило и мягко, как и весь ты. — прошло пять минут, а ты уже превращаешься в настоящего гея, — бормочет юнги, разрываясь от чувств, когда рука сокджина движется дальше. сначала он выводит круги на спине, гладит, после скребёт пятернёй по рёбрам. — обещаю, будет только хуже, — сокджин ласково целует нежный изгиб челюсти, легко касается зубами кожи, прежде чем оторваться. — хватит играть в игры и поцелуй уже, — шепчет юнги, подскакивая, когда рука оказывается на груди и замирает. — ты что, в сарае родился? — шутливо одёргивает. — где твои манеры? — пожалуйста, поцелуй меня, джинни. это срабатывает. юнги точно знает, он попал в цель. сокджин выдыхает, словно по телу прошёл электрический заряд. юнги не преувеличивает, когда чувствует, что мир остановился. сокджин улыбается, прижимаясь губами к его губам; они теплые и нежные, объёмные и ласковые, и целует невинно, словно они подростки и боятся всезнающих родителей; с закрытым ртом и целомудренно, но до смешного увлеченно. юнги немного перенимает инициативу, и уже сокджин подхватывает темп, двигаясь синхронно и открывая ему новый мир, до этого доступный юнги лишь в мечтах. сладко, нежно, страстно заботливо и просто немного неловко, как и сам сокджин — как и представлял юнги. юнги отстраняется первым: хотя это даётся с трудом, ему необходимо ещё кое-что сделать. сокджин крепко сжимает его талию, а юнги встаёт с кровати и оказывается перед ним, уверенно усаживаясь на бёдра. — я могу быть самостоятельным, — объясняет юнги, склоняясь, чтобы снова поцеловать джина. двумя прекрасными руками его все ещё сдерживают за бока, заворачивая рубашку и обнажая светлую грудь. — прекрасный вид, — замечает сокджин. — привыкай, — говорит юнги, извиваясь под ловкими пальцами, блуждающими по телу. — потому что я отказываюсь двигаться, пока не получу все поцелуи, которые так давно могли стать моими, знай я о твоей ориентации раньше. — звучит отлично. давай приступим. факт: ким сокджин идеален. факт: мин юнги — нет. но, возможно, он понимает, когда сокджин примыкает с поцелуями к его шее, юнги никогда и не должен быть идеальным. он просто должен быть самостоятельным.